Рожденные наоборот

Это была странная женщина. Это был странный мужчина. Их разделяло все, что только может разделять людей. Расстояние в десятки тысяч километров, десяток часовых поясов, возраст и социальное положение. И только маленький значок на светящемся экране монитора сделал однажды так, что две потерянные души сплелись друг с другом. Сплелись навсегда, поставив в двух жизнях точки.

Она.

- Татьяна Сергеевна!- раздраженный голос директора ворвался в уши.
Из-за стола поднялась невысокая женщина. Одернула офисный пиджак, поправила прическу, туманно улыбнулась отражению в зеркале напротив. Чертыхнулась, когда на скользком паркете подогнулся высокий каблук, захватила со стола никому не нужные отчеты и открыла дверь в кабинет начальника.
«Забавно,- мелькнула у нее мысль,- я вижусь с этим типом чаще, чем с мужем. Неудивительно, что он снится мне по ночам».
Сидящий напротив нее мужчина не был ни стар, ни молод, ни красив и не уродлив. Он был никакой. Мог быть добрым и злым, строгим и ласковым. Мог осыпать комплиментами и лишить премии. Мог подарить букет цветов ни с того, ни с сего, а мог заставить работать сверхурочно. Так было всегда, так было везде. Это называется жизнь.
Вот только для той, что стояла на пороге его кабинета жизнь кончилась пятнадцать лет назад. Тогда, когда она забирала из кадров пароходства свою трудовую книжку и получила в кассе последний расчет.

Женщина прикрыла темные глаза бархатной шалью густых ресниц и вспомнила, как стояла в тот пасмурный день на Набережной. Спустилась к воде так низко, что замочила носки туфель, но даже не заметила того. Начинался шторм и море глухо бурлило, выговаривая расстроенной посетительнице свое недовольство. Пять лет они не расставались друг с другом. Пять лет Татьяна Сергеевна Басова дышала солью, падала со шконки во время шторма и жила волной за бортом.
Пошла в море с первым мужем почти сразу после рождения дочери. Оставляли ребенка свекрови, зарабатывали на квартиру, копили на приданое. Не ожидала она тогда только одного: что влюбится в стихию похлеще, чем в мужчину. Что навеки оставит свое сердце в заграничных портах и растворится в дикой волне за бортом. Забыв обо всем: о муже, о дочери, о жизни на берегу.
А так и случилось. Странная ирония злодейки – судьбы подарила ей счастье, а потом отняла навеки.
Когда-то давно ее мать сказала фразу, которую Таня-подросток почему-то запомнила. Было Танюше тогда пятнадцать лет, а ее старшему брату – двадцать два. Что можно было понять в маленькой угловатой и противной характером девчушке? Однако ж вот... материнское сердце не обманешь.
- Мне надо было вас рожать наоборот,- сказала тогда мать,- тебя мужчиной, а его женщиной.
Странная, непонятная и совершенно никчемная фраза, сказанная походя за обедом залегла в подростковую душу и осталась там навсегда.
И, стоя у воды, стремительно меняющей цвет от синего до мрачно-серого, Таня вспомнила эту фразу. Вспомнила и впервые пожалела, что не мужчина. Что надо оставаться дома и воспитывать дочь. Потому что незачем было рожать, если не хочешь воспитывать.
Верно все, так и есть, и так и должно быть. Однако глаза предательски застилает слезами, а слух упорно ловит гудки отходящих от рейда сухогрузов. На одном из которых сейчас был ее муж.
Она была молода и красива, она была сильна и упорна. Скрутила себя в кулаке, сжала в маленький твердых ладонях ноющее сердце и пошла учиться на береговую профессию.

- Татьяна Сергеевна,- повторил директор уже мягче,- где топливные отчеты по танкерам? Еще утром попросил Вас принести их.
Финансовый директор судовладельческой компании «Парус надежды» распахнула ресницы, смутив этим директора. Как всегда, почти черные глаза этой бестии заставили его сердце пропустить удар.
- Вот они, Дмитрий Владимирович,- заявила Таня, протягивая папку.
Глядя, как тот перелистывает отчеты механиков, она вновь вернулась в прошлое. Сколько лет прошло, сколько камней попало в нее на пути к посту начальника финансовой службы. Как плакала она ночами, выговаривая подушке свой страх, что не сможет, не справится, не сдюжит. И останется влачить жалкое существование никому не интересного бухгалтера. Однако справилась, смогла и сдюжила.
Стояла сейчас перед директорским столом и ненавидела всех. Себя, за то, что родилась «не наоборот»; начальника за то, что не сводит с нее глаз; мужа за то, что боится ее. Всех остальных за то, что надо притворяться, пытаться жить, как все, соответствовать уровню.
- Все ясно, Татьяна Сергеевна,- буркнул директор, возвращая папку,- в который раз замечаю перерасход топлива по танкеру «Двина». Куда смотрит мой финансист, интересно?
На танкере «Двина» никогда не было никакого перерасхода, но он всегда становился причиной для задержки на работе. Это было не страшно. Дочь уже выросла, муж был в рейсе и дома Татьяну особо никто не ждал. Это было противно. Потому что в мертвом офисе, освещенном только экранами мониторов, приходилось увиливать от жадных рук и объяснять, что ты не такая. Ты ждешь трамвая: а именно – мужа с моря.
Сто раз спрашивала себя финдиректор: почему она не уйдет с опостылевшей работы и находила только один ответ: хоть тушкой, хоть чучелом, но к морю поближе. Пусть проверять топливные отчеты; скандалить с просоленными капитанами; материть штурманов; штрафовать пьяных матросов. Пусть так, но слышать хотя бы по ночам ласковое воркование океанской волны. Подниматься по трапу во время контрольных проверок, хватаясь за серебристые леера. Ступать на палубу, чувствуя под ногами вибрацию главных двигателей. Упасть на диван в капитанской каюте и смотреть, как статный моряк с посеребренными висками наливает в бокал золотистый виски, стараясь задобрить проверяющего.

Он.

Сашка резко обернулся, когда неожиданно за спиной раздался звук закрываемого замка. Удивленно посмотрел на приближающуюся к нему женщину. Очень красивую, почти неземной красоты, хрупкую и грациозную.
Только что закончился урок музыки, который был последним, все одноклассники уже убежали и школьные рекреации ловили их веселые крики. А его ждал тренер по плаванию и домашнее задание.
Она просто подходила, не сводя с него загадочного взгляда, и на губах у нее играла странная... и такая обворожительная улыбка.
Парень прижался к доске, а женщина подошла вплотную. Провела рукой по его щеке, спустившись трепетными прикосновениями пальцев по шее к ключицам. И просто молча улыбалась, расстегивая ремень.
То, что было потом, он запомнил плохо. Ему казалось, что он расплавится, так в один миг стало жарко, когда эта странная незнакомка прикоснулась горячим ртом к тому, что достала из школьных брюк. Схватил ее на руки, сорвал белье, прижал спиной к доске. Хотелось кричать, когда возбуждение вырывалось наружу. Хотелось просто орать от наслаждения и страсти одновременно, но мягкая женская ладошка зажимала рот. И ладошка пахла духами «Польский вечер».
А потом женщина ушла, растворившись в пустых школьных коридорах, и Саша понял, что он влюбился. Навеки. Навсегда. В кошачьи зеленые глаза, в неземную хрупкость и сладкую нежность.
Он рисовал ее днями и ночами, он хорошо умел рисовать. Он рвал себя на клочки, ввязываясь в драки по пустяковому поводу. Вот только драться с ним особо не рисковали: в пятнадцать лет у него был рост метр восемьдесят два.
И время прошло, он пошел учиться на архитектора. Он рисовал уже не первую женщину, а дачные коттеджи. И не плакал ночами, а просто хотел любви. Той, о которой пишут в книгах и снимают фильмы.
Но жизнь – странная штука. Надышавшись романтизмом, парень напрочь забыл обо всем остальном. Что рядом с душой всегда идет тело, что рядом со святостью всегда живет блуд. Да, и судьба-злодейка умудрилась наградить его шикарной внешностью, огромным ростом и богатырским сложением.
Так и прожил этот странный парень почти до тридцати лет. Наверное, его тоже надо было родить «наоборот», только ему об этом никто не сказал. Он не был гомосексуалистом, нет. Даже мысль об этом вызывала у него вызывала отвращение. Он просто искал в женщинах то, что так редко ищут другие. Он искал в них душу. Но когда у тебя рост сто девяносто четыре и ты красив, как Аполлон...Женщины забывают про свою душу, в них начинает играть похоть.
Он даже умудрился жениться. И это был удивительный поступок с его стороны. Потому что он женился на... женщине-альпинистке. Глядя на нее, ползущую вверх по скале, с хохотом вбивающую крючья в каменистую поверхность, он понял... это, что он искал в жизни. Эта женщина, как и он сам, была рождена «наоборот». И вместе, две оборотных стороны, они составляли одну медаль.
И пусть жизнь со скалолазкой не сложилась: им пришлось развестись. Но вкус к странным женщинам, рожденным «наизнанку» у него остался навсегда. И это стало кошмаром всего его существования.

