«Если до неба рукой подать
и оно деревянное - это очень,
очень плохая примета...» (с)
и оно деревянное - это очень,
очень плохая примета...» (с)
Пока лифт, подмигивая кнопками и дребезжа, медленно отсчитывает этажи, Илья просто стоит. Он смотрит на лампочку, отгороженную матовым стеклом, жует жвачку и пытается вспомнить: Райан Гослинг – это тот, который в «Дневниках памяти», или тот, который в «Дэдпуле»?
- Ко-о-отик, почему так долго? – ноет Анечка. Или Олечка? Он не помнит, да и какая разница?
- Долго, потому что я живу хер знает где, - говорит Илья, перегоняя жвачку за другую щеку. Он вспоминает: в «Дэдпуле» был Райан Рейнольдс. Его мозгу, разъебанному танцами и алкоголем, эта информация кажется смертельно важной.
Анечка - или Олечка? – целует его в шею, а потом ниже, расстегивая рубашку и прижимаясь всем телом. Илья не остается безучастным – задирает юбку Анечки, хватая её крепкие маленькие ягодицы, совсем плоские, но это не беда. По крайней мере, этой девахе не грозит целлюлит.
Ключи находятся не сразу, и в какой-то момент Илье кажется, что проще выебать Анечку прямо здесь, в тускло освещенном коридоре, уткнув её лицом в стену. Но ключи вдруг ложатся в ладонь; Илья не с первого раза попадает ими в скважину, но, в конце концов, справляется. Он включает свет и дергает одежду, свою и чужую, распахивая блузку Анечки, сжимая маленькие упругие грудки под кружевным лифом.
Всё на мази, гондон в кармане, а в голове у Ильи – шумно и весело, пьяно и бархатно. Они вваливаются в комнату, и вдруг Анечка встает как вкопанная. В её глазах – звериный ужас, как у человека, на которого наставили пистолет.
Илья оборачивается.
- Привет, - дружелюбно говорят ему, помахивая красным и гибким, как у лемура, хвостом. – Слушай, у тебя перекиси водорода не завалялось?
Анечка – или Олечка? - орет как резаная и сбегает, кое-как запахнув блузку на тощей груди.
«Краснокожего» не в общепринятом смысле слова; незнакомец, проникший в квартиру Ильи, не имеет отношения к коренным жителям Америки. Кожа у него лоснящаяся и ярко-красная, как флаг Турции. Волосы – черные до синевы, жесткие и убранные ото лба к затылку. Сейчас они липнут к вискам и завиваются на концах – незнакомец взмылен, весь в поту и крови, а дыхание у него быстрое и одышливое.
- Ну? – в его голосе мелькает раздражение. – Перекись водорода. Живо!
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Илья разворачивается и бежит на кухню – грохотать пузырьками в аптечке. Краснокожий ублюдок выглядит так, словно вот-вот откинется. Он мощный и широкоплечий, его руки увиты тугими мускулами, на животе проступает каждая мышца, а через грудь проходит рана такой глубины, будто его рубануло вертолетным винтом. Из раны торчат кости, и Илья совершенно уверен – люди с таким не живут.
Но красномордая тварь – не человек. У незнакомца есть хвост, он раздраженно снует по кровати, скручиваясь кольцами от боли, а на конце его – плоская костяная зазубрина, которую Илье сразу хочется потрогать.
Вместо того чтобы лапать вторженца за хвост, он вываливает перед ним: перекись водорода, спирт, йод, моток ваты, старый советский бинт. Проигнорировав остальное, незнакомец выливает в рану полбутылки перекиси, а потом исчезает.
Просто исчезает. Раз – он еще был тут, два – его уже нет. Испачканные кровью простыни медленно расправляются – они еще хранят память о тяжести тела.
Рядом с ногами Ильи валяется китель времен второй мировой, распанаханный от ворота до грудины, и кровь на нем уже запеклась. Пока он думает, не привиделось ли ему, и могут ли галлюцинации оставлять после себя одежду, незнакомец снова появляется. Куда бы он не исчезал, возвращается не с пустыми руками – Илье достается бутылка водки, а красномордый выбирает самую толстую иголку из целой пачки и начинает быстрыми стежками штопать себе грудину.
Люди с таким не живут – снова думает Илья. Но вместо того, чтобы доказывать это хвостатой твари, прикладывается губами к горлышку бутылки. У водки – этикетка с надписями на незнакомом языке, и по вкусу оказывается, что водка эта – не водка вовсе.
- Какого хуя, - жалобно говорит Илья, а потом, откашливаясь и орудуя содержимым бутылки, помогает вымывать из раны кровь. - Тебе, может, врача?
Незнакомец не разделяет его беспокойства. Хвост снует по простыням, а потом сворачивается кольцами вокруг колена Ильи, сжимаясь туже, когда иголка протыкает красную кожу. На все вопросы незнакомец отвечает строчками из советских песен, как-то:
- Какого хуя ты делаешь?
- Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!
- Может, я позвоню…
- … преодолеть пространство и простор!
У него хороший голос, - думает Илья. Наверное, хороший. Но ему мешают две иголки, зажатые в зубах, и рана поперек груди, которую он зашивает.
- Пожалуйста, - кричит Илья. - Давай я позвоню! Тебе помогут!
- Наш ра-азум дал стальные руки-крылья, - не соглашается с ним незнакомец. Он снова исчезает, а потом появляется. Иголки, бинт и бутылка чего-то, напоминающего паленую водку, пропадают навеки. - А вместо сердца – пламенный мотор…
Сам Дьявол не против. Он грабит алкогольную заначку Ильи, спит на его кровати и не планирует никуда уходить. Рана перестает кровоточить, но вид у Дьявола уставший, волосы свалянные, а хвост – напряженно подрагивающий.
Ему больно, и Илья не решается его прогнать.
Когда ему засаживают, Илья, наконец, просыпается. Он подскакивает на корявом кресле-раскладушке, весь в поту, с железным стояком и упавшими на лицо волосами. Бабушка давно твердит: пора подстричься, но девчонкам нравятся его волосы, а Илье нравится, когда на него западают. С этим у него нет проблем – ему двадцать пять, он красиво сложен, у него лицо модели и бархатистая смуглая кожа. Волосы – темные и завиваются, жесткими прядями обрамляя лицо, а щеки и подбородок вечно кажутся небритыми, как бы гладко их не выскоблили. Слишком темная щетина. Слишком жгучие глаза. Слишком много цыганских кровей и дерзкого, шального обаяния, из-за которого девки вешаются на Илью пачками.
Но только девки.
Мужиков у него не было, и начинать – пусть даже во сне, - он не планирует.
Дьявол сидит на постели, скрестив перед собой ноги, полностью одетый и очень внимательный. Глаза у него – голубые, ярко сияющие в темноте.
- Это нахуй что такое было? - спрашивает Илья.
- Ты меня хочешь, - сообщает Дьявол таким тоном, словно это само собой разумеется. – Предлагаю потрахаться.
Илья смотрит ненавидяще и натягивает одеяло на свой богатырский стояк.
- Предпочитаю девок, - цедит он. - А ты у меня отжал кровать, квартиру и остатки вискаря. Ты, мудло, сидишь у меня уже вот...
- Проблема в вискаре? - удивляется Дьявол.
- ... тут! - Илья тыкает указательным пальцем в горло и замирает. В комнате никого нет.
Не худший вариант для раннего завтрака, - решает Илья, - и достает посуду с верхней полки.
Каждый раз, когда он просыпается, Дьявол смотрит на него беспечными голубыми глазами, а потом смеется и похабно комментирует его сны. Эти глаза – самое страшное, что есть в его облике. Такие ясные и голубые, они должны принадлежать красавчику-блондину, а не жуткой красномордой твари.
Илья взбешен. Он любил чертово дерево, чертов горшок и чертов подоконник с этим горшком.
- Уходи! – орет он. - Ты уже заштопался, всё, вали, какого хуя!
Дьявол смотрит на него с презрением.
- Я вызову милицию! – тоном победителя объявляет Илья. Это же так просто, почему он раньше не додумался?
Дьявол скептично поджимает уголок рта.
- Расскажешь им, что в твоей квартире поселился демон с хвостом?
- Я позвоню... – Илья задыхается от злости и бьет кулаком по стене. - Они приедут, увидят! Увидят, что ты настоящий, и что у тебя есть чертов хвост!
- Звони, - говорит Дьявол. Судя по голосу, он ничего не боится. Судя по скручивающемуся кольцами хвосту, ему больно, а шов на груди снова расходится. Илья следит за зазубриной на кончике хвоста так долго, что у него начинает рябить в глазах.
Он понимает главное: ни он, ни полиция, ни Вооруженные Силы Российской Федерации в полном составе не заставят Дьявола исчезнуть.
В приступе отчаяния он сбегает из квартиры и до поздней ночи курит во дворе.
Илья просыпается, задыхаясь от возбуждения и ужаса, крепко сжимая член в ладони. На него из темноты смотрят чужие глаза, холодные, как мрамор, и яркие, как лазурь на фарфоровых чашках.
- Нет, - говорит Илья.
- Да, - говорит Дьявол.
Илья с трудом разжимает ладонь, смеется побелевшими губами и уходит в ванную – дрочить. Делать это под пристальным взглядом красномордой твари он не может, а в ванную Дьявол не сунется – он не любит синюю обшарпанную занавеску в мелких дельфинчиков.
- У этих дельфинов есть зонтики, - говорит он. - Это глупо.
Проблема в том, что вечно скрываться не выйдет. Его одежда заношена, и нужно сменить хотя бы белье – а для этого придется вернуться домой. Пару часов посомневавшись и скурив десяток сигарет, Илья, наконец, заходит в собственный подъезд, дожидается лифта и нажимает нужную кнопку.
Ему так страшно, что ладони потеют, и приходится вытирать их об джинсы.
Дьявол не в спальне, а на кухне – он восседает на столешнице, обсасывая куриные косточки и выбрасывая их в раковину. Заметив Илью, Дьявол небрежно кивает ему, наливает в стакан что-то без цвета и других опознавательных знаков, чокается с отражением в окне, а потом выпивает.
- Сядь, - говорит он.
Илья стоит.
- Сегодня ты ночуешь дома, - сообщает Дьявол.
К своему ужасу, Илья чувствует, что ноги его приросли к полу, язык – к небу, а желудок – к внутренней стороне живота. Кишки сводит то ли от страха, то ли потому, что он уже не помнит, когда ел в последний раз.
- Зачем? - спрашивает он, и язык еле ворочается во рту, шершавый и негибкий.
- Мне скучно, - говорит Дьявол, и достает еще один стакан. – Это ракия.
Возражений он не принимает.
Ракия пахнет фруктами и спиртом. В ней столько градусов, что Илья смаргивает слезы и боится за свой пищевод. Они пьют и ни о чем не говорят, а потом – просто сидят, а потом – пускают с балкона самолетики, сложенные из старых газет. Дьявол трижды пропадает и возвращается, рассказывает анекдот про священника и проститутку, смеется и предлагает Илье бросить монетку – решить, кто из них сегодня спит на кровати, а кто – на кресле-раскладушке.
Выпадает решка, и Илья получает собственную кровать во временное пользование.
