Глупо спать сейчас. Она, нагая, наслаждаясь теплом южной ночи, подошла к раскрытому окну, облокотилась на подоконник.
Пляж был совершенно пуст. Ещё бы, в три часа ночи. Полная Луна заливала своим светом прибрежный песок, ряды отельных шезлонгов и зонтиков, манила дорожкой на водной глади. Нежный морской воздух окутал молодое тело, «Маргарита» слегка кружила голову.
— Окунуться бы разочек, завтра будет не до этого!
Она накинула парео, вышла из отельного домика и поспешила к морю. Босые ноги при каждом шаге тонули в мягком песке, ночной бриз подгонял, игриво путаясь в волосах.
У воды она оглянулась на домики. Ни в одном из них не было света — все спят, утомленные жарким днём, активным отдыхом и горячей вечеринкой. Убедившись в этом, она сбросила парео, забрала волосы в тугой пучок на затылке и вошла в море. Вода, казалось, ещё теплее ласкового воздуха ночи. Море постепенно скрывало наготу, хотя, от кого? В домиках все спят, а что до посторонних, так недаром пляж называется Секретный Рай. Уютный уголок на побережье надёжно укрыт зарослями южных растений, переходящих в прибрежный тростник.
Зайдя по пояс, она остановилась в дорожке лунного света, невольно залюбовавшись разлитым серебром. Как зачарованная, она протянула руки к Луне. Стразики на маникюре вспыхнули огоньками, будто на кончиках пальцев засияли маленькие звездочки.
За спиной послышался протяжный вздох. Она вздрогнула от неожиданности. Тут же вспомнила, что совершенно обнажена, с плеском окунулась в воду, пряча себя от чужих глаз. Сердце бешено колотилось, внутри все сжалось в комок. Пытаясь разглядеть подсматривающего на берегу, она вытягивала шею и напряжено щурилась. Но пляж был пуст, окна домиков темны, лишь в зарослях тростника еле заметное движение.
— Ветер…
Она, немного успокоившись, даже посмеялась над собой, но вынырнуть из воды, встать в полный рост на мелководье, все ещё почему-то не решалась. Стоя на коленях, обнажив над поверхностью плечи, она набрала пригоршню воды и стала, играя, плескать во все стороны «лунные» брызги. Это увлекло ее настолько, что она и думать перестала о пережитом страхе, брызнула перед собой и засмеялась.
На берегу тростник склонился, как при резком порыве ветра, вдоль всей береговой линии, словно кто-то огромный, пробегая мимо, провёл по стеблям невидимой рукой.
Холодок пополз по спине, кожа покрылась мурашками, купаться расхотелось. Перед тем, как выйти на берег, она, на прощание, окунулась с головой. Смахнув воду с лица, отпрянула назад. Ей на миг почудилась огромная тень на берегу. Она снова присела, скрываясь в воде, но приглядевшись, уже рассердилась на себя, на свою нелепую пугливость, испортившую все ночное купание. Вздохнув, она стала выходить к месту, где белым пятном на песке лежало ее парео.
Выйдя из воды, она нагнулась, чтобы подобрать его, но вместо ткани рука ухватила пригоршню песка. Накидки на этом месте не было. Она оказалась чуть в стороне. Ничего не понимая, она сделала ещё шаг, нагнулась снова. Ткань, как живая, тут же отдернулась от протянутой руки. Она, не отдавая себе отчёт, в каком-то первобытном азарте, сделала ещё несколько рывков в погоне за убегающей накидкой, пока осознание невозможности происходящего не пригнуло ее к земле.
Она сжалась в комок, обхватив колени руками, мокрая, голая, напуганная столкновением с необъяснимым до судорог во всем теле. Белая ткань теперь медленно ползла по берегу прочь от неё, к тростникам, словно невидимка медленно тянул за край. Она пыталась закричать, но горло сковал спазм. Вместо крика получился слабый сип.