***

Она. Через три года.

Татьяна вышла из офиса, взглянула на солнце через темные очки. Уже три года, как некого ждать из рейса. Три года, как паспорт украшает штамп развода.
Взвизгнула сигнализация на синей, как море, «Мазде». Приветливо мигнули фары, мотор довольно хрюкнул, встречая хозяйку. Та села за руль, ощущая ладонями его мягкую кожу, и прикрыла глаза, ожидая прогрева.

- Уходишь?
В вязком сигаретном тумане дрейфовали оба. Таня пожала плечами, налила сотую чашку кофе, добавила в нее сотую ложку коньяка. Тот, кто сидел за столом, смотрел на женщину, не отрываясь. Глупость, которой не было объяснений, совершенно идиотский поступок, которому не было оправданий, привели их сейчас к этому разговору.
- Ухожу,- ответила Таня,- только не требуй от меня объяснений. Ты сам все прекрасно понимаешь.
Он понимал, но принимать не хотел. Когда дверь каюты распахнулась и на пороге появилась жена, боцман понял, что это все. Черт его знает, как в его постели оказалась эта смазливая дневальная, которая сейчас лупала идиотскими глазами на стоящую в дверях женщину.

- Пятнадцать лет,- тихо сказал Вова,- мы же прожили почти пятнадцать лет. Неужели нельзя простить этой ошибки?
Таня отвернулась, ей было... не то, чтобы тяжело. Ей было скучно, она не любила скандалов и разбирательств. Ну, почему он не может просто собрать вещи и уйти? Кому нужен этот бессмысленный разговор? Кому от этого должно стать легче?

А проклятое подсознание подло подсовывало обрывочные воспоминания. Вот она стоит у борта, вцепившись в леер, и океанский ветер развевает ее длинные темные волосы.
- Ну что, Танюша,- подмигнул ей вахтенный матрос,- пойдем в Тихий Океан. Ох, и болтанка там сейчас...
Таня заливисто рассмеялась, откинув голову. Тихий, так Тихий...

- Уходи,- сказала мужу,- тебя дневальная ждет.
Сказала, и стало тошно от самой себя. Ох, и много в тебе бабского, Татьяна Сергеевна. Выжигала огнем, вытравливала, как тараканов, а нет-нет, да и прорвется. А если уж прорвется, то хоть святых выноси.

Через год после развода обзавелась собакой. Купила потому, что увидела рекламу «Чаппи», а пес оказался охотничьим. К ярко-красной собаке пришлось разжиться ружьем, надеть болотные сапоги и пойти месить грязь по полям. Неожиданно понравилось: и азарт погони, и приятная тяжесть подсумка вечером, и горящие глаза пса.
А самое главное... узнав, что она вооружена, на работе отстали все. Татьяна ненавидела, когда на нее смотрели. Не любила, когда ощупывали глазами, отдергивала руку, если кто-то случайно пытался к ней прикоснуться.
Секс... секс давал ей определенную гамму эмоций, но она не понимала, как можно, а самое главное – зачем, делать это каждый день. Когда вполне хватает и раза в месяц.

Это была странная женщина и сейчас она неслась по трассе, выжимая из роторного двигателя максимум: сто семьдесят километров. Но даже таким женщинам нужна осторожность на дороге. Это она поняла потом, когда хирург, матерясь сквозь зубы, вытаскивал пинцетом осколки лобового стекла, врезавшиеся ей в лицо.

Идиота на джипе, рванувшего на обгон по встречной, она увидела не сразу. Задумалась, отвлеклась, заслушалась музыкой из динамиков. А когда увидела, стало поздно. Тормозной путь пролег черными дымящимися полосами, колодки заклинило, две машины развернуло почти одновременно и они столкнулись пассажирскими сидениями. Татьяне показалось, что перед глазами взорвалось солнце. От полной слепоты спас только прочный пластик темных очков. Как разваливался напополам нос, разрезанный самым крупным осколком, она чувствовала даже теряя сознание.

Неделю смотрела в зеркало, пытаясь понять, как жить дальше. Из блестящей поверхности на нее моргало опухшее лицо с зашитой правой щекой (почему-то не пострадала левая), собранным по кускам носом и располосованной верхней губой.
Молодой лицевой хирург, зачем-то отчаянно краснеющий, пытался что-то объяснить. Рассказывал о косметических процедурах, глубоких лазерных шлифовках и моде на шрамы.
Татьяна перевела на него взгляд, улыбнулась левой стороной лица.
- Спасибо, доктор,- искренне поблагодарила, когда он выдернул последнюю нить из шва.
Вышла на улицу, увидела, как шарахнулся от нее ребенок. Маленький мальчик вцепился в материнскую руку и уже был готов зарыдать в голос от «страшной тети».

«Мазда» погибла безвозвратно, и это было единственным, о чем жалела Татьяна. Ее верная подруга, ее Кристина.
Два дня прошли, как в тумане. Сотовый разрывался от звонков с работы. Директор сначала грозил, потом уговаривал. Потом объяснял, что за ту зарплату, что он платит взбалмошной женщине, он сможет нанять трех мужчин. А Татьяна не сводила глаз с заряженного ружья, уютно примостившегося в углу комнаты.
И только карие глаза пса, который, словно что-то почуяв, не пускал ее к оружию, остановили этот кошмар.

Через десять дней на пороге судовладельческой компании «Парус надежды» появилась обновленная финдиректор. Она улыбалась припухшими губами, с удовольствием видела, как перешептываются за ее спиной женщины, и наслаждалась тем, как краснеет директор в ее присутствии. Все мысли о косметических операциях Татьяна Сергеевна отбросила. Шрамы украшают мужчин, а она была рождена наоборот.

Он. Через три года.

Саша курил, лежа на диване, пуская дым в потолок. Вроде все кончилось, в паспорте красовался штамп развода.
В суде, зубами, парень вырвал у жены опекунство над сыном. Сейчас мальчишка мирно сопел в своей кроватке, но почему же ему самому так хреново?
Затушил сигарету, подошел к окну и взглянул на темнеющие улицы. Странная штука – судьба. Донельзя странная. Всю взрослую жизнь он хотел понимания, чувств и любви. Черт бы ее побрал, эту проклятую любовь. Она всегда все портит. А что получил в итоге? Мерзкий процесс с когда-то любимой женщиной. Проклятия в спину и... ничего впереди. Потому что альпинистки на каждом углу не валяются, а других ему не надо было.
Прикрыл глаза и вспомнил прошлое. В очередной раз содрогнулся от отвращения к себе и всему миру. Вспомнил студенчество, когда пьяные девахи стаскивали с него одежду, весело хохоча. Ну, как им было объяснить, что то, что в штанах – это просто рефлекс, не более. А хочется большего.
Работал на автомате, закрыв глаза и закусив губы. Странно, что еще выползали живые и довольные из-под его огромного тела.