Все, баста, у Ильи не осталось больше ни сил, ни упрямства, чтобы это терпеть. Измученный кошмарами и бессонницей, он снова встречается с Анечкой (все-таки Анечкой, а не Олечкой, теперь он знает точно), жарко и разнузданно с ней трахается, но от ночевки отказывается. Он знает – Дьяволу скучно одному. Дьявол ждет.
Каким-то шестым чувством Илья понимает, что огорчать Дьявола ему не с руки.
Вернувшись в квартиру, он несколько минут просто стоит на пороге, сгорбившись от усталости, а потом роняет куртку на пол и идет в душ.
Дьявол в его кровати, на носу – очки, в руках – какой-то детектив Донцовой. Илья входит в комнату полностью голый, член его мягко и равнодушно висит между бедер, но сами бедра – узкие и крепкие, с бархатной смуглой кожей, на которой так ярко вспыхивают царапины от женских коготков. Илья представляет, как по его коже скользит красный хвост, и сглатывает, судорожно дернув кадыком.
- Еби уже, - в отчаянии бросает он. - Только перестань это делать.
- Что делать? – уточняет Дьявол, закрыв книжку и глядя на него поверх очков.
- Это, - говорит Илья.
И опускается рядом с ним на постель.
Он и сейчас так думает. Он трахается с Дьяволом не за деньги, не за еду или какие-то материальные блага. Он трахается, потому что очень хочет спать – без кошмаров, в которых его душат насмерть и ебут как кошку.
Он очень устал.
У него больше нет сил, чтобы сопротивляться.
- Да-а-авай, - тянет Дьявол, и медленно проводит ладонями по телу Ильи. Ощупывает его гладкими красными пальцами, сжимает бока, медленно прикасается ногтями. Его хвост елозит у самого пола и обвивается вокруг щиколоток Ильи, а потом с силой сжимает его под коленями, опрокидывая на кровать. Илья стонет от злости, но не пытается драться.
Теперь хвост лезет ему между ног и в подмышки, елозит где попало, тычется в губы острой зазубриной. Илья приоткрывает рот, и пика на конце хвоста оказывается шершавой на ощупь, никакой на вкус и острой, как столовый нож. Рот заполняется кровью, и Илья шипит, отпихивая чертову зазубрину.
- Давай, - спокойно повторяет Дьявол, и переворачивает его на живот.
Чуть помедлив, раздвигает ладонями ягодицы Ильи и ведет языком в ложбинке между ними. Это так стыдно и мерзко, что Илья вздрагивает и застывает, накрыв затылок ладонями, молча уткнувшись лицом в подушку. Лишь бы это быстрее закончилось, - молится он. Пожалуйста, лишь бы это быстрее закончилось.
Дьявол старательно, с совершенно бессовестным удовольствием его вылизывает. Между ягодиц уже столько слюны, что Илье кажется, теперь он мог бы выебать себя бутылкой шампуня.
Или нет. Скорей всего, нет.
Помедлив, Дьявол отстраняется и начинает раздеваться. Одежда у него одна на все случаи жизни – синий френч, который никогда не мнется, и красный платочек-паше. Такое ощущение, что он сбежал с президентского приема, но Илья точно знает: он не выбирается никуда дальше баров и забегаловок, откуда ворует жратву и спиртное. Ах да. Еще ларьков с порнухой.
Когда Дьявол наваливается на него сзади, Илья закрывает глаза и молча кусает губу. Это намного больнее, чем в любом из снов. Он чувствует себя рябчиком, которого насаживают на раскаленный металлический вертел. Дьявол, словно почувствовав его мысли, шлепает его по заднице и смеется.
- Да ладно тебе, после пары недель практики – привыкнешь. Не такой уж у меня большой.
У него большой. Илья закусывает костяшку пальца, чтобы не стонать; он не знает, за какие грехи в него засаживают этот хуй, и молча дрожит, напряженный, усталый, испуганный. Он не может кончить, он вообще ничего не может – только терпеть и ждать, пока Дьявол насытится им и оставит в покое.
Но Дьявол все никак не кончает. Стоя перед ним на локтях и коленях, Илья понимает, что выглядит сейчас, как распоследняя блядь – потный, лохматый, напрочь забывший про сопротивление, похеривший чувство собственного достоинства после месяца кошмаров.
Просто нужно поспать, - думает он. Нужно поспать, и все закончится. Дьявол его поимеет, и он снова станет хозяином своей кровати и квартиры. Только все простыни нужно будет выбросить, чтобы не подцепить каких-нибудь демонических вшей.
О том, что его ебут без резинки, Илья вспоминает только сейчас. Интересно, с Дьяволом вообще опасно?
А потом, когда его мысли становятся совсем скучными, а боль в заднице – невыносимой и тупой, словно в него запихивают ручку раскаленной сковородки, Дьявол вдруг обхватывает его хвостом за горло и вздергивает вертикально, с силой насаживая на себя.
И все вдруг меняется.
Илья сбрасывает его руку со своей груди и садится. Холодный линолеум приятно остужает разгоряченные ступни.
- Спину ломит, хвост отваливается? – огрызается он.
Рана на груди у Дьявола выглядит кошмарно – как будто ему проломили ребра, потом кое-как выпрямили и небрежно заштопали сверху. Илья долго думает, что могло нанести Дьяволу такой урон. Ангел с мечом? Поп с кадилом?
На версию с ангелом Дьявол задумчиво хмыкает. На версию с попом – так хохочет, что хвост его мечется по простыням и царапает зазубриной босые ноги Ильи. Кажется, что пять минут тому назад они не трахались, а играли в твистер.
- Сгоняешь за водой? – просит Илья.
- Тебе лень сходить до крана?
- А тебе и ходить не надо…
Дьявол исчезает, а потом появляется, и вместе с ним на кровати появляется ведро воды. Илья ругается и пинками изгоняет Дьявола с мокрого матраса.
Когда все заканчивается, еще несколько секунд Илье кажется, что он больше не сможет вдохнуть. Никогда. Воздух – что-то такое ненужное, что-то, о предназначении чего он забыл. А потом тугие кольца на горле слабеют, хвост разматывается, и Илья валится на простыни, как подкошенный.
Совсем недавно, когда Дьявол вздернул его, распиная, обхватывая хвостом и насаживая на себя, всё изменилось. Изменилась поза. Изменилась тактика – Дьявол перестал быть сукой и взялся как надо, обхватив ладонью и грубовато лаская его член. Изменилась сама суть происходящего. Раньше Илья оплакивал свою надуманную добродетель и приносил себя в жертву.
Теперь он ебался без лишних понтов.
Постанывал, забрасывая руку назад и впиваясь пальцами в чужое плечо, еле удерживаясь под сильным, невыносимо твердым телом, таким горячим, что можно обжечься. Илья знал, что не может этого быть. Что не может быть так охуенно с мужиком, что все это – сон, очередной кошмар, навеянный красным хвостом и голубыми глазами. Но секунды все тянутся, а сон не заканчивается…
Дьявол кайфует, кусая его голые плечи, и Илью наконец пробирает – всего, от лопаток до копчика.
Когда дыхания перестает хватать, его настигает разрядка.
… позже Илья ерзает и ругается, чувствуя животом липкие простыни, а Дьявол держит его, не отпуская. Им нужно в душ, но в душе – синяя штора и дельфинчики с зонтиками, так что никто никуда не идет. Вместо этого Дьявол лижет его в потную шею и недовольно морщится.
- Невкусный? – смеется Илья.
- Не тело, - говорит Дьявол. – Душа.
- Что, не нравится? – Илья отмахивается от хвоста, а потом ловит его и наматывает на ладонь. - С гнильцой?
- Проспиртована, - отвечает Дьявол, и рожа у него брезгливая. - Ничего, на опохмел сойдет.
Рана у него в груди – влажная и широкая, и выглядит плохо.
- Что-то мне херово, - говорит Дьявол.
- Спину ломит, хвост отваливается?..
Красномордый ему ни в чем не отказывает.
Илья считает, что фильм интересный, но Дьяволу скучно. Он изнывает, пихает коленями передний ряд и лезет хвостом в попкорн Ильи. Когда бумажное ведерко летит на пол, Дьявол наваливается на него, загораживает экран и целует – быстро, глубоко и настойчиво; целует так, что почти трахает его шершавым как у кошки языком. Люди на соседних сидениях шикают, и Илья вылетает из зала, пунцовый от стыда и жгучего, предательского возбуждения.
Белое и красное – они с Дьяволом красиво выглядят вместе.
Анечка - или Олечка? Илья снова не помнит, - зовет его в клуб после работы. Получив отказ, она закатывает истерику, и Илья узнает много нового – что они, оказывается, встречались, и что для неё все было серьезно. Не дослушав до конца, он кладет трубку.
Дьявол на кухне рассматривает столовые приборы, особое внимание уделяя ножам. Рана у него на груди едва заметна – швы сняли на прошлой неделе, и теперь под рубашкой нет толстого слоя бинтов.
- Мне нужно грохнуть одного крылатого, - говорит Дьявол, трогая пальцем нож. - А потом я уйду.
Это первый раз, когда он вообще собирается куда-то идти. Илья вспоминает то время, когда пытался от него избавиться, и сам себе удивляется.
Если Дьявол исчезнет, то в его жизни не останется ничего, кроме натасканного отовсюду импортного алкоголя, маленького бонсая, подаренного Дьяволом вместо погубленного денежного дерева, дешевой тачки и унылой работы.
Позже они лежат в кровати, и Илья любопытно ощупывает пальцами заостренную пику. Лапает под ней, отыскивая позвонки под лоснящейся красной шкурой, пересчитывает их и мнет в ладонях упругое, нежное, гибкое.
«Массаж хвоста», - называет это Илья.
«Еще раз так сделаешь – голову откушу», - называет это Дьявол.
На следующий день он пропадает, и Илье кажется: всё. Крылатый издох, и Дьявола тут больше ничто не держит. Через неделю Илья пересчитывает столовые приборы и обнаруживает, что пропал один нож.
Время позднее; Илья, уставший и омерзительно трезвый, возвращается из-за города. Когда на дороге перед ним материализуется черное и красное (смешать, не взбалтывать), он тормозит так резко, будто готов расшибиться к хренам.
Он и расшибся бы, повези ему чуть меньше.
Пригородная дорога пуста – когда Илья выскакивает из машины, ругаясь на чем свет стоит, его слышит только Дьявол. Хвост его танцует в свете фар, красный платочек на месте, глаза – слепяще голубые и спокойные.
- Какого хуя! – орет Илья. – Да я убиться мог! Ты башкой вообще думаешь?!
Дьявол ждет, пока он наорется, а потом выворачивает ему руку и швыряет лицом на капот. Илья шипит, рухнув грудью на горячий металл и ударившись об него носом. Он пытается драться, но Дьявол сильнее людей. Сколько ни ходи в качалку, красный хвост, тугими петлями сжимающий горло, тебя все равно остановит.
- Не паникуй, - роняет Дьявол, и, судя по звуку, расстегивает брюки. – Пока я не захочу – не убьешься.
Илья дергается и выворачивается, плюет в его сторону, но чужая ладонь уже елозит у него между ног, и остается только опустить голову и упереться руками в горячий капот.
- Не трогай меня, - шипит Илья. – Ты съебал почти на месяц. Вали. Задрал.