Парео замерло на песке. Она одним прыжком, как кошка, кинулась к нему и, ухватив за край, рванула на себя. Ткань натянулась, повисла в воздухе. За другой конец явно держали, но никого не было видно. Конец просто уходил в пустоту. Захлебываясь рыданиями, в панической истерике, она дергала ткань на себя, снова и снова. Раздался смех. От неожиданности она застыла в оцепенении. Перед ней совершенно из ниоткуда возникло гигантское существо. Ростом оно было на несколько голов выше любого рослого мужчины, которого она могла только себе вообразить. Могучий торс даже в неясном лунном свете поражал рельефом мышц. Мощное, атлетическое тело венчала косматая голова. Волосы были спутаны, скатаны, как шерсть дикого животного, торчали во все стороны, почти полностью закрывали лицо. Казалось, оно тоже все покрыто шерстью. Было не разобрать, где заканчивается косматая шевелюра, и начинается курчавая борода. Среди бурной растительности белозубо сияла широченная улыбка, больше похожая на оскал зверя. На лбу сквозь кудрявые пряди пробивались самые настоящие козлиные рога.
Она зажмурилась, пытаясь прогнать жуткое видение, но когда открыла глаза, кошмар не отступил. Чудовище медленно, шаг за шагом, кралось к ней на своих уродливых ногах, как-то нелепо вывернутых назад и покрытых густой, звериной шерстью.
Остекленевшим от ужаса взглядом она наблюдала как раздвоенные копыта, вместо нормальных человеческих ступней, оставляют глубокие отпечатки на песке. Чудовище неумолимо приближалось, сминая в комок парео, в которое она вцепилась намертво и не в состоянии была выпустить из рук.
Монстр остановился в двух шагах, склонил голову на бок, разглядывая её, содрогающуюся от страха и рыданий, с высоты своего роста. Он был теперь настолько близко, что обдавал жаром и запахом тела.
От великана разило козлом. Этот резкий, сладковато-звериный дух привёл ее в чувства не хуже нашатыря. Она пронзительно завизжала и кинулась прочь.
Чудовище бросилось в погоню. Ему не доставляла никакого труда настигнуть её в несколько шагов, но он затеял игру — широченными скачками несся рядом, постепенно оттесняя ее к зарослям кустарника. Она уже выбилась из сил, не чувствовала ног, трахея горела, не давая дышать. А он только заливался визгливым, диким смехом.
В два прыжка он оказался перед ней, перегородив дорогу, присел, раскинул ручища, призывая ее свои объятия, и она опять бросилась бежать. В висках стучало, она уже с трудом делала вздох. Слезы душили. Дикий ужас и отвращение гнали вперед. Она не соображала, куда бежит, где искать спасения, она просто бежала от него, прочь. Не сбавляя скорости, она ворвалась в заросли тростника, ранясь об острые обломки стеблей, жесткие листья, крича от боли в ссадинах и порезах, но гораздо больше от ужаса и омерзения.
Грубая рука крепко ухватила за руку, рванула назад и поволокла за собой по смятому тростнику. Голова закружилась, перед глазами суматошно замелькали стебли травы. Она беспомощно повернула голову и сквозь слезы ещё успела взглянуть на огромную красную Луну.
— Кто-нибудь, помогите! — еле выдохнула она.
А потом ноги просто вросли в землю. Чудовище тянуло такой силой, что, казалось, ещё немного и вырвет ей руку. Только никакой руки больше не было. Не было ни стройных ножек, ни гибкого тела, ни тонких изящных рук. Вместо всего этого в один миг появились крепкие корни, тонкие стебли, узкие листья. Стразы на кончиках пальцев засверкали росинками. Она вырвалась из рук обидчика, зло разрезая острыми краями листвы грубую кожу его ладони, гордо распрямила стебли, сердито зашуршала, презрительно закачала, замахала на него листвой.
Дикий рёв отчаяния разорвал сонную тишину Секретного Рая.