Чего ж сейчас так плохо-то? Любой бы радовался на его месте. Свободен, как птица, никого над тобой нет. Ни жены, ни мерзких начальников (профессия позволяет работать на себя). А хреново так, что кажется, будто взрезают скальпелем еще не успевшие зажить раны.

Засыпал и видел, как ОНА ползла по скале. И смеялась, смеялась, смеялась над ним, непутевым. Может быть, сам виноват?
Это вопрос он задал себе уже в шестой раз за вечер, закуривая шестую сигарету. Ну, так получилось, что...

Их было двое на стяжке: она-инструктор, и новичок-альпинист мужеского полу. Черт его знает как, но страховочный трос оборвался и они повисли вдвоем на разных уровнях. Она сверху, напарник снизу. Скалолазка заперла внутри панику, набрала в грудь воздуха и уже готовилась покрыть это неумеху всеми имеющимися в распоряжении «ласковыми» словами. А как еще? Когда на весах жизни. Но вдруг... Отчаянный новичок расстегнул снизу ее штаны, рассупонил до нижнего, пользуясь тем, что инструктор не могла пошевелиться. И... вперед заре навстречу. Несчастная альпинистка забыла, как ее зовут. Ошибка... Случайность... Глупость, которой не было оправдания.

«Но как ты-то это почувствовал?»- Саша спросил себя, закуривая седьмую сигарету за вечер.
Как всегда, он разговаривал в мыслях с той, что разрушила его жизнь.
«Почувствовал. Как, не знаю. Не спрашивай, не отвечу».
«Пусть так. Но почему ты принял самое мужское решение в своей жизни? Зачем ты стал трахать меня с утра до вечера без перерыва, думая, что мне просто мало секса? Почему ты со мной просто не поговорил?»
«Потому что я любил тебя... Черт тебя подери, я до сих пор тебя люблю».
«И мне пришлось уйти. Потому что... Потому что нет потому что. Потому что ты рожден наоборот».

Огромная ладонь врезается в стекло. Хочется разбить, но инерция мыслей гасит движение. Мальчишка спит в соседней комнате, беспокоить нельзя.

Она. Август.

За окном зарядил дождь. Стоял пеленой хлещущей с неба воды и падал тяжелыми каплями на серые крыши домов. Дождь шел уже три дня и, казалось, что даже сама земля скоро перестанет впитывать влагу.
От смертной тоски и одиночества хотелось вздернуться. От беспросветной темноты за окном хотелось выть, подражая псу, который боялся грозы. Вдобавок, Татьяна с удивлением поняла, что ей хочется секса. Легкого и ни к чему не обязывающего. Простого и несерьезного. Главное, чтобы кто-то был рядом. Согрел теплом сильных рук, отвел тоску, растопил скуку и разогнал темноту.
Она подошла к зеркалу и взглянула на себя. Волосы падали на плечи темными волнами, брови сошлись над глазами цвета марочного коньяка. Что вдруг нашло на нее, Таня не поняла. Но полезла в ящик, достала косметичку. Негромко выматерилась, когда увидела, что пудра превратилась в розовый комок, а тушь высохла насмерть. Зато порадовал тональный крем, сохранившийся в почти первозданном виде.
Как давно это было… Как долго пальцы ее не совершали таких знакомых каждой женщине движений. Мягкая пуховка покрывала кожу персиковым кремом. Прошлась под глазами, скрывая залегшие тени, прогулялась по щекам, приласкала лоб. Татьяна мечтательно закрыла глаза.
«А в тушь можно плюнуть,- подумалось ей.- Как раньше всегда делали».
Чем она, накрашенная, будет заниматься, женщина не думала. Просто решила посмотреть, что из этого выйдет. Со времен аварии она не брала косметичку в руки.
«Так, ну все,- решила Таня,- вроде готово. Пора красить ресницы».
Поднесла к глазам маленькое зеркальце, и...Блестящий кружок металлизированного стекла вдребезги разбился о стену. Вслед за ним полетел набор теней для век, на крышке которого красовалось то же проклятое зеркало.
Пес вскинул голову, глухо зарычал на хозяйку, но подойти не решился. Та схватила ватный диск, смочила его лосьоном и принялась остервенело стирать с лица дурацкий клоунский макияж. Тональный крем намертво засел в швах, вытащив их наружу пугающими змеящимися полосами.
Впервые после аварии Татьяна расплакалась и пожалела, что разъехалась с дочерью. Ей хотелось выреветься в обычной бабской истерике. Завыть белугой, обнявшись с единственным человеком, которого не пугало ее лицо. Схватила телефон не думая, через справочную узнала номер и позвонила в фирму досуга.
Его привезли к ней через полчаса – молодого мальчишку с крепким торсом, обтянутым белой футболкой. Пес тихо бесновался, запертый на балконе. Парень молча прошел за хозяйкой через темную прихожую в комнату, где не горел свет.
«Странно,- подумал он,- сзади вроде не уродка. Прикол такой, что ли?»
Происходящее его интриговало. Ровно до той минуты, пока странная женщина не щелкнула выключателем и не повернулась к нему.
- Предупреждать надо,- ошарашенно протянул он тогда.
- Тебе за это деньги платят,- ледяным тоном отрезала Таня.
Свет можно было и не включать. Сказать «Не надо» и «гость» бы послушался. Ему за это деньги платят. Но злость надо было выплеснуть. Ярость, скопившуюся внутри, необходимо было выкинуть. И не вина этого пацана, что он попался под горячую руку финдиректора. Первым желанием было оставить свет, но она пожалела парнишку. Щелкнула раскрытой ладонью по выключателю, погрузив комнату в полный мрак, и включила томную музыку. А потом то, за что «платят деньги», случилось, и мальчишка даже не пожалел, что попал к этой странной-странной-странной женщине. Во всем остальном, кроме внешности, она оказалась совершенно нормальна. Где-то даже лучше многих, требующих извращений, или лежащих бревнами все время. А потом отказывающихся платить, хотя он и старался изо всех сил.
Когда оплаченное тоской время вышло, мальчик поцеловал клиентку в шею на прощание. Удивился тому, что женщина так и не спросила его имени и закрыл за собой дверь. А Таня выпустила пса с балкона и легла спать, прислушиваясь к своим ощущениям. Они ей понравились, чего греха таить.