- Не могу, - говорит Дьявол, стаскивая с него узкие брюки. – Мне нужно.
Илья не уточняет, что именно ему нужно. Дьявол наверняка нашел бы, с кем потрахаться и без него. В то, что у красномордого к нему какие-то особые симпатии, Илья не верит.
Он для Дьявола – мушка на лобовом стекле; неразумное, презренное животное, в которое зачем-то суют член.
Илье странно ощущать себя предметом чужой зоофилической фантазии.
- Блядь… - шипит он. - Тебе обязательно ебать меня посреди дороги?
- Нас не арестуют, не бойся, - отвечает Дьявол.
- Это тебя не арестуют, - огрызается Илья. - Потому что ты свалишь куда-нибудь на Гаити, оставив меня со спущенными штанами и голым задом!
Дьявол не отвечает, стиснув его бока и аккуратно, медленно насаживая на себя.
Когда его традиционно хватают зубами за загривок, Илья стонет и прогибается в спине. Ему неудобно, ноги спутаны штанами, и раздвинуть их не получается.
- Н-н… - тянет он. - … нахуя?
- Надо.
Дьявол начинает двигаться, и Илья скулит от скомканного, злого удовольствия. Он вскрикивает, а потом еще раз, и еще, каждый толчок будто выдергивает из него по нерву. Хвост стискивается на шее Ильи, и тот чуть не плачет – от стыда, боли и переполняющего, нестерпимого восторга.
Непонятно только, от чего больше.
- Какого ху!..
- Ты повторяешься, - резюмирует Дьявол. – Надо купить тебе словарь.
После секса он просто молчит, позволяя Илье натянуть штаны, а потом ловит его, прижимаясь лбом ко лбу в странном, глубоко интимном жесте. Не откликаясь на его ласку – ненастоящую, глупую, не обманувшую бы и ребенка, - Илья какое-то время слушает свое колотящееся сердце. А потом говорит:
- Нет, я сдохну не так.
Дьявол отрывается от его лба.
- Что?
- Не так, - повторяет Илья. – Я не расшибусь в тачке. Я умру, но не так.
- А как ты умрешь? – кажется, Дьявол заинтригован. По крайней мере, в его взгляде становится на градус меньше равнодушия.
- От рака, - заявляет Илья. В бардачке должны быть влажные салфетки, он ищет их, но не находит, и приходится вытираться платком сомнительной свежести. – У меня охуенная семейная история. Бабка, дед, еще один дед – по материнской линии, отец, дядя по отцу…
Дьявол приближается к нему и задумчиво втягивает воздух ноздрями.
- Короче, - заканчивает Илья, - рак надирает нам зад. У меня нет ни шанса.
Еще несколько секунд Дьявол обнюхивает его ухо, а потом, так ничего и не сказав, исчезает.
- Ты должен кое-что сделать, - говорит Дьявол.
- Какого хуя, - уже привычно отвечает Илья. – Что на этот раз?
- Пей.
Ничего столь мерзкого Илья раньше не пробовал. И не попробует, иначе выблюет себе кишки. Он давится первой же стопкой, но Дьявол наливает еще и требует пить. Это нужно – утверждает он. От этого многое зависит. Его мутное пойло воняет скипидаром и жженой резиной, у Ильи сводит скулы, желудок сокращается, словно старается вытолкнуть из себя ядовитую дрянь, но Дьявол неумолим. Еще, еще, еще!
Илье кажется, что с таким же успехом можно пить незамерзайку. Что еще чуть-чуть, и он ослепнет, прожжет себе желудок и сдохнет в муках. А потом Дьявол обнюхивает его рот, отставляет бутылку и обнимает его обеими руками. Тело у него – сильное и горячее. Илья пытается не потерять сознание, но в голове у него щелкает и шумит.
Потом становится жарко, нестерпимо горячо, как в аду, и у Ильи закатываются глаза. Несколько секунд он горит, а потом нет.
Дьявол усмехается и наклоняет голову.
- Решил подправить твою карму.
- Что?..
- Рак.
- Я угадал? – Илья вздрагивает. На него накатывает блевотная слабость, и приходится лечь. - Я заболею?
- Уже нет. Еще пара месяцев, и я бы тебе не помог.
- Почему?
- Пересадка души не лечит метастазы в почках.
Дьявол ему в этом не отказывает.
- А зачем было то пойло? – спрашивает Илья чуть позже.
- Звезда-полынь, - смеется Дьявол.
На деле всё проще – это полынный шнапс. Чтобы пересадка души удалась, её нужно ослабить. Оказывается, полынь справляется с этим лучше других трав.
По всем каналам транслируют резонансную криминальную сводку – выпотрошенный парнишка, двадцать пять лет, Максим Чараев. Убийство в особо извращенной форме – над ним поработал чудовищный вивисектор, перемешав все органы и кое-как заштопав ему брюхо цыганской иглой. До Ильи доходит очень медленно, но потом он вспоминает: сильные красные руки, окровавленные сверху донизу, будто ими копались в чьих-то кишках.
Его исцеление от рака стоило кому-то жизни.
Илья находит Дьявола на балконе и спрашивает:
- Он уже был мертв, когда ты?..
- И да, и нет, - бросает Дьявол, и отказывается говорить на эту тему.
- Зачем?
- Что «зачем»? – уточняет Дьявол.
- Зачем ты меня спас?
Дьявол моргает, и глаза у него – синие и равнодушные.
- Мне нужно с кем-то пить.
- И трахаться, - подсказывает Илья.
- И раскладывать пасьянсы.
- И жить.
- Вот видишь, - Дьявол расстегивает пуговицы своей строгой темно-синей жилетки. - У тебя есть масса применений.
Илья не верит ему ни на грамм.
На западе грохочут танки, в Турции падают самолеты, доллар – девяносто два и продолжает расти. Хляби небесные разверзлись и вывалили на мир столько дерьма, сколько Илья и не ждал.
- Это из-за тебя? - спрашивает он у Дьявола.
- Нет, - говорит тот.
И пропадает, оставив после себя запах ментоловой жвачки и царапины на бедрах.
Илья не может спать, но у него нет выбора. Он до отупения смотрит телек и пьет таблетку за таблеткой, сначала от бессонницы, потом от боли, потом – от всего на свете. Он запивает таблетки сначала водой, а потом – остатками бренди из трех разных бутылок. У него кружится голова и хочется блевать, вокруг него – светопреставление, и во всем виноват его Дьявол. Илья не может с этим жить. Не знает, как.
- Бе-е-ез разницы, - устало отзывается Илья. – Тебе не похуй?
Ему дают пощечину, а потом отмачивают в холодной воде. Выбравшись из ванной, Илья ругается и стучит зубами, но Дьяволу больше не перечит.
Он понимает главное: Дьявол о нем не заботится. Даже если это смахивает на заботу, это – всего лишь поддержание Ильи в живом работоспособном состоянии. Для чего? Он не знает.
Мир дремлет, ленивый и влажный – его репутация подмочена осенними дождями и брехливыми журналюгами, перегрызающими друг другу горло за сенсацию.
Когда Илья возвращается домой, Дьявол возлежит в его ванне, голый и прекрасный. Черты лица у него грубые и правильные, как у старых президентов с американских купюр. Шторки с дельфинами нигде не наблюдается, и Илья, молча осмотрев это дело, отворачивается и собирается уйти.
- Стоять.
Гибкий хвост хватает его у двери и тащит обратно, прямо в одежде опрокидывая в ванну. Вода перехлестывает через край и заливает пол. Теперь она везде – в рубашке, в носу и в глазах. Илья отплевывается и ненавидит Дьявола так искренне и жгуче, словно нашел источник всех своих бед. Чувство ненависти для него в последнее время столь же привычно, как черные носки и кофе по утрам. Красный хвост вьется рядом с его ногами, изгибается и сворачивается петлями. Он скользит, хищно обматывая запястья Ильи, и зазубрина с кинжально-острыми краями елозит в ладони. Илья берет ее двумя пальцами, чтобы не порезаться, несколько секунд ждет, а потом отпускает.
- Я всё, - говорит Дьявол. – Командировка окончена.
Илья молчит. Он взрослая, самостоятельная личность, его душевное равновесие не зависит от наличия или отсутствия каких-то там демонов. По крайней мере, не должно зависеть. Его волосы липнут к вискам, жесткие и темные, и Илья думает: если бы он заплакал, слез не было бы видно на мокром лице.
Но он не плачет. Слезы – херня для влюбленных парочек, детей и стариков. Хотя он, раздосадованный мокрой одеждой, сейчас и ворчит как старик…
- Как насчет попрощаться? - говорит Дьявол, и упругий красный хвост лезет Илье между ног, колет пикой бедро и трется о влажную ткань.
- А мы не могли попрощаться в постели и голыми?
Дьявол смеется. Илья оборачивается и бросает на него взгляд, равнодушный чуть более чем полностью.
- Зачем?
Дьявол молчит, но не потому, что не хочет отвечать, а потому что предлагает расширить вопрос. Илья сам поражается, как много оттенков чужого молчания он научился различать за три месяца.
- Зачем это все? - говорит он.
И знает: Дьявол его понял.
А еще: Дьявол ответит, и на этот раз – честно. Раньше у него был смысл юлить, Илья был ему нужен, хоть и не понимал – зачем. А теперь... «командировка окончена». Крылатый сдох. Завтра – а может, сегодня ночью, - Дьявол уйдет, и этого ничто не изменит.
Помолчав, Дьявол тянется к крану и откручивает его на максимальную мощность. По ногам хлещет кипяток, но это ничего: Илье холодно, а мокрая одежда быстро остывает и липнет к дрожащему телу. Сердце в его груди колотится, как шаманский набат.
- У этих ребят, - Дьявол тычет пальцем вверх, но указывает, очевидно, не на лампу в матовом плафоне. – У них большая фан-группа. Чтобы драться с ними на равных, мне нужен тот, кто будет в меня верить.
- Тебе мало сатанистов? - уточняет Илья.
- Сатанисты – херня, - отвечает Дьявол. Пика на кончике хвоста царапает бортики ванной, ныряет в воду и мелко дрожит. - Для них это забава, а не стиль жизни. Мне нужно другое.
Илья молчит. Он, кажется, начинает понимать.
- Тысяча сатанистов, - говорит Дьявол, - хуже одного человека, который верит в меня абсолютно. Который любит меня, доверяется мне, орет подо мной долгими ночами, влажными от дождя и нашего пота. Это такая сила...
Он шумно втягивает ноздрями воздух и запрокидывает голову, а красный хвост взмывает над водой. На этот хвост у Ильи страшный стояк, но он сидит спиной к Дьяволу, мокрый и усталый, и понимает: чтобы потрахаться, нужно раздеться, а чтобы раздеться, нужно приложить слишком много усилий. Рубашка липнет к телу, и из-за этого трудно дышать.
- Это такая сила... - повторяет Дьявол, и голос у него мечтательный. - Пока я подпитываюсь от пары-тройки прирученных смертных, крылатым приходится со мной считаться.