Он. Август.
Черный байк торпедой взрезал горячий воздух. «Кавасаки» рвался за город, где на поляне уже стояли такие же, как он, двухколесные монстры. Их хозяева разводили костер, нанизывали мясо на шампуры и похлопывали по попкам своих затянутых в хрустящую кожу подруг.
Ветер бил в лицо. Шлем – для трУсов. Саша склонился над рулем, стараясь максимально уменьшить сопротивление воздуха. Видимость отличная, движение разреженное, настроение отменное. Но пьяному водителю на «Тахо» показалось иначе. Бампер машины врезался в хромированную задницу байка, и мотоциклиста снесло ускорением. Протащило по асфальту, ударило о бордюр и выкинуло на среднюю полосу едва ли не под колеса проезжающих автомобилей.
Первое, что увидел Саша, очнувшись – это прозрачные глаза врача «Скорой».
- Н-да,- задумчиво проговорила женщина,- много видела дураков, но таких – впервые.
На него не действовал наркоз, и хирург в травме шила почти по живому. Залатывая спину, плечо и располосованную левую щеку, постоянно повторяла:
- Ты дурак.
- Почему?- наконец, спросил Саша, скрипя зубами от боли.
- Никогда не замечал, что все мотоциклисты-недомерки?- продолжала эта «садистка», втыкая в него иголки.
Странно, но Саше пришлось признать ее правоту. Среди друзей-байкеров он и впрямь выделялся исполинским ростом.
- Это не потому,- монотонно продолжала хирург,- что таких бугаев, как ты, мало. А потому, что для вас садиться на мотоцикл – смерти подобно. Инерция любит вас больше всех, для вас – одна авария – одна смерть. То, что ты выжил – это научная фантастика. Современная медицина таких случаев не знает.
Ее бредовая речь помогала облегчить боль, и это приходилось признать.
- Вот, что я тебе скажу, парень,- закончила врач, накладывая на лицо последний шов. Склонилась над изуродованным телом и прокричала прямо в ухо,- никогда не садись на мотоцикл, дурак!
Шрамы на теле его не беспокоили. Он их даже не замечал. Беспокоил один: на лице. Он тянулся от середины щеки до виска и прятался в русых волосах. Он приносил боль. Нет, даже не так. БОЛЬ. Сшибающую с ног, погружающую во мрак и отключающую мир.
Боль привела за собой свою подругу – ярость. Ярость привела за собой память. Память принесла боль.
Жизнь замкнулась в жуткий хоровод воспоминаний, погрузив Сашу в ад. Свой собственный, персональный, созданный своими руками. Каждый вечер – трезвый или пьяный – он вспоминал одно.
«Папка, не уходи,- кричал сын три года назад и хватался за штанины,- не уходи, папка». Детские глазенки наливались страхом, слезами и отчаянием. Сначала мальчик кричал, потом бормотал, потом просто всхлипывал. А папка оторвал от себя цепкие пальцы, хлопнул дверью и спустился в гараж.
Лежа, облитый бензином, на холодном цементном полу и держа в руке зажигалку, Саша вспоминал свое. С садистским наслаждением прокручивал в голове жизнь, как пленку страшного кино. На нитки памяти нанизывал все те изуверства, которые совершил потому... Будь проклята эта любовь. От нее одна беда.
Зверь должен уйти. Но в расплывающемся сознании вдруг возникло мальчишеское лицо с огромными серыми глазами:
«Папка, не уходи!»
- Черт возьми!
Зажигалка отлетела в угол, а Саша сел, обхватив голову руками, и тихо завыл по-звериному.
***
Она. Октябрь.
Таня вернулась с охоты. Почистила оружие, сложила патронташ. Скривила губы и дала себе поблажку: птицу решила почистить завтра.
Устала. Как... собака устала. Как мохнатая рыжая молния с динамитом под хвостом, что сейчас храпит на пороге, раскинув лапы.
Она думала, что уснет сразу, едва голова коснется подушки, но ошиблась. Ворочалась с боку на бок, бестолково считала овец, уток и гусей. А потом плюнула и включила компьютер.
На автофорум не заходила со времен аварии. Не хотела выслушивать сочувственные вздохи и осторожные вопросы. Но сегодня решила развлечься.
«Где пропадала?»- сразу спросил ее старый знакомый.
- Да так...
«Жаль «Мазду». Хорошая тачка была».
- Жаль...
«Слышали, что сама пострадала. Ну, хоть жива осталась. Говорили же тебе: не гоняй, не гоняй».
- Заткнись, Дима...
«На охоте уже была? Мы вчера ездили, еле до дома дотащили. Слушай, у тебя же турецкая ружбайка. Хочу ствол поменять, а то мне мой ИЖак совсем надоел. Как турок? Удобный?»
- Ну... купи себе «Ладу» и сравни со своей «Хондой». Так же и оружие.
В разговор о машинах и оружии неожиданно ворвался странный тип. Паясничая, как клоун, насыпал восклицательных знаков:
«Ну, блин!!! Вот бы переспать с таким диким мужиком, как эта милейшая дама!!! Дайте корвалолу, люди!!!»
- Дима, кто это?- спросила Таня.
«Черт его знает,- ответил тот.- Новенький какой-то. То ли из Москвы, то ли из Питера. Веселый, зараза».
Таня отключилась и пожала плечами.
«Голубой, что ли?»- подумала про странного собеседника.
Провалилась в сон и заснула без сновидений.

Он. Октябрь.
Саша знал, что жена не вернется. Разговаривал с ней по ночам и все пытался, пытался, пытался доказать свою правоту.
«Я сделал это ради тебя,- говорил он ей.- Ради того, чтобы ты вернулась».
Она молчала. Смотрела васильковыми глазами прямо в душу и просто молчала. И молчание это было страшнее скандалов, потому что не давало забыть того, что так хотелось забыть. Того, что легло грехом и страшным проклятьем на его мятущуюся душу.

Когда в машине забарахлил движок, Саша решил спросить совета на автофоруме. Спросил, и… застрял там. Веселился вовсю, обмениваясь шутками и новостями. Помогало отвлечься, помогало забыть прошлое и мириться с настоящим.
Этот интересный разговор подглядел случайно. Когда понял, что об оружии разговаривает женщина, обожгло огнем. Знакомая страсть ударила в виски. Альпинистка за спиной, охотница на страницах форума. Бывшая морячка, гонщица, и… очень-очень странная женщина. Вдруг подумал, что она могла бы понять его, простить и принять. И тогда зверь, что затаился у него внутри, уйдет, освободив навсегда его душу.
Саша следил за редкой посетительницей. Читал ее слова, таял от силы, наполнившей их. Про себя назвал «амазонкой». Пустив в ход все свое обаяние, хохмил, огрызался и посмеивался. Пытался подобраться поближе, но боялся.
А на другом конце страны за ним следила Таня. Читала шутки, отвечала на подколки, и... хотела подобраться поближе. Он напоминал ей ее покойную «Мазду». Машину, которой не было ни у кого в городе. Спецвыпуск по спецзаказу.
Однажды утром Саша проснулся и понял, что впервые за последние несколько лет он не увидел во сне голубых глаз. Он увидел невысокую, почти маленькую, женщину, бредущую по густой траве, с ружьем на плече.
«Странно,- подумал Саша,- а почему маленькая?»
«Странно,- подумала Таня, когда впервые за несколько лет не увидела во сне взрыва лобового стекла,- а почему такой огромный?».