Несколько секунд Илья обдумывает, что ранит его сильнее: «пара-тройка» или «прирученных». Но, кажется, ничто из этого не приносит ему боли – душа спокойна, ей плевать. Илья не приручен, он это точно знает. Конечно, он в говно, и если понадобится, отдаст Дьяволу душу за бесценок, но это – другое. Не любовь, а нежелание возвращаться к тому, скучному и обыденному, с Анечками и Олечками, с тощими сиськами, с пышными сиськами, с ночами, полными угара и безбашенного секса. Оказывается, не такой уж он был безбашенный. С Дьяволом все кажется лучше, полнее, он как специя, которая придает жизни смысл и остроту.
Соль моей жизни, - думает Илья.
А вслух говорит:
- И каждый раз, когда ты волок меня ебаться...
Дьявол кивает, а его хвост обвивается вокруг щиколоток Ильи, как живая петля. Однажды он на спор сдвинул кровать, захлестнув кончиком хвоста деревянную ножку. После этого Илья неделю относился к хвосту с благоговением, а потом решил – тварь он дрожащая или право имеет? - и снова намотал его на руку.
- И тогда, с машиной...
На машине, - думает он.
Дьявол пожимает плечами – Илья чувствует спиной каждое его движение.
- Ты же ставишь мобильник на зарядку? - говорят ему. - Просто у каждого свой вид розетки.
«Ты меня использовал», - звучит банально, а Илья не любит банальностей. Конечно, использовал, это же гребаный Дьявол, ты чего ожидал?
- Я пришел, подзарядился и ушел, - красный хвост извивается, будто Дьяволу смертельно скучно. Илья берет в ладонь зазубрину и режется об ее край.
- Зачем ты спасал меня? - спрашивает он. - Ты справился за три месяца и собираешься свалить. За это время я бы не окочурился.
Дьявол хмыкает и, наверное, смотрит на него, как на идиота. Илья не оборачивается, потому что не хочет выяснять, так ли это.
- Представляешь, какой благодарностью, какой безумной преданностью фонит человек, если спасти ему жизнь?
Илья вспоминает, как долго и мучительно – с болями, с незаживающими язвами, с заполненными жидкостью легкими, - его бабка отправлялась на тот свет. И дед. И еще один дед. И отец. И дядя.
Он скорее выбросился бы из окна, чем мучился так же. Но, к счастью, рак ему больше не грозит.
- Допрос окончен? - спрашивает Дьявол, и задирает на нем мокрую одежду. - Доволен?
Илья кивает, а потом медленно расстегивает пуговицы рубашки. Он не доволен, но он, по крайней мере, теперь все понимает.
Единственное, чего Илья боится – что его сейчас утопят. Выебут и утопят, как слепого котенка. Выбросят, как использованный презерватив. Севшую батарейку. Фантик от конфеты.
А потом Дьявол ставит его раком, придушив хвостом почти до обморока, и все это становится абсолютно неважно.
- Ты, - говорит Дьявол, и усаживается рядом с ним на перила балкона. - Что тут делаешь?
Илья не делает решительно ничего. Он сидит на перилах, свесив ноги и болтая ими над пропастью, внизу двор, а людишки кажутся мелкими, как тараканы в разноцветных одежках. У некоторых тараканов – коляски с детьми, у некоторых – песики на поводках, и все они прохаживаются с глубоким чувством собственного достоинства, как будто двор принадлежит именно им.
Илья откашливается и щелчком пальцев избавляется от сигареты.
Вместо того чтобы ответить на вопрос, он спрашивает Дьявола:
- Как себя чувствует человек без души?
- По-новому.
- Как?
Дьявол закатывает глаза и нетерпеливо дергает хвостом.
- Ты перестанешь любить, что любил. Тебя не будет волновать, что волновало. Тебе наконец-то станет легко.
- Кажется, это рай.
- Кажется.
Они сидят и молчат, соприкасаясь коленями, а потом хвост Дьявола скользит вниз. Илья опускает глаза и смотрит, как вокруг его щиколотки обвиваются красные лоснящиеся кольца.
- Вдруг ты грохнешься, - объясняет Дьявол, и крепко держит его хвостом.
Илья вспоминает, как чужие губы скользили по его шее, как Дьявол фыркал и кривил нос.
«Проспиртована».
И еще:
«На опохмел сойдет».
Илья кривит губы, и улыбка его получается горькой, как полынный шнапс.
- Хочешь, я продам тебе душу? - говорит он.
- Решил оптом избавиться от анальной девственности и души? - усмехается Дьявол. - Шустро. Твое предложение?
- Останься со мной.
Дьявол приподнимает брови. Кольца на щиколотке сжимаются, и Илье невыносимо хочется дернуть ногой и освободиться. Даже если для этого придется спрыгнуть с балкона.
- Зачем? - говорит Дьявол.
- Я помню, как жил без тебя, - Илья делает над собой усилие и изображает эмоцию. Теперь это больше похоже на улыбку, чем на судорогу лицевых мышц. - Больше так не хочу.
Небо над ними – большое, малиновое, и людишки с колясками и собаками начинают потихоньку расползаться по домам. Илья перебрасывает ноги через перила, но балкон – слишком маленький, чтобы вышагивать по нему из угла в угол. И потому он встает, положив руки на перила, и смотрит прямо перед собой. Куда угодно, лишь бы не на Дьявола.
- Соглашайся, - говорит он. - Побудь самой дорогой в мире шлюхой, услуги которой оплачиваются душой.
Дьявол смеется и спрыгивает на балкон, а потом его хвост обвивается вокруг бедер Ильи, пальцы сжимают его плечи и наклоняют вперед. Укладываясь грудью на перила и вцепляясь в них ладонями, Илья думает, что его соседи пропускают интересное зрелище. Пока они залипают в телевизор и делают домашние задания, его пялят на соседнем балконе, кое-как стащив по бедрам узкие джинсы. Пялят, словно они и не трахались пару часов тому назад, придерживая его хвостом и руками, обдавая волнами адреналина, возбуждения и жгучего, болезненного удовольствия.
Среди всех видов секса этот – как спирт среди всех видов выпивки. Дешево и горячо. Илья покачивается на волнах адского пламени, ему хочется кричать, но гибкий хвост оплетает его голову и втискивается в зубы, как кляп.
Это – слишком явный намек. Илья кусает так сильно, что рот заполняется кровью, она горячая и горькая, но Дьявол не ругается, не отбирает хвост, даже не прекращает двигаться. Илья давится слезами, слюной и кровью, и стонет, и насаживается, и не хочет, чтобы это когда-нибудь закан...
Самого Дьявола он выбросил из своей жизни еще раньше – в тот момент, когда душа, парализованная вкусом демонской крови, была оторвана от плоти и костей. Это не было больно. Илья не помнит, как это было. Он, кажется, кричал, а потом дышал упоительно густым ночным воздухом, а потом хлебал из-под крана холодную воду. Потом он разделся и долго рассматривал себя в зеркале, силясь найти рану, которую чувствовал, но которой не было. И души не было тоже. И чувств, и страха, и вожделения к Дьяволу.
«Кажется, это рай».
«Кажется».
Дьявол пришел к нему спустя пару часов, положил руки на голые плечи и сказал:
- Как мило. Все вы думаете, что без души сможете наслаждаться жизнью.
Илья молчал и смотрел в зеркало. Тело у него смуглое, а у Дьявола – красное; кажется, раньше они хорошо сочетались. Теперь это – просто яркий и бледный штрихи на зеркальном холсте.
Дьявол склонился и медленно провел языком по шее Ильи, словно пробуя его на вкус.
- Оболочка, - сказал он. Кажется, в голосе мелькнула нотка жалости. - Шкурка от виноградины. Ну что, мне остаться с тобой?
Илья молчал. Глаза у него были тусклыми.
- Правильно, - хмыкнул Дьявол. - Зачем я шкурке от виноградины?
Илья молчал.
- Я был нужен душе, а не телу, - продолжил его собеседник. - С ней я и останусь.
Илья молчал.
Красная зазубрина медленно и ласково скользнула по его плечам, а потом исчезла.
- Ко-о-отик, почему так долго? – ноет Анечка. Или Олечка? Он не помнит, да и какая разница?
- Долго, потому что я живу хер знает где, - говорит Илья, перегоняя жвачку за другую щеку. Он вспоминает: в «Дэдпуле» был Райан Рейнольдс. Его мозгу, разъебанному танцами и алкоголем, эта информация кажется смертельно важной.
Анечка - или Олечка? – целует его в шею, а потом ниже, расстегивая рубашку и прижимаясь всем телом. Илья не остается безучастным – задирает юбку Анечки, хватая её крепкие маленькие ягодицы, совсем плоские, но это не беда. По крайней мере, этой девахе не грозит целлюлит.
Ключи находятся не сразу, и в какой-то момент Илье кажется, что проще выебать Анечку прямо здесь, в тускло освещенном коридоре, уткнув её лицом в стену. Но ключи вдруг ложатся в ладонь; Илья не с первого раза попадает ими в скважину, но, в конце концов, справляется. Он включает свет и дергает одежду, свою и чужую, распахивая блузку Анечки, сжимая маленькие упругие грудки под кружевным лифом.
Всё на мази, гондон в кармане, а в голове у Ильи – шумно и весело, пьяно и бархатно. Они вваливаются в комнату, и вдруг Анечка встает как вкопанная. В её глазах – звериный ужас, как у человека, на которого наставили пистолет.
Илья оборачивается.
- Привет, - дружелюбно говорят ему, помахивая красным и гибким, как у лемура, хвостом. – Слушай, у тебя перекиси водорода не завалялось?
Анечка – или Олечка? - орет как резаная и сбегает, кое-как запахнув блузку на тощей груди.
* * *
В первые несколько минут Илье кажется, что ему в бухло что-то подсыпали. Ну не может это быть взаправду. Реакция Анечки показывает, что еще как может, но трудно поверить глазам, увидев на своей кровати краснокожего хвостатого ублюдка.«Краснокожего» не в общепринятом смысле слова; незнакомец, проникший в квартиру Ильи, не имеет отношения к коренным жителям Америки. Кожа у него лоснящаяся и ярко-красная, как флаг Турции. Волосы – черные до синевы, жесткие и убранные ото лба к затылку. Сейчас они липнут к вискам и завиваются на концах – незнакомец взмылен, весь в поту и крови, а дыхание у него быстрое и одышливое.
- Ну? – в его голосе мелькает раздражение. – Перекись водорода. Живо!
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Илья разворачивается и бежит на кухню – грохотать пузырьками в аптечке. Краснокожий ублюдок выглядит так, словно вот-вот откинется. Он мощный и широкоплечий, его руки увиты тугими мускулами, на животе проступает каждая мышца, а через грудь проходит рана такой глубины, будто его рубануло вертолетным винтом. Из раны торчат кости, и Илья совершенно уверен – люди с таким не живут.
Но красномордая тварь – не человек. У незнакомца есть хвост, он раздраженно снует по кровати, скручиваясь кольцами от боли, а на конце его – плоская костяная зазубрина, которую Илье сразу хочется потрогать.
Вместо того чтобы лапать вторженца за хвост, он вываливает перед ним: перекись водорода, спирт, йод, моток ваты, старый советский бинт. Проигнорировав остальное, незнакомец выливает в рану полбутылки перекиси, а потом исчезает.
Просто исчезает. Раз – он еще был тут, два – его уже нет. Испачканные кровью простыни медленно расправляются – они еще хранят память о тяжести тела.
Рядом с ногами Ильи валяется китель времен второй мировой, распанаханный от ворота до грудины, и кровь на нем уже запеклась. Пока он думает, не привиделось ли ему, и могут ли галлюцинации оставлять после себя одежду, незнакомец снова появляется. Куда бы он не исчезал, возвращается не с пустыми руками – Илье достается бутылка водки, а красномордый выбирает самую толстую иголку из целой пачки и начинает быстрыми стежками штопать себе грудину.
Люди с таким не живут – снова думает Илья. Но вместо того, чтобы доказывать это хвостатой твари, прикладывается губами к горлышку бутылки. У водки – этикетка с надписями на незнакомом языке, и по вкусу оказывается, что водка эта – не водка вовсе.
- Какого хуя, - жалобно говорит Илья, а потом, откашливаясь и орудуя содержимым бутылки, помогает вымывать из раны кровь. - Тебе, может, врача?
Незнакомец не разделяет его беспокойства. Хвост снует по простыням, а потом сворачивается кольцами вокруг колена Ильи, сжимаясь туже, когда иголка протыкает красную кожу. На все вопросы незнакомец отвечает строчками из советских песен, как-то:
- Какого хуя ты делаешь?
- Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!
- Может, я позвоню…
- … преодолеть пространство и простор!
У него хороший голос, - думает Илья. Наверное, хороший. Но ему мешают две иголки, зажатые в зубах, и рана поперек груди, которую он зашивает.
- Пожалуйста, - кричит Илья. - Давай я позвоню! Тебе помогут!
- Наш ра-азум дал стальные руки-крылья, - не соглашается с ним незнакомец. Он снова исчезает, а потом появляется. Иголки, бинт и бутылка чего-то, напоминающего паленую водку, пропадают навеки. - А вместо сердца – пламенный мотор…
* * *
Незнакомец так и не представился. Илья не в курсе, как его звать, и за неимением лучшего нарекает Дьяволом.Сам Дьявол не против. Он грабит алкогольную заначку Ильи, спит на его кровати и не планирует никуда уходить. Рана перестает кровоточить, но вид у Дьявола уставший, волосы свалянные, а хвост – напряженно подрагивающий.
Ему больно, и Илья не решается его прогнать.
* * *
Сны начинаются в первый же день. Они преследуют Илью и делают ему физически плохо – в этих снах его обвивает красный хвост, а зазубрина впивается в кожу, как нож, как игла, как тысяча игл. Илья кричит, но его распинают, наваливаются упругим красным телом, горячим как ад, и умело стаскивают с него штаны. Илья дерется, сопротивляясь до последнего, и, кажется, ломает запястье о скулу Дьявола, но тот лишь смеется и переворачивает его, утыкая лицом в грязные простыни. Илья орет как резаный, но красный хвост обвивает его шею и сжимает так сильно, что ему становится нечем дышать, а между ягодиц толкается крепкое и упругое, такое же горячее, как тело Дьявола.Когда ему засаживают, Илья, наконец, просыпается. Он подскакивает на корявом кресле-раскладушке, весь в поту, с железным стояком и упавшими на лицо волосами. Бабушка давно твердит: пора подстричься, но девчонкам нравятся его волосы, а Илье нравится, когда на него западают. С этим у него нет проблем – ему двадцать пять, он красиво сложен, у него лицо модели и бархатистая смуглая кожа. Волосы – темные и завиваются, жесткими прядями обрамляя лицо, а щеки и подбородок вечно кажутся небритыми, как бы гладко их не выскоблили. Слишком темная щетина. Слишком жгучие глаза. Слишком много цыганских кровей и дерзкого, шального обаяния, из-за которого девки вешаются на Илью пачками.
Но только девки.
Мужиков у него не было, и начинать – пусть даже во сне, - он не планирует.
Дьявол сидит на постели, скрестив перед собой ноги, полностью одетый и очень внимательный. Глаза у него – голубые, ярко сияющие в темноте.
- Это нахуй что такое было? - спрашивает Илья.
- Ты меня хочешь, - сообщает Дьявол таким тоном, словно это само собой разумеется. – Предлагаю потрахаться.
Илья смотрит ненавидяще и натягивает одеяло на свой богатырский стояк.
- Предпочитаю девок, - цедит он. - А ты у меня отжал кровать, квартиру и остатки вискаря. Ты, мудло, сидишь у меня уже вот...
- Проблема в вискаре? - удивляется Дьявол.
- ... тут! - Илья тыкает указательным пальцем в горло и замирает. В комнате никого нет.
* * *
Дьявол возвращается раньше, чем он успевает принять душ. Их сожительство – худшее, что могло приключиться с Ильей, но избавиться от Дьявола не так уж просто. К тому же, на этот раз он приволок откуда-то пару бутылок мартини и пластиковый контейнер с суши.Не худший вариант для раннего завтрака, - решает Илья, - и достает посуду с верхней полки.
* * *
Всю следующую неделю Илья пытается работать и жить по привычному графику, но постоянно теряет концентрацию и клюет носом. Он плохо спит, плохо ест, а по ночам к нему являются хищный хвост, сжимающий горло, и красный член, толкающийся между ягодиц. В этих снах Илья горит, тонет, умирает, задыхается. Его раскладывают на кладбищенской земле, его насилуют, ему в рот запихивают что-то большое и пульсирующее, больше напоминающее коровий язык, чем человеческий хуй.Каждый раз, когда он просыпается, Дьявол смотрит на него беспечными голубыми глазами, а потом смеется и похабно комментирует его сны. Эти глаза – самое страшное, что есть в его облике. Такие ясные и голубые, они должны принадлежать красавчику-блондину, а не жуткой красномордой твари.
* * *
Последняя капля выглядит, как денежное дерево, выброшенное из окна вместе с горшком. Дьяволу что-то потребовалось на подоконнике, а судьба цветка его не волновала.Илья взбешен. Он любил чертово дерево, чертов горшок и чертов подоконник с этим горшком.
- Уходи! – орет он. - Ты уже заштопался, всё, вали, какого хуя!
Дьявол смотрит на него с презрением.
- Я вызову милицию! – тоном победителя объявляет Илья. Это же так просто, почему он раньше не додумался?
Дьявол скептично поджимает уголок рта.
- Расскажешь им, что в твоей квартире поселился демон с хвостом?
- Я позвоню... – Илья задыхается от злости и бьет кулаком по стене. - Они приедут, увидят! Увидят, что ты настоящий, и что у тебя есть чертов хвост!
- Звони, - говорит Дьявол. Судя по голосу, он ничего не боится. Судя по скручивающемуся кольцами хвосту, ему больно, а шов на груди снова расходится. Илья следит за зазубриной на кончике хвоста так долго, что у него начинает рябить в глазах.
Он понимает главное: ни он, ни полиция, ни Вооруженные Силы Российской Федерации в полном составе не заставят Дьявола исчезнуть.
В приступе отчаяния он сбегает из квартиры и до поздней ночи курит во дворе.
* * *
На этот раз сон необычный. Илья в нем не сопротивляется – напротив, разводит перед Дьяволом ноги и запускает пальцы в его жесткие черные волосы, дергает за них, кричит, насаживается. Его имеют, распластав на пошлых черных простынях, и Дьявол движется размеренно, как отбойный молоток, погружаясь в него каждым сантиметром вздыбленной плоти. Илье хорошо, так хорошо, что даже не больно, и впервые хочется, чтобы сон не заканчивался. Но так не должно быть, - внезапно понимает он, - это неправильнонеправильнонеправильно, надо драться, кусать, бить в живот и по ребрам, выдавливать твари глаза!Илья просыпается, задыхаясь от возбуждения и ужаса, крепко сжимая член в ладони. На него из темноты смотрят чужие глаза, холодные, как мрамор, и яркие, как лазурь на фарфоровых чашках.
- Нет, - говорит Илья.
- Да, - говорит Дьявол.
Илья с трудом разжимает ладонь, смеется побелевшими губами и уходит в ванную – дрочить. Делать это под пристальным взглядом красномордой твари он не может, а в ванную Дьявол не сунется – он не любит синюю обшарпанную занавеску в мелких дельфинчиков.
- У этих дельфинов есть зонтики, - говорит он. - Это глупо.
* * *
Следующие несколько дней Илья не ночует дома. У него есть друзья, есть пара подружек, способных его приютить, и он гудит с ними до ночи, с кем-то пьет, а с кем-то трахается, гуляет под дождем, уходит на работу, снова пьет, снова гуляет. Он уже не помнит, когда в последний раз был абсолютно трезв, и острая пика на конце хвоста впивается в его мозги, словно заноза.Проблема в том, что вечно скрываться не выйдет. Его одежда заношена, и нужно сменить хотя бы белье – а для этого придется вернуться домой. Пару часов посомневавшись и скурив десяток сигарет, Илья, наконец, заходит в собственный подъезд, дожидается лифта и нажимает нужную кнопку.
Ему так страшно, что ладони потеют, и приходится вытирать их об джинсы.
Дьявол не в спальне, а на кухне – он восседает на столешнице, обсасывая куриные косточки и выбрасывая их в раковину. Заметив Илью, Дьявол небрежно кивает ему, наливает в стакан что-то без цвета и других опознавательных знаков, чокается с отражением в окне, а потом выпивает.
- Сядь, - говорит он.
Илья стоит.
- Сегодня ты ночуешь дома, - сообщает Дьявол.
К своему ужасу, Илья чувствует, что ноги его приросли к полу, язык – к небу, а желудок – к внутренней стороне живота. Кишки сводит то ли от страха, то ли потому, что он уже не помнит, когда ел в последний раз.
- Зачем? - спрашивает он, и язык еле ворочается во рту, шершавый и негибкий.
- Мне скучно, - говорит Дьявол, и достает еще один стакан. – Это ракия.
Возражений он не принимает.
Ракия пахнет фруктами и спиртом. В ней столько градусов, что Илья смаргивает слезы и боится за свой пищевод. Они пьют и ни о чем не говорят, а потом – просто сидят, а потом – пускают с балкона самолетики, сложенные из старых газет. Дьявол трижды пропадает и возвращается, рассказывает анекдот про священника и проститутку, смеется и предлагает Илье бросить монетку – решить, кто из них сегодня спит на кровати, а кто – на кресле-раскладушке.
Выпадает решка, и Илья получает собственную кровать во временное пользование.
* * *
Он на последнем издыхании.Все, баста, у Ильи не осталось больше ни сил, ни упрямства, чтобы это терпеть. Измученный кошмарами и бессонницей, он снова встречается с Анечкой (все-таки Анечкой, а не Олечкой, теперь он знает точно), жарко и разнузданно с ней трахается, но от ночевки отказывается. Он знает – Дьяволу скучно одному. Дьявол ждет.
Каким-то шестым чувством Илья понимает, что огорчать Дьявола ему не с руки.
Вернувшись в квартиру, он несколько минут просто стоит на пороге, сгорбившись от усталости, а потом роняет куртку на пол и идет в душ.