Они. Декабрь.
За окном бесновалась вьюга. Била в окна и завывала на разные голоса. Покрывала озябший город снежной пеленой и прятала под ней людские печали и беды. Очередной одинокий вечер за компьютером, очередной бокал красного вина, очередная сигарета и едкий дым по легким.
Таня уже почти час наблюдала, как странный тип на мониторе осыпал ее комплиментами. И когда вино слегка ударило в голову, она вступила в личную переписку.
«Привет. Ты кто такой?»
Саша удивился, увидев вопрос. Вот это да... Его жар-птица сама на проводе. И тут же оттарабанил ответ:
«Я – тот, кто хочет зла, но вечно совершает благо».
«А как тебя зовут?»
«Зовут Зовуткой...»
Таня нахмурилась. Ну, что за глупое ребячество.
«Ты всегда так паясничаешь?»
«Когда я не схожу с ума, я весел и спокоен».
Таня улыбнулась. Что-то в нем было. Что-то неуловимо прелестное и странно притягательное. Последний глоток вина оказался лишним. Это она поняла тогда, когда следующая ее фраза уже уплыла по электронным проводам.
«Сексом с тобой заниматься интересно... наверное».
Саша закашлялся. Смело. Даже для такой странной женщины слишком смело. Клавиатура послушно напечатала ответ:
«Пощади меня, Артемида. В самое сердце ведь попала. Треклятая чувствительность. Пойду поплачу».
Таня вытаращила глаза на монитор. В голове крутились всякие прозвища. От «придурка» до «клоуна». Посидела еще пять минут и выключила компьютер. Вот ведь дурында, надо же было такое сказануть постороннему мужику. Язык бы отрезать и пальцы отрубить. Нет, пить вредно. Но за окном такая мерзость, что кажется, будто снег идет не на улице, а прямо внутри. И вьюга воет не над городом, а в душе, засыпая холодом и без того остывшее сердце.
А утром она увидела письмо, прождавшее ее в почтовом ящике целую ночь.
«Хорошо, что никто не видит, как я читаю твои слова. Такие завораживающие черные крючочки на белом фоне. Как будто ты прошлась своими лапками по снегу и оставила для меня это чудесное послание. Такие красивые буковки, прям одна к одной.
Представляешь, футляр от диска сломался. Сижу, читаю-читаю, кулак сжимается, и... хрясь. А диск клиентский. Вот чего теперь говорить?
Отпусти меня, пожалуйста, я спать хочу»
«Я тебя не держу»- ответила Таня.
«Да кто ты такой?- подумала про себя.- Тоже мне нашелся шутник. Буковки у него там красивые. Видел бы ту, которая их печатала».
Через полчаса Таня поняла, что разозлилась окончательно. Так, как не злилась ни на кого. Даже на своего первого мужа, который по три раза на день мог вставать из-за стола с одной-единственной шуткой: «Все было очень вкусно, особенно хлеб».
Нервно выхватила сигарету из пачки и щелкнула зажигалкой.
«Отпусти его, видите ли,- накручивала себя злостью,- можно подумать я за ним бегаю. Это он за мной таскается по всему форуму».
Но в душе была вынуждена признать: она хотела вытащить его на разговор. Хотела услышать то, что он может сказать наедине. А в ответ получила: отпусти меня, пожалуйста.
Когда Таня курила вторую сигарету подряд, Саша спал за семь часовых поясов от нее. Спал и шел по следам той, что проложила их своими маленькими лапками. Никак не мог догнать, нервничал и убыстрял шаг. Но добраться так и не успел, когда зазвонил будильник и надо было собирать сына в садик.
Все тот же декабрь.
- Папка,- тараторил сын, подпрыгивая вокруг,- а я вчера на Светку компот пролил.
- Ну, и зачем ты это сделал?- спросил Саша.
Спросил, а сам думал о том, что уже должен прийти ответ от той, которой он вчера почти признался в любви. Уж как мог, как получилось. Это было удивительно, но все его красноречие отказало вмиг, когда ему вдруг захотелось рассказать этой амазонке о своих чувствах и надеждах.
- Я нечаянно,- насупился ребенок.
- Девочек обижать нельзя,- автоматически выдал Саша прописную истину,- сегодня же извинись.

Вручил сына молодой воспитательнице, бросившей на одинокого папу заинтересованный взгляд, и помчался домой. Работать. Клиент требовал ускорить разработку проекта. Дел невпроворот, но сначала проверить почтовый ящик. Одно новое входящее от нее.
«Я тебя не держу».
И все? Саша помотал головой. Не может быть.
Опять перечитал. По словам, потом по слогам. Никакого тайного смысла в простой, как кирпич, фразе не увидел. Потом догадался перечитать свое письмо. Смысл ответа дошел.
«Да не может быть,- тоскливо подумал Саша,- я же просто спать хотел отпроситься. Два часа ночи было, умирал от усталости. А она… А я думал, что она все понимает».
Работа не шла. Хотелось курить одну за одной, хотелось все объяснить, рассказать и пожаловаться. Но вместо этого он просто обиделся и замолчал.
Тупо пялился в монитор и едва не проглядел очередной вопрос:
«И все-таки, как тебя зовут?»
Ухмыльнулся здоровой стороной лица. Имя… Что в имени тебе моем – оно, как ветер.
В городе, укрытом снегом, Таня получила ответ:
«Мне кажется, что не важно, как тебя зовут. Важно – куда. А я ошибся в тебе. Я путаю тебя с теми, кого встречал на своем пути. Ты похожа на многих, и не похожа ни на кого. Я часто ошибаюсь, и радость быть разным мне не дана.
Сейчас, когда волшебная жар-птица медленно погасла в моих усталых глазах, я могу сказать: ты прекрасна, как всегда.
Знаешь, мне нравятся эти огромные театральные люстры. А что? Они не пролетят над тобой, обжигая огнем горящих крыльев и оставляя тебя на сгоревшей земле. Они останутся навсегда. Даже тогда, когда мы умрем.
Вся жизнь – театр,- сказал Шекспир,- и мы в нем актеры.
Поэтому, выдираю из себя сердце и отдаю кассиру. Получаю взамен билет, прохожу в партер и занимаю там место.
Напоследок хочу отметить… Если какой-то придурок (то бишь я) спросонья сказал что-то непонятное, надо простить и подождать. Авось, да у этого придурка завал по работе и эмоциональный стресс по его собственным придурковатым причинам.
И вообще, убей зверя. Соберись и сделай это, ты же охотница. Ведь единственное, что меня держало здесь – это ты. Я до сих пор хватаюсь за тебя, как за родное пепелище.
Нет, подожди... я тебя в последний раз укушу и уйду.
P.S. Мне больно».
Теперь уже в монитор смотрела Таня. Черт знает что творилось у нее внутри. Ей смутно казалось, что ее только что завуалированно послали куда подальше. Но последняя фраза упала каплей свинца на сердце.
Ей показалось, что она почувствовала его боль. Стонущую, тягучую. Затаенное внутри страдание, которое хочет вырваться наружу. Ей захотелось его... приласкать. Положить себе на колени громадную голову (а она должна быть именно громадной) и гладить по волосам до тех пор, пока он не уснет, уткнувшись носом туда, где зарождается наслаждение.
Таня помотала головой. Ты что, финдиректор, с дуба рухнула?
Пошла гулять с собакой. Наигралась, навозилась в снегу. Насмеялась, когда пес уронил ее в сугроб и встал мощными лапами на грудь, улыбаясь волчьим оскалом.
- Гай,- поднявшись, потрепала его по холке,- какой ты у меня классный. Лучше всех.

***
Сотовые телефоны – это зло. Особенно, когда они настойчиво звонят рано утром в субботу. На отключение сигнала звонка абонент не реагирует и упрямо набирает номер заново. Таня схватила трубку и рявкнула:
- Дима, чего тебе надо?
Когда-то, еще до аварии, они вместе составляли экипаж. Ее бессменный штурман по ледовым гонкам, инструктор по экстремальному вождению и напарник по танцам железных коней на льду. Насмешливый Димин бас снял раздражение:
- Дорогая моя, загляни на форум. Увидишь кое-что интересное. А как прочтешь, так звякни старому другу. И объясни, что это значит.

На форум заглянула через час после прогулки. Да, и что там может быть интересного настолько, чтобы будить ее по утрам и требовать отчета. Но интересно было. Первую же страницу украшала тема под названием «Веселая правда».
«Жил-был архитектор,- писал форумный клоун,- жил себе, не тужил. Работал на всех, кто платит. Фрилансер называется. А когда не работал, то веселился в Интернете. Однажды довеселился. На сайте автомобилистов познакомился с бабой. Да, ладно бы с нормальной бабой, а то с гонщицей – капитаном экипажа. Пока она там гоняла со сверхзвуковой скоростью, да одаривала его парой строчек по электронке, парень грелся-раскалялся и влюбился, как пацан. А все почему? На почве развода.
Была у него жена. Красотка – альпинистка. Была и сплыла.
И вот ведь, что интересно… Наверное, в глубине своей дурацкой души этот чувак слегка голубоват. Потому что бабы его привлекают только с мужским характером. Решительные и бесстрашные. Чтобы в постели, как на ринге. Вот так.
Вот и нашел себе еще одну такую. Гонщицу-самогонщицу. Охотницу-разохотницу.
А как все погасло? Банально и просто. Серо и скучно. Написал этот архитектор своей летчице любовное письмо, да вышло у него как-то неказисто и двусмысленно. А она баба бескомпромиссная, привычно рубанула с плеча в стиле: «Счас как дам по соплям». Архитектор обиделся и захлопнул себя, как дверь, прямо перед ее носом. А ведь он влюбился насмерть. Вот так. И как теперь жить?
Не теряйте надежды, друзья, нигде и никогда».