Дьявол в его кровати, на носу – очки, в руках – какой-то детектив Донцовой. Илья входит в комнату полностью голый, член его мягко и равнодушно висит между бедер, но сами бедра – узкие и крепкие, с бархатной смуглой кожей, на которой так ярко вспыхивают царапины от женских коготков. Илья представляет, как по его коже скользит красный хвост, и сглатывает, судорожно дернув кадыком.
- Еби уже, - в отчаянии бросает он. - Только перестань это делать.
- Что делать? – уточняет Дьявол, закрыв книжку и глядя на него поверх очков.
- Это, - говорит Илья.
И опускается рядом с ним на постель.
* * *
Раньше он думал, что секс за деньги – это стыдно.Он и сейчас так думает. Он трахается с Дьяволом не за деньги, не за еду или какие-то материальные блага. Он трахается, потому что очень хочет спать – без кошмаров, в которых его душат насмерть и ебут как кошку.
Он очень устал.
У него больше нет сил, чтобы сопротивляться.
- Да-а-авай, - тянет Дьявол, и медленно проводит ладонями по телу Ильи. Ощупывает его гладкими красными пальцами, сжимает бока, медленно прикасается ногтями. Его хвост елозит у самого пола и обвивается вокруг щиколоток Ильи, а потом с силой сжимает его под коленями, опрокидывая на кровать. Илья стонет от злости, но не пытается драться.
Теперь хвост лезет ему между ног и в подмышки, елозит где попало, тычется в губы острой зазубриной. Илья приоткрывает рот, и пика на конце хвоста оказывается шершавой на ощупь, никакой на вкус и острой, как столовый нож. Рот заполняется кровью, и Илья шипит, отпихивая чертову зазубрину.
- Давай, - спокойно повторяет Дьявол, и переворачивает его на живот.
Чуть помедлив, раздвигает ладонями ягодицы Ильи и ведет языком в ложбинке между ними. Это так стыдно и мерзко, что Илья вздрагивает и застывает, накрыв затылок ладонями, молча уткнувшись лицом в подушку. Лишь бы это быстрее закончилось, - молится он. Пожалуйста, лишь бы это быстрее закончилось.
Дьявол старательно, с совершенно бессовестным удовольствием его вылизывает. Между ягодиц уже столько слюны, что Илье кажется, теперь он мог бы выебать себя бутылкой шампуня.
Или нет. Скорей всего, нет.
Помедлив, Дьявол отстраняется и начинает раздеваться. Одежда у него одна на все случаи жизни – синий френч, который никогда не мнется, и красный платочек-паше. Такое ощущение, что он сбежал с президентского приема, но Илья точно знает: он не выбирается никуда дальше баров и забегаловок, откуда ворует жратву и спиртное. Ах да. Еще ларьков с порнухой.
Когда Дьявол наваливается на него сзади, Илья закрывает глаза и молча кусает губу. Это намного больнее, чем в любом из снов. Он чувствует себя рябчиком, которого насаживают на раскаленный металлический вертел. Дьявол, словно почувствовав его мысли, шлепает его по заднице и смеется.
- Да ладно тебе, после пары недель практики – привыкнешь. Не такой уж у меня большой.
У него большой. Илья закусывает костяшку пальца, чтобы не стонать; он не знает, за какие грехи в него засаживают этот хуй, и молча дрожит, напряженный, усталый, испуганный. Он не может кончить, он вообще ничего не может – только терпеть и ждать, пока Дьявол насытится им и оставит в покое.
Но Дьявол все никак не кончает. Стоя перед ним на локтях и коленях, Илья понимает, что выглядит сейчас, как распоследняя блядь – потный, лохматый, напрочь забывший про сопротивление, похеривший чувство собственного достоинства после месяца кошмаров.
Просто нужно поспать, - думает он. Нужно поспать, и все закончится. Дьявол его поимеет, и он снова станет хозяином своей кровати и квартиры. Только все простыни нужно будет выбросить, чтобы не подцепить каких-нибудь демонических вшей.
О том, что его ебут без резинки, Илья вспоминает только сейчас. Интересно, с Дьяволом вообще опасно?
А потом, когда его мысли становятся совсем скучными, а боль в заднице – невыносимой и тупой, словно в него запихивают ручку раскаленной сковородки, Дьявол вдруг обхватывает его хвостом за горло и вздергивает вертикально, с силой насаживая на себя.
И все вдруг меняется.
* * *
- Что-то мне херово, - говорит Дьявол.Илья сбрасывает его руку со своей груди и садится. Холодный линолеум приятно остужает разгоряченные ступни.
- Спину ломит, хвост отваливается? – огрызается он.
Рана на груди у Дьявола выглядит кошмарно – как будто ему проломили ребра, потом кое-как выпрямили и небрежно заштопали сверху. Илья долго думает, что могло нанести Дьяволу такой урон. Ангел с мечом? Поп с кадилом?
На версию с ангелом Дьявол задумчиво хмыкает. На версию с попом – так хохочет, что хвост его мечется по простыням и царапает зазубриной босые ноги Ильи. Кажется, что пять минут тому назад они не трахались, а играли в твистер.
- Сгоняешь за водой? – просит Илья.
- Тебе лень сходить до крана?
- А тебе и ходить не надо…
Дьявол исчезает, а потом появляется, и вместе с ним на кровати появляется ведро воды. Илья ругается и пинками изгоняет Дьявола с мокрого матраса.
* * *
Первый раз с ним – умопомрачительный.Когда все заканчивается, еще несколько секунд Илье кажется, что он больше не сможет вдохнуть. Никогда. Воздух – что-то такое ненужное, что-то, о предназначении чего он забыл. А потом тугие кольца на горле слабеют, хвост разматывается, и Илья валится на простыни, как подкошенный.
Совсем недавно, когда Дьявол вздернул его, распиная, обхватывая хвостом и насаживая на себя, всё изменилось. Изменилась поза. Изменилась тактика – Дьявол перестал быть сукой и взялся как надо, обхватив ладонью и грубовато лаская его член. Изменилась сама суть происходящего. Раньше Илья оплакивал свою надуманную добродетель и приносил себя в жертву.
Теперь он ебался без лишних понтов.
Постанывал, забрасывая руку назад и впиваясь пальцами в чужое плечо, еле удерживаясь под сильным, невыносимо твердым телом, таким горячим, что можно обжечься. Илья знал, что не может этого быть. Что не может быть так охуенно с мужиком, что все это – сон, очередной кошмар, навеянный красным хвостом и голубыми глазами. Но секунды все тянутся, а сон не заканчивается…
Дьявол кайфует, кусая его голые плечи, и Илью наконец пробирает – всего, от лопаток до копчика.
Когда дыхания перестает хватать, его настигает разрядка.
… позже Илья ерзает и ругается, чувствуя животом липкие простыни, а Дьявол держит его, не отпуская. Им нужно в душ, но в душе – синяя штора и дельфинчики с зонтиками, так что никто никуда не идет. Вместо этого Дьявол лижет его в потную шею и недовольно морщится.
- Невкусный? – смеется Илья.
- Не тело, - говорит Дьявол. – Душа.
- Что, не нравится? – Илья отмахивается от хвоста, а потом ловит его и наматывает на ладонь. - С гнильцой?
- Проспиртована, - отвечает Дьявол, и рожа у него брезгливая. - Ничего, на опохмел сойдет.
Рана у него в груди – влажная и широкая, и выглядит плохо.
- Что-то мне херово, - говорит Дьявол.
- Спину ломит, хвост отваливается?..
* * *
Привыкнуть к Дьяволу в своей жизни не так уж сложно. Люди вообще легко привыкают к хорошему. Хотя в первое время никакие силы небесные не могут убедить Илью, что это – «хорошее». После Дьявола у него все болит, ему сложно переставлять ноги и неудобно сидеть. Илья матерится, дергает Дьявола за хвост и с горя мешает абсент с огуречным ликером.Красномордый ему ни в чем не отказывает.
* * *
На выходных Илья идет в кино. В качестве бунта – один, но свободное сидение рядом с ним быстро перестает быть свободным. Дьявол закидывает ногу за ногу, и в темноте ярко светятся его голубые глаза и красный платочек в нагрудном кармане.Илья считает, что фильм интересный, но Дьяволу скучно. Он изнывает, пихает коленями передний ряд и лезет хвостом в попкорн Ильи. Когда бумажное ведерко летит на пол, Дьявол наваливается на него, загораживает экран и целует – быстро, глубоко и настойчиво; целует так, что почти трахает его шершавым как у кошки языком. Люди на соседних сидениях шикают, и Илья вылетает из зала, пунцовый от стыда и жгучего, предательского возбуждения.
* * *
В последний месяц они трахаются так часто, что Илья уже не понимает: как он раньше без этого жил? Как вообще можно жить, не цепляясь за чужие плечи, не вскрикивая от боли и мучительного удовольствия, не сплетаясь телами на жарких, влажных от пота простынях.Белое и красное – они с Дьяволом красиво выглядят вместе.
Анечка - или Олечка? Илья снова не помнит, - зовет его в клуб после работы. Получив отказ, она закатывает истерику, и Илья узнает много нового – что они, оказывается, встречались, и что для неё все было серьезно. Не дослушав до конца, он кладет трубку.
Дьявол на кухне рассматривает столовые приборы, особое внимание уделяя ножам. Рана у него на груди едва заметна – швы сняли на прошлой неделе, и теперь под рубашкой нет толстого слоя бинтов.
- Мне нужно грохнуть одного крылатого, - говорит Дьявол, трогая пальцем нож. - А потом я уйду.
Это первый раз, когда он вообще собирается куда-то идти. Илья вспоминает то время, когда пытался от него избавиться, и сам себе удивляется.
Если Дьявол исчезнет, то в его жизни не останется ничего, кроме натасканного отовсюду импортного алкоголя, маленького бонсая, подаренного Дьяволом вместо погубленного денежного дерева, дешевой тачки и унылой работы.
Позже они лежат в кровати, и Илья любопытно ощупывает пальцами заостренную пику. Лапает под ней, отыскивая позвонки под лоснящейся красной шкурой, пересчитывает их и мнет в ладонях упругое, нежное, гибкое.
«Массаж хвоста», - называет это Илья.
«Еще раз так сделаешь – голову откушу», - называет это Дьявол.
На следующий день он пропадает, и Илье кажется: всё. Крылатый издох, и Дьявола тут больше ничто не держит. Через неделю Илья пересчитывает столовые приборы и обнаруживает, что пропал один нож.
* * *
Дьявол появляется спустя двадцать четыре дня, шесть часов и девятнадцать минут круглосуточного бдения. До этого он не пропадал дольше, чем на пару дней.Время позднее; Илья, уставший и омерзительно трезвый, возвращается из-за города. Когда на дороге перед ним материализуется черное и красное (смешать, не взбалтывать), он тормозит так резко, будто готов расшибиться к хренам.
Он и расшибся бы, повези ему чуть меньше.
Пригородная дорога пуста – когда Илья выскакивает из машины, ругаясь на чем свет стоит, его слышит только Дьявол. Хвост его танцует в свете фар, красный платочек на месте, глаза – слепяще голубые и спокойные.
- Какого хуя! – орет Илья. – Да я убиться мог! Ты башкой вообще думаешь?!
Дьявол ждет, пока он наорется, а потом выворачивает ему руку и швыряет лицом на капот. Илья шипит, рухнув грудью на горячий металл и ударившись об него носом. Он пытается драться, но Дьявол сильнее людей. Сколько ни ходи в качалку, красный хвост, тугими петлями сжимающий горло, тебя все равно остановит.
- Не паникуй, - роняет Дьявол, и, судя по звуку, расстегивает брюки. – Пока я не захочу – не убьешься.
Илья дергается и выворачивается, плюет в его сторону, но чужая ладонь уже елозит у него между ног, и остается только опустить голову и упереться руками в горячий капот.
- Не трогай меня, - шипит Илья. – Ты съебал почти на месяц. Вали. Задрал.
- Не могу, - говорит Дьявол, стаскивая с него узкие брюки. – Мне нужно.
Илья не уточняет, что именно ему нужно. Дьявол наверняка нашел бы, с кем потрахаться и без него. В то, что у красномордого к нему какие-то особые симпатии, Илья не верит.
Он для Дьявола – мушка на лобовом стекле; неразумное, презренное животное, в которое зачем-то суют член.
Илье странно ощущать себя предметом чужой зоофилической фантазии.
- Блядь… - шипит он. - Тебе обязательно ебать меня посреди дороги?
- Нас не арестуют, не бойся, - отвечает Дьявол.
- Это тебя не арестуют, - огрызается Илья. - Потому что ты свалишь куда-нибудь на Гаити, оставив меня со спущенными штанами и голым задом!
Дьявол не отвечает, стиснув его бока и аккуратно, медленно насаживая на себя.
Когда его традиционно хватают зубами за загривок, Илья стонет и прогибается в спине. Ему неудобно, ноги спутаны штанами, и раздвинуть их не получается.
- Н-н… - тянет он. - … нахуя?
- Надо.
Дьявол начинает двигаться, и Илья скулит от скомканного, злого удовольствия. Он вскрикивает, а потом еще раз, и еще, каждый толчок будто выдергивает из него по нерву. Хвост стискивается на шее Ильи, и тот чуть не плачет – от стыда, боли и переполняющего, нестерпимого восторга.
Непонятно только, от чего больше.
- Какого ху!..
- Ты повторяешься, - резюмирует Дьявол. – Надо купить тебе словарь.
После секса он просто молчит, позволяя Илье натянуть штаны, а потом ловит его, прижимаясь лбом ко лбу в странном, глубоко интимном жесте. Не откликаясь на его ласку – ненастоящую, глупую, не обманувшую бы и ребенка, - Илья какое-то время слушает свое колотящееся сердце. А потом говорит:
- Нет, я сдохну не так.
Дьявол отрывается от его лба.
- Что?
- Не так, - повторяет Илья. – Я не расшибусь в тачке. Я умру, но не так.
- А как ты умрешь? – кажется, Дьявол заинтригован. По крайней мере, в его взгляде становится на градус меньше равнодушия.
- От рака, - заявляет Илья. В бардачке должны быть влажные салфетки, он ищет их, но не находит, и приходится вытираться платком сомнительной свежести. – У меня охуенная семейная история. Бабка, дед, еще один дед – по материнской линии, отец, дядя по отцу…
Дьявол приближается к нему и задумчиво втягивает воздух ноздрями.
- Короче, - заканчивает Илья, - рак надирает нам зад. У меня нет ни шанса.
Еще несколько секунд Дьявол обнюхивает его ухо, а потом, так ничего и не сказав, исчезает.
* * *
Он появляется трое суток спустя, и красные руки до локтей вымазаны в чьей-то крови. Дьявол ставит на стол бутылку темного стекла, на горлышке – разводы пыли и кровавый отпечаток ладони. Он усаживает Илью на кухне, садится напротив и оплетает хвостом его щиколотку.- Ты должен кое-что сделать, - говорит Дьявол.
- Какого хуя, - уже привычно отвечает Илья. – Что на этот раз?
- Пей.
Ничего столь мерзкого Илья раньше не пробовал. И не попробует, иначе выблюет себе кишки. Он давится первой же стопкой, но Дьявол наливает еще и требует пить. Это нужно – утверждает он. От этого многое зависит. Его мутное пойло воняет скипидаром и жженой резиной, у Ильи сводит скулы, желудок сокращается, словно старается вытолкнуть из себя ядовитую дрянь, но Дьявол неумолим. Еще, еще, еще!
Илье кажется, что с таким же успехом можно пить незамерзайку. Что еще чуть-чуть, и он ослепнет, прожжет себе желудок и сдохнет в муках. А потом Дьявол обнюхивает его рот, отставляет бутылку и обнимает его обеими руками. Тело у него – сильное и горячее. Илья пытается не потерять сознание, но в голове у него щелкает и шумит.
Потом становится жарко, нестерпимо горячо, как в аду, и у Ильи закатываются глаза. Несколько секунд он горит, а потом нет.
* * *
- Зачем? – спрашивает он, когда приходит в себя и садится в кровати.Дьявол усмехается и наклоняет голову.
- Решил подправить твою карму.
- Что?..
- Рак.
- Я угадал? – Илья вздрагивает. На него накатывает блевотная слабость, и приходится лечь. - Я заболею?
- Уже нет. Еще пара месяцев, и я бы тебе не помог.
- Почему?
- Пересадка души не лечит метастазы в почках.
* * *
Следующую неделю Илья пьет, не просыхая, и плачет, а потом смеется, а потом все вместе. У мадеры мерзкий вкус и маслянистая консистенция, от водки хочется блевать, от абсента язык завязывается узлом, а мозги идут кровавой бахромой. Дьявол таскает ему выпивку и говорит, что это чужая душа прирастает к его собственной – скверная процедура, нужно потерпеть. Илья не хочет терпеть, он хочет, чтобы это закончилось, ему мешают чужие мысли в своей голове, или свои в чужой, он уже ничего не понимает. Он плачет от чувств, которых в нем не было, он смеется от чувств, которых в нем скоро не будет, он хочет пить и трахаться, а потом – снова трахаться, и еще раз, и так до скончания лет.Дьявол ему в этом не отказывает.
* * *
Пересадка души, - рассказывает Дьявол, - как пересадка костного мозга. Нужно добавить чуть-чуть чужого к своему собственному. Скорей всего, они подерутся, но дело будет сделано, и ты будешь жить.- А зачем было то пойло? – спрашивает Илья чуть позже.
- Звезда-полынь, - смеется Дьявол.
На деле всё проще – это полынный шнапс. Чтобы пересадка души удалась, её нужно ослабить. Оказывается, полынь справляется с этим лучше других трав.
По всем каналам транслируют резонансную криминальную сводку – выпотрошенный парнишка, двадцать пять лет, Максим Чараев. Убийство в особо извращенной форме – над ним поработал чудовищный вивисектор, перемешав все органы и кое-как заштопав ему брюхо цыганской иглой. До Ильи доходит очень медленно, но потом он вспоминает: сильные красные руки, окровавленные сверху донизу, будто ими копались в чьих-то кишках.
Его исцеление от рака стоило кому-то жизни.
Илья находит Дьявола на балконе и спрашивает:
- Он уже был мертв, когда ты?..
- И да, и нет, - бросает Дьявол, и отказывается говорить на эту тему.
* * *
Когда Илья приходит в себя и может слышать мир, видеть мир, воспринимать мир без алкогольной завесы, он наконец-то спрашивает:- Зачем?
- Что «зачем»? – уточняет Дьявол.
- Зачем ты меня спас?
Дьявол моргает, и глаза у него – синие и равнодушные.
- Мне нужно с кем-то пить.
- И трахаться, - подсказывает Илья.
- И раскладывать пасьянсы.
- И жить.
- Вот видишь, - Дьявол расстегивает пуговицы своей строгой темно-синей жилетки. - У тебя есть масса применений.
Илья не верит ему ни на грамм.
* * *
Дьявол пропадает где-то сутками, потом появляется, трахает Илью, щекочет хвостом его пятки, смотрит телек и опять исчезает. Он вышел на тропу войны, но недобитый крылатый не сдается так просто.На западе грохочут танки, в Турции падают самолеты, доллар – девяносто два и продолжает расти. Хляби небесные разверзлись и вывалили на мир столько дерьма, сколько Илья и не ждал.
- Это из-за тебя? - спрашивает он у Дьявола.
- Нет, - говорит тот.
И пропадает, оставив после себя запах ментоловой жвачки и царапины на бедрах.
Илья не может спать, но у него нет выбора. Он до отупения смотрит телек и пьет таблетку за таблеткой, сначала от бессонницы, потом от боли, потом – от всего на свете. Он запивает таблетки сначала водой, а потом – остатками бренди из трех разных бутылок. У него кружится голова и хочется блевать, вокруг него – светопреставление, и во всем виноват его Дьявол. Илья не может с этим жить. Не знает, как.
* * *
- Хватит жрать это говно. Ты от него ватный, - говорит Дьявол. Нюхает блистер с таблетками, шуршит ими, а потом выбрасывает в окно. Он не знает, что такое бензодиазепины, но ему и не нужно. - Откуда ты их взял вообще?- Бе-е-ез разницы, - устало отзывается Илья. – Тебе не похуй?
Ему дают пощечину, а потом отмачивают в холодной воде. Выбравшись из ванной, Илья ругается и стучит зубами, но Дьяволу больше не перечит.
Он понимает главное: Дьявол о нем не заботится. Даже если это смахивает на заботу, это – всего лишь поддержание Ильи в живом работоспособном состоянии. Для чего? Он не знает.
* * *
В день, когда Дьявол убивает крылатого, Илья абсолютно чист, трезв и сидит на работе. В мире ничего не происходит. Гигантские волны не смывают Японию с лица земли, Нью-Йорк не рушится, ядерная боеголовка не летит на Москву.Мир дремлет, ленивый и влажный – его репутация подмочена осенними дождями и брехливыми журналюгами, перегрызающими друг другу горло за сенсацию.
Когда Илья возвращается домой, Дьявол возлежит в его ванне, голый и прекрасный. Черты лица у него грубые и правильные, как у старых президентов с американских купюр. Шторки с дельфинами нигде не наблюдается, и Илья, молча осмотрев это дело, отворачивается и собирается уйти.
- Стоять.
Гибкий хвост хватает его у двери и тащит обратно, прямо в одежде опрокидывая в ванну. Вода перехлестывает через край и заливает пол. Теперь она везде – в рубашке, в носу и в глазах. Илья отплевывается и ненавидит Дьявола так искренне и жгуче, словно нашел источник всех своих бед. Чувство ненависти для него в последнее время столь же привычно, как черные носки и кофе по утрам. Красный хвост вьется рядом с его ногами, изгибается и сворачивается петлями. Он скользит, хищно обматывая запястья Ильи, и зазубрина с кинжально-острыми краями елозит в ладони. Илья берет ее двумя пальцами, чтобы не порезаться, несколько секунд ждет, а потом отпускает.
- Я всё, - говорит Дьявол. – Командировка окончена.
Илья молчит. Он взрослая, самостоятельная личность, его душевное равновесие не зависит от наличия или отсутствия каких-то там демонов. По крайней мере, не должно зависеть. Его волосы липнут к вискам, жесткие и темные, и Илья думает: если бы он заплакал, слез не было бы видно на мокром лице.