Чашка с кофе так и не донеслась до губ, когда Таня прочитала эту бестолковую исповедь.
Вздрогнула, когда телефон требовательно зазвонил, высветив Димин номер:
- Ну,- спросил штурман,- что скажешь? Знаешь, я в сети многое повидал, но такую откровенность вижу впервые. И не надо говорить, что это не про тебя.
Отбой. Извини, Дима, не до тебя. Пальцы легли на клавиатуру и выдали затаенное. Будь, что будет:
«Зачем так откровенно? Что я тебе сделала? Не буду я тебя убивать, я тоже влюбилась. Оставайся, веселись, а я уйду от греха подальше».
Чертова разница во времени. Все, как в тумане. Посуда, которую надо помыть; полы, которые надо подмести; еда, которую надо приготовить. И...сигнал о полученном письме:
«Если правда, что любишь, не уходи. Прошу, не уходи».
Что ж так руки-то трясутся? Почему в голове туман? Почему обжигает огнем и холодом одновременно. Ведь так нельзя...
«Послушай меня, тебя нет. Ты – никто. Ты – чертовы буквы на мониторе. Набор нечитаемых символов. А теперь иди и всем расскажи, как я, идиотка, призналась тебе в любви. Иди, иди, тебе все поверят».
На другом конце континента Саша закрыл глаза. Ее надо удержать любыми путями, потому что... нет потому что.
«Говори со мной, Таня. Шли свои буквы моим усталым глазам. Я хочу жить. Хочу ТЕБЯ!»
Буквы и символы рвались навстречу друг другу. Наверное, они были не одни такие во всемирной паутине, но в тот момент им казалось, что кроме них на свете не было никого. Все умерли, погибнув в ядерном взрыве и оставив их наедине. Долго сдерживаемое, тщательно спрятанное вырывалось наружу:
«Знаешь, я ходила в море. Дышала розой ветров и соленым бризом. Там все казалось простым и понятным, а здесь все так сложно и неясно. Откуда ты взялся? Кто ты такой, вообще? Господи, что ты со мной сделал? Извини, я спать хочу, у нас уже очень поздно».
Она проснулась посреди ночи от того, что пес пристально смотрел на нее. Вопреки всем правилам, установленным в доме, Таня похлопала рукой по кровати, приглашая собаку. Рыжий мерзавец довольно хрюкнул и устроился калачиком рядом, согревая горячим телом одинокую постель.
***
«Прикинь,- читала она утром,- какая со мной история, недавно, приключилась. Уржаться можно. Сижу, и тупо смотрю в монитор, пытаясь вдолбиться в глупейшее техзадание, присланное очень дорогим (по причине его грандиозной платежеспособности), моему сердцу клиентом. И автоматически – приавтоматически проверяю почтовые ящики. Шесть новых входящих. Шесть(!), и ни одного, от тебя. Темнота, вакуум, долбаный космос. Отхожу от компа, присаживаюсь на корточки лицом к стене и задумываюсь. Крепко задумываюсь. Очнулся, когда Игоряшка обнял меня, со спины. Глазенки испуганные, сам еле шепчет: «Почему ты плачешь? Не плачь, не плачь, папка». Удалось отшутиться. Смешно, правда?
Посмейся надо мной, охотница. Я боюсь тебя. Как огня боюсь».
Таня ухмыльнулась. На иссушенное одиночеством сердце упали первые дождевые капли. Адресату с нечитаемым именем полетело сообщение:
«Ты когда письма пишешь, хоть в ворде их проверяй. Ты где запятые научился так отчаянно ставить?»
Утро воскресенья. Спать бы, да спать... Но ей хотелось поймать его за экраном хотя бы на час. Чтобы не смотреть на часы и не думать: ну, когда же ты проснешься, соня садовая?

Таня не знала, что Саша настроил часы на компьютере на восточное время. И сейчас всегда знал, что делает та, которую он никак не может догнать, чтобы посмотреть в глаза.
И тоже пора было спать, но хотелось побыть немного рядом. Сказать то, что хотел сказать давно, но боялся. Ох, как же он боялся ее обидеть.
«Знаешь,- ответил ей,- тебе так трогательно удалось натянуть эту менторскую маску, что я даже улыбнулся. Так и слышу за твоими словами малой терцией «Двоечник проклятый». Трояк у меня был по русскому. Тро...як.
Вот сейчас говорю всякую чушь, а хочу сказать совсем другое. Но я все-таки скажу, ты только не дерись. Это, как... «поп свое, а черт свое».
Ты снишься мне... Безо всякого разрешения и стыда снишься. Мое подсознание не дает картинки, зато дает ощущения. И это здорово, потому что я смогу спать подольше. Темные сны, но такие живые. Ох, какие живые...Ты только говори со мной, Таня. Не уходи. Я измучился один. Пойду посплю немножко».
Таня вздрогнула. Где он находит такие слова? Которые впитываются внутрь, как в губку, и дарят глупую, детскую радость.
Взглянула на себя в зеркало. «Никаких фотографий,- твердо решила про себя,- не надо ему об этом знать».

***
- Танюша, чем занимаешься?
Что-то Дима стал часто звонить. Не сказать, что неприятно. Когда-то в прошлой жизни у них даже что-то намечалось. Сейчас, наверное, ни один из них не скажет, почему все сорвалось. Кто-то что-то сказал, второй обиделся и оба решили остаться друзьями.
- Я тут подумал,- продолжал штурман,- раз уж ты вылезла из подполья, может, встретимся. Погода хорошая, снегопад закончился, трассу почистили (сам проверял). Не хочешь пару кругов на машинах дать? Авось, и обгонишь меня, как мечтала.
Она пожала плечами. Почему бы и нет? Делать дома все равно нечего. Тот, кто пишет, сейчас спит. Гонками по кругу можно убить время.
- Не надейся,- хмыкнула в ответ,- я стартер поменяла. Даю тебе два круга, а потом сделаю тебя окончательно.
- Ну-ну...

Они встретились впервые после аварии. Дима внимательно вгляделся в лицо, взял пальцами за подбородок.
- Глупо получилось,- тихо сказал он.
Ослепительно улыбнулся и кивнул на пассажирское сиденье. Таня забралась в нагретый салон и приготовилась слушать. Это же ее штурман, а курс всегда прокладывал он.
- Значит, так,- Дима говорил негромко и спокойно,- от точки под мостом до разворота на заимке ровно пятьдесят километров. Выверено чуть ли не линейкой, не бойся. Сверяем часы и устанавливаем таймеры. Если кто-то задержится со стартом – не беда, считать будем от момента движения. У нас три часа. Выигрывает тот, кто за это время сделает больше кругов. Фиксировать будут регистраторы по монументу на въезде в город. Лады?
Ну, еще бы... Это же жизнь.
Татьяна перебралась в свою тачку, рука привычно легла на коробку передач, глаза ощупывали дорогу впереди. Левая крайняя свободней, но чищена хуже. По средней плетутся редкие авто, но они ей не помеха. Дима махнул рукой в окно, давая знак к старту, и японские турбины взревели...
Штурманскую «Хонду» она потеряла за очередным поворотом. Как обычно, рулевой вел уверенно и хладнокровно, и то, что ее «Тойота» продует в дым, Таня поняла почти сразу. Даже с новым стартером продует. Но обидно не было. Есть соперники, которым и проиграть не стыдно. Дима был именно из таких.

Они припарковались на обочине и вывалились из машин, хохоча, как сумасшедшие. Закурили оба, прислонившись спинами к борту «Хонды» и Дима вдруг провел холодным пальцем по шраму на носу.
- Беспокоит?- спросил негромко.
Таня поежилась, щелчком выкинула сигарету и твердо ответила:
- Нет.
Села в машину, завела двигатель и уставилась на стрелку топлива. Почти ноль. Еле-еле хватит доползти до дома. Доездилась, называется. Бросила взгляд на часы: почти семь вечера. Пора домой: прогулять пса, налить горячего чая с лимоном, забраться с ногами на кресло и ждать, когда солнце осветит западный город.
- Ты меня извини, дорогая,- Дима упал на пассажирское сидение,- но у меня проблема. Горючка на нуле. Не подрассчитал немного. Даже до заправки не доползу. Поделись со старым другом.
Сказал и бросил взгляд на топливную стрелку, неумолимо стоящую на минимуме.
- Понятно. У тебя то же самое. Что будем делать?
- Ко мне давай,- предложила Таня,- у меня канистра на двадцать литров стоит. Пополам поделим, каждому хватит.

А дома… Ну, не выгонять же его было, в самом деле. Особенно после того, как он в обмен на горячий обед пошел гулять с собакой.
Проходя мимо компьютера, бросила взгляд на монитор. Хотелось усесться перед экраном и ждать…Но знала, что если усядется, то уже не встанет до тех пор, пока шутливо-страстные признания не польются музыкой на нее.
Поэтому, просто глубоко вздохнула и прошла на кухню: готовить обед. Услышала, как хлопнула входная дверь и в прихожей послышались звуки.
Пес возился огромным медведем на маленьком пятачке, Дима шутливо отмахивался от назойливых собачьих ласк.
- Проходи в комнату,- выкрикнула она из кухни,- я сейчас буду.
О том, что она забыла выключить компьютер перед уходом, Таня вспомнила уже тогда, когда заходила с подносом в зал.
- Чужие письма читать нехорошо,- холодно произнесла хозяйка.
Поставила поднос на стол и попыталась добраться до монитора. Но руку ее накрыла штурманская ладонь.
- Извини,- негромко оправдался он,- я всего лишь двинул мышкой и экран зажегся. Надо закрывать вкладки, когда уходишь.
Таня отошла к окну. Выхватила сигарету из пачки, рывком открыла форточку и выпустила в мороз первую порцию дыма.
- Ты много куришь,- сказал Дима, стоя уже за спиной.- Я так понимаю, что это тот, кто так рьяно признавался тебе в любви совсем недавно.
Она нервно передернула плечами. Так нужен ответ?
- Дорогая моя,- мужчина перешел на знакомый насмешливый тон,- ты попалась на крючок.
Таня развернулась к собеседнику, с вызовом взглянула в лицо и пустила дым, прищурив глаз.
- Ты уверен, что это твое дело?
- Ты знаешь, как его зовут?- вместо ответа спросил Дима.
Ухмыльнулся, когда женщина отрицательно качнула головой.
- Сколько ему лет? Тоже не знаешь? Фотографию видела? Нет? Ну, как же так, дорогая… У вас же такие трогательные отношения, а ты не знаешь о нем ничего, кроме того, что он с Запада и архитектор.
Тон становился все насмешливее, зеленые глаза штурмана лучились кошачьим торжеством.
- Это называется «киберпикаперство», Таня. Убивается время за компьютером, ведь скука – наш самый страшный враг, правда?
Дима сел в кресло, взлохматил темные густые волосы. Обещанный обед сиротливо остывал на краю стола рядом с клавиатурой, от которой в далеком городе другой ждал ответа.
- Это просто,- продолжал штурман, глядя на хозяйку,- берешь пива на вечер, цепляешь кого-то в сети и начинается веселуха. Самое главное – это сразу найти подходящие слова. У твоего парнишки это получилось. Надо взять на вооружение его «усталые глаза» - хороший бренд.
Невыносимо было смотреть в изумрудные глаза, откровенно смеющиеся над ней. Она отвернулась и уставилась отстраненным взглядом в окно, выражая спиной недоверие. Почувствовала, как на плечи легли тяжелые ладони. Дима назвал тихо ее старым – старым именем:
- Ярис, что с тобой случилось?
Мужские руки скользнули ниже к локтям, обвили талию и штурман легонько прижал Таню к себе.
- Почему,- продолжил, разговаривая, как с ребенком,- ты забыла, что на поворотах надо сбрасывать газ? Куда делась твоя осторожность? Как ты могла поверить этому балагуру?
Она развернулась в кольце его рук и положила ладони ему на грудь:
- Дима, посмотри на меня. Внимательно посмотри.
- И что я должен увидеть?
Его невыносимые зеленые глаза оказались так близко. Так завораживающе близко.
- Ярис, мы с тобой год в одном экипаже были,- мужской голос таял в тумане, слова долетали до нее с трудом,- я тебя целый год трахнуть не мог. Ты же вся такая независимая. Ты думаешь, сейчас меня может что-то остановить?
Тане показалось, что она стоит на пороге измены. Вот только кому? Тому, у которого нет ни имени, ни лица, ни сводящего с ума голоса? Тому, кто всего лишь... буквы на мониторе.
Напарник проводил своим взглядом ее, брошенный на компьютер.
- Не переживай, дорогая, на этот вечер он быстро найдет следующую дурочку.

Ужин остался нетронутым, в окна упала ночь. Дима называл ее старым прозвищем, называл ее красавицей и она верила всему, что он говорил.
А на другом конце страны Саша смотрел в экран и думал:
«Ну, почему замолчала? Обиделась? Ну, что случилось?»
Взглянул на часы в компьютере, механически отметил, что время на востоке самое подходящее: десять часов вечера. И так и не дождался ответа.
Накормил пацана, выслушал детские новости и сел ждать ту, что уносила с собой на край света его сердце.

***

Штурман ушел рано утром даже без кофе. Ушел, поцеловав на прощание и взяв обещание, что она не напишет «пикаперу» ни одного слова.
- Я не буду влезать в это,- скзал Дима,- но надеюсь, что он больше не появится.
После его ухода навалилась неожиданная усталость. Внутрь мерзкими червяками вползли тоска и обида. За что он так с ней? Она же впервые была так откровенна. И ей показалось, что...
Встряхнула головой, отгоняя унылые мысли. А что вообще могло показаться? Несколько красивых фраз, явно заученных заранее. Дурацкое признание в любви, рассчитанное на неожиданный эффект. И все. Это Интернет, детка. Здесь все только для одного: развлечения. Поэтому... туш, господа.
И отгул, потому что отчаянно хочется спать. Ненасытный штурман, кажется, решил отомстить за целый год воздержания.
Убирая вчерашний поднос со стола, случайно задела мышку.
«Ты где????»- высветилось на экране пришедшее посреди ночи сообщение.
Первым желанием Тани было удалить всю переписку, отправить все адреса в корзину, но захотелось отомстить.
«Прикинь,- заработали пальцы,- какая со мной прикольная история вчера произошла. Уржаться можно...»
И выложила весь разговор с Димой. О том, как назвали того, кто сейчас сидит за другим экраном. О том, как называется все то, что между ними происходило. На деталях не останавливалась, но с садистким наслаждением рассказала о проведенной ночи.
«Как твое имя?»- спросила в конце, уже едва сдерживая слезы.
«Мое имя-ИДИОТ».
«Я так и знала! Все, уходи, ты мне не нужен».
Саша почувствовал, как внутри разливается ярость. Демон сумасшествия, поселившийся внутри после аварии; зверь, которого удалось когда-то усыпить, вылезал наружу.
«Может, все-таки, оставишь рядом? Буду щебетать тебе сладкие песни. А как надоем, так шторкой монитор прикрой, я замолчу. Иное развлечение тебе предсказываю: любовник косяком пойдет. Не только для того, чтобы насладиться твоим чарующим обаянием, но и послушать общипанного попугайчика на жердочке».
«Позер,- хмыкнула Таня,- дешевый позер».
И с чистой совестью выключила компьютер.