Но он не плачет. Слезы – херня для влюбленных парочек, детей и стариков. Хотя он, раздосадованный мокрой одеждой, сейчас и ворчит как старик…
- Как насчет попрощаться? - говорит Дьявол, и упругий красный хвост лезет Илье между ног, колет пикой бедро и трется о влажную ткань.
- А мы не могли попрощаться в постели и голыми?
Дьявол смеется. Илья оборачивается и бросает на него взгляд, равнодушный чуть более чем полностью.
- Зачем?
Дьявол молчит, но не потому, что не хочет отвечать, а потому что предлагает расширить вопрос. Илья сам поражается, как много оттенков чужого молчания он научился различать за три месяца.
- Зачем это все? - говорит он.
И знает: Дьявол его понял.
А еще: Дьявол ответит, и на этот раз – честно. Раньше у него был смысл юлить, Илья был ему нужен, хоть и не понимал – зачем. А теперь... «командировка окончена». Крылатый сдох. Завтра – а может, сегодня ночью, - Дьявол уйдет, и этого ничто не изменит.
Помолчав, Дьявол тянется к крану и откручивает его на максимальную мощность. По ногам хлещет кипяток, но это ничего: Илье холодно, а мокрая одежда быстро остывает и липнет к дрожащему телу. Сердце в его груди колотится, как шаманский набат.
- У этих ребят, - Дьявол тычет пальцем вверх, но указывает, очевидно, не на лампу в матовом плафоне. – У них большая фан-группа. Чтобы драться с ними на равных, мне нужен тот, кто будет в меня верить.
- Тебе мало сатанистов? - уточняет Илья.
- Сатанисты – херня, - отвечает Дьявол. Пика на кончике хвоста царапает бортики ванной, ныряет в воду и мелко дрожит. - Для них это забава, а не стиль жизни. Мне нужно другое.
Илья молчит. Он, кажется, начинает понимать.
- Тысяча сатанистов, - говорит Дьявол, - хуже одного человека, который верит в меня абсолютно. Который любит меня, доверяется мне, орет подо мной долгими ночами, влажными от дождя и нашего пота. Это такая сила...
Он шумно втягивает ноздрями воздух и запрокидывает голову, а красный хвост взмывает над водой. На этот хвост у Ильи страшный стояк, но он сидит спиной к Дьяволу, мокрый и усталый, и понимает: чтобы потрахаться, нужно раздеться, а чтобы раздеться, нужно приложить слишком много усилий. Рубашка липнет к телу, и из-за этого трудно дышать.
- Это такая сила... - повторяет Дьявол, и голос у него мечтательный. - Пока я подпитываюсь от пары-тройки прирученных смертных, крылатым приходится со мной считаться.
Несколько секунд Илья обдумывает, что ранит его сильнее: «пара-тройка» или «прирученных». Но, кажется, ничто из этого не приносит ему боли – душа спокойна, ей плевать. Илья не приручен, он это точно знает. Конечно, он в говно, и если понадобится, отдаст Дьяволу душу за бесценок, но это – другое. Не любовь, а нежелание возвращаться к тому, скучному и обыденному, с Анечками и Олечками, с тощими сиськами, с пышными сиськами, с ночами, полными угара и безбашенного секса. Оказывается, не такой уж он был безбашенный. С Дьяволом все кажется лучше, полнее, он как специя, которая придает жизни смысл и остроту.
Соль моей жизни, - думает Илья.
А вслух говорит:
- И каждый раз, когда ты волок меня ебаться...
Дьявол кивает, а его хвост обвивается вокруг щиколоток Ильи, как живая петля. Однажды он на спор сдвинул кровать, захлестнув кончиком хвоста деревянную ножку. После этого Илья неделю относился к хвосту с благоговением, а потом решил – тварь он дрожащая или право имеет? - и снова намотал его на руку.
- И тогда, с машиной...
На машине, - думает он.
Дьявол пожимает плечами – Илья чувствует спиной каждое его движение.
- Ты же ставишь мобильник на зарядку? - говорят ему. - Просто у каждого свой вид розетки.
«Ты меня использовал», - звучит банально, а Илья не любит банальностей. Конечно, использовал, это же гребаный Дьявол, ты чего ожидал?
- Я пришел, подзарядился и ушел, - красный хвост извивается, будто Дьяволу смертельно скучно. Илья берет в ладонь зазубрину и режется об ее край.
- Зачем ты спасал меня? - спрашивает он. - Ты справился за три месяца и собираешься свалить. За это время я бы не окочурился.
Дьявол хмыкает и, наверное, смотрит на него, как на идиота. Илья не оборачивается, потому что не хочет выяснять, так ли это.
- Представляешь, какой благодарностью, какой безумной преданностью фонит человек, если спасти ему жизнь?
Илья вспоминает, как долго и мучительно – с болями, с незаживающими язвами, с заполненными жидкостью легкими, - его бабка отправлялась на тот свет. И дед. И еще один дед. И отец. И дядя.
Он скорее выбросился бы из окна, чем мучился так же. Но, к счастью, рак ему больше не грозит.
- Допрос окончен? - спрашивает Дьявол, и задирает на нем мокрую одежду. - Доволен?
Илья кивает, а потом медленно расстегивает пуговицы рубашки. Он не доволен, но он, по крайней мере, теперь все понимает.
Единственное, чего Илья боится – что его сейчас утопят. Выебут и утопят, как слепого котенка. Выбросят, как использованный презерватив. Севшую батарейку. Фантик от конфеты.
А потом Дьявол ставит его раком, придушив хвостом почти до обморока, и все это становится абсолютно неважно.
* * *
У Ильи кружится голова и сухо во рту. Если закрыть глаза, головокружение только усиливается, темнота давит на него со всех сторон, вертится и пляшет, как треклятый хвост. Илья пытается курить, но давится дымом, кашляет и утирает с губ вязкую, липнущую к пальцам слюну.- Ты, - говорит Дьявол, и усаживается рядом с ним на перила балкона. - Что тут делаешь?
Илья не делает решительно ничего. Он сидит на перилах, свесив ноги и болтая ими над пропастью, внизу двор, а людишки кажутся мелкими, как тараканы в разноцветных одежках. У некоторых тараканов – коляски с детьми, у некоторых – песики на поводках, и все они прохаживаются с глубоким чувством собственного достоинства, как будто двор принадлежит именно им.
Илья откашливается и щелчком пальцев избавляется от сигареты.
Вместо того чтобы ответить на вопрос, он спрашивает Дьявола:
- Как себя чувствует человек без души?
- По-новому.
- Как?
Дьявол закатывает глаза и нетерпеливо дергает хвостом.
- Ты перестанешь любить, что любил. Тебя не будет волновать, что волновало. Тебе наконец-то станет легко.
- Кажется, это рай.
- Кажется.
Они сидят и молчат, соприкасаясь коленями, а потом хвост Дьявола скользит вниз. Илья опускает глаза и смотрит, как вокруг его щиколотки обвиваются красные лоснящиеся кольца.
- Вдруг ты грохнешься, - объясняет Дьявол, и крепко держит его хвостом.
Илья вспоминает, как чужие губы скользили по его шее, как Дьявол фыркал и кривил нос.
«Проспиртована».
И еще:
«На опохмел сойдет».
Илья кривит губы, и улыбка его получается горькой, как полынный шнапс.
- Хочешь, я продам тебе душу? - говорит он.
- Решил оптом избавиться от анальной девственности и души? - усмехается Дьявол. - Шустро. Твое предложение?
- Останься со мной.
Дьявол приподнимает брови. Кольца на щиколотке сжимаются, и Илье невыносимо хочется дернуть ногой и освободиться. Даже если для этого придется спрыгнуть с балкона.
- Зачем? - говорит Дьявол.
- Я помню, как жил без тебя, - Илья делает над собой усилие и изображает эмоцию. Теперь это больше похоже на улыбку, чем на судорогу лицевых мышц. - Больше так не хочу.
Небо над ними – большое, малиновое, и людишки с колясками и собаками начинают потихоньку расползаться по домам. Илья перебрасывает ноги через перила, но балкон – слишком маленький, чтобы вышагивать по нему из угла в угол. И потому он встает, положив руки на перила, и смотрит прямо перед собой. Куда угодно, лишь бы не на Дьявола.
- Соглашайся, - говорит он. - Побудь самой дорогой в мире шлюхой, услуги которой оплачиваются душой.
Дьявол смеется и спрыгивает на балкон, а потом его хвост обвивается вокруг бедер Ильи, пальцы сжимают его плечи и наклоняют вперед. Укладываясь грудью на перила и вцепляясь в них ладонями, Илья думает, что его соседи пропускают интересное зрелище. Пока они залипают в телевизор и делают домашние задания, его пялят на соседнем балконе, кое-как стащив по бедрам узкие джинсы. Пялят, словно они и не трахались пару часов тому назад, придерживая его хвостом и руками, обдавая волнами адреналина, возбуждения и жгучего, болезненного удовольствия.
Среди всех видов секса этот – как спирт среди всех видов выпивки. Дешево и горячо. Илья покачивается на волнах адского пламени, ему хочется кричать, но гибкий хвост оплетает его голову и втискивается в зубы, как кляп.
Это – слишком явный намек. Илья кусает так сильно, что рот заполняется кровью, она горячая и горькая, но Дьявол не ругается, не отбирает хвост, даже не прекращает двигаться. Илья давится слезами, слюной и кровью, и стонет, и насаживается, и не хочет, чтобы это когда-нибудь закан...
* * *
Глаза у Ильи – карие. Он долго смотрит на себя в зеркало, а потом споласкивает лицо холодной водой. В комнатах пусто и тихо, а разномастные бутылки разной степени экзотичности, натасканные Дьяволом, он выбросил еще вчера.Самого Дьявола он выбросил из своей жизни еще раньше – в тот момент, когда душа, парализованная вкусом демонской крови, была оторвана от плоти и костей. Это не было больно. Илья не помнит, как это было. Он, кажется, кричал, а потом дышал упоительно густым ночным воздухом, а потом хлебал из-под крана холодную воду. Потом он разделся и долго рассматривал себя в зеркале, силясь найти рану, которую чувствовал, но которой не было. И души не было тоже. И чувств, и страха, и вожделения к Дьяволу.
«Кажется, это рай».
«Кажется».
Дьявол пришел к нему спустя пару часов, положил руки на голые плечи и сказал:
- Как мило. Все вы думаете, что без души сможете наслаждаться жизнью.
Илья молчал и смотрел в зеркало. Тело у него смуглое, а у Дьявола – красное; кажется, раньше они хорошо сочетались. Теперь это – просто яркий и бледный штрихи на зеркальном холсте.
Дьявол склонился и медленно провел языком по шее Ильи, словно пробуя его на вкус.
- Оболочка, - сказал он. Кажется, в голосе мелькнула нотка жалости. - Шкурка от виноградины. Ну что, мне остаться с тобой?
Илья молчал. Глаза у него были тусклыми.
- Правильно, - хмыкнул Дьявол. - Зачем я шкурке от виноградины?
Илья молчал.
- Я был нужен душе, а не телу, - продолжил его собеседник. - С ней я и останусь.
Илья молчал.
Красная зазубрина медленно и ласково скользнула по его плечам, а потом исчезла.
* * *
Ильи больше не было.
.)
он пришел к знаменитости.