Саша взглянул на часы. Три часа ночи. Надо хоть немного поспать, мальчишку завтра вести в садик.
Этой ночью он убил ее впервые. Догнал и задушил, ломая хрупкие позвонки и глядя прямо в глаза, цвет которых утром вспомнить не сумел.

***

Он. Январь.
- Папка, папка...
Саша выплывал из очередного кошмара с трудом. Пацан стоял рядом, и свет уличных фонарей отражался в налитых слезами детских глазах.
- Что? Что случилось?- спросил он ребенка хриплым ото сна и сигарет голосом.
- Ты кричал.
Саша удивился. Он не помнил, как закричал во сне. Погладил сына по голове, чуть прижал к себе:
- Иди спать. Я больше не буду.
Сегодня она была мужчиной, и он дрался с ней насмерть. Разбивая проклятое лицо в кровь и слушая хрипы. А пока бил... плакал и признавался в любви.

Тот проклятый декабрьский день, когда все кувыркнулось в один миг... Ох, как же он тогда испугался. И обиделся, и разъярился одновременно, и понял, что пропал. Насовсем. Невидимая женщина парадоксально маленького для него роста, все-таки унесла с собой его сердце и душу, засунув их в свой охотничий подсумок.

Сны приходили каждую ночь – один страшнее другого. Он убивал ее самыми жестокими способами, он бил ее до потери сознания, душил и ломал кости. Догонял ее долбаную машину на своей, прижимал к бордюру и давил бортом.
А убивать он умел.

Он. Три с половиной года назад.

Саша, обхватив пальцами небритый подбородок, смотрел на супружескую постель. Смотрел, не отрываясь, стараясь не пропустить ничего. И чувствовал, как кровь кипятком несется по венам, толкаясь в виски и заполняя голову алым туманом.
Вернувшись из командировки на сутки раньше, он, словно в пошлом анекдоте, застал их вместе. Свою жену и того новичка-альпиниста, что уже мелькал в его жизни.
Саша хлопнул ладонью по выключателю, осветив комнату пронзительным светом. Любовники застыли, жена смотрела на мужа, не моргая. Из синих глаз ее без остановки текли слезы.
Муж подошел к кровати, взял жену подмышки, снял с парня и поставил в угол.
- Молчать,- свистящим шепотом предупредил ее.
Сам сел на стул, не сводя взгляда с мужчины напротив. Закурил и начал разговор, удивляясь спокойствию в своем голосе:
- Ну... И как делить будем? Пополам? Тебе какую половину? Ту, которая ест, или ту, что, пардон, в туалет ходит?
- Я люблю ее,- твердо ответил парень,- и хочу забрать.
- Вот как,- хмыкнул Саша.- Представь себе, я тоже ее люблю. Можем, конечно, подраться, но тогда я тебя просто убью. А сидеть в тюрьме неохота. Поэтому, предлагаю пари. Я тебя трахну на ее глазах. Если выдержишь, заберешь прямо сейчас. Ну, а нет... извини. Что скажешь? Честный расклад?
«Ну, откажись, Ромео. Откажись и уходи отсюда. Целее будешь»,- думал про себя обманутый муж.
Но молодой скалолаз вдруг ответил:
- Согласен.
То, что было потом, Саша запомнил плохо. Жена потеряла сознание почти сразу. Ее любовник охрип от крика, а Саша думал одно: «Эта тварь посмела прикоснуться к моей жене. Моей. Жене».

Через несколько дней они оба узнали, что парень повесился в ту же ночь, никого не обвинив. Альпинистка ушла, а Саша спустился в гараж с зажигалкой.

Она. Январь.

Таня не смогла бы вспомнить, когда вдруг заговорила с пустым пассажирским сидением. Просто заговорила и все. Несла всякую чушь. Про то, что не права. Про то, что сожалеет.
Ей не хватало его. А Дима не смог заполнить пустоту внутри. Да и не пытался. Он получил то, что хотел, и сейчас просто навещал ее пару раз в неделю.

А «оно» вылезло само откуда-то изнутри. Из самых дальних уголков души, куда никогда не заглядывали солнечные лучи. «Оно» было похоже на глубоководную рыбу. Что-то такое же странное и пугающееся света. И называлось «оно» - желание. Таня была вынуждена признать, что хочет этого болтуна до безумия.
Свернутая внутри пружина готова была распрямиться в любую минуту и ударить металлическим хвостом.
И хорошо, что этот архитектор так не назвал своего имени, иначе этим именем она назвала бы Диму.
- Ты пойми,- доказывала Таня пустоте,- я ведь поверила, что это правда. Знаешь, как обидно стало. Я же и впрямь ничего о тебе не знаю.
Постепенно оправдания превратились в монологи.
- Знаешь, ты такой… нестандартный. Как моя покойная машина. Такой ни у кого в городе не было. Спецвыпуск в единственном экземпляре. Вот даже понять не могу, какого черта я в тебя так провалилась. Но мне так плохо без тебя.
Я всегда любила одиночество. Даже с первым мужем не могла дождаться, когда же он уйдет в рейс. А сейчас… понять себя не могу, но ты нужен мне.
Дима? Ну, а что Дима? Да я понятия не имею, почему он со мной. Либо мозгов совсем нет, либо еще что-то. Мы с ним, кроме как о машинах, ни о чем и не разговариваем. Ну, после того вечера, когда…
Ты пойми, не уходить же мне в монастырь сейчас. У тебя-то, небось, девиц вокруг полным-полно. Не затворником же живешь. А с твоим языком любая чихнуть не успеет, как у тебя в постели окажется.
В общем… напиши мне что-нибудь, пожалуйста.
А однажды ночью пришли слезы. Такие неожиданные и совсем позабытые. Они словно прорывали возведенную плотину и смывали ручьями накопившиеся тоску и злость.

Он. Январь.

- Микки… друг-финн находился где-то у черта на куличках, и Саше приходилось чуть ли не кричать в трубку,- ты говорил, что вы собираетесь в поход на снегоходах. Возьмите меня с собой, а то скоро от тоски сдохну.
Он хотел развеяться, утешиться и прогнать сны. Потому что то, что происходило с ним каждую ночь, не имело никакого объяснения и начинало его не на шутку волновать. А лучшее средство от хандры – это встреча со старыми друзьями и поход по заснеженным равнинам.
Отдать сына бабушке, покидать в машину самое необходимое и рвануть в Лапландию через границу, отвлекаясь от мрачных мыслей.

Шел замыкающим в колонне, Сами впереди. Стоило чуть отвлечься на окружающую красоту, как он врезался в снегоход, когда дорогу перебежал олень. Саша даже не успел сообразить, что произошло, когда его вынесло из саней, ударив спиной о скальный выступ. «Дежа-вю»,- мелькнула в голове глупейшая мысль по аналогии с аварией.
Финны стояли неподалеку и совещались на своем птичьем языке. Его не трогали из-за боязни повреждения спины.
А Саша лежал и чувствовал, как на него сыпятся ледяные осколки. И в голове крутилась песня Арии «Осколки льда».
«Всё исчезло, не оставив и следа.
И не знает боли в груди осколок льда.
И не знает боли в груди осколок льда».

Он завидовал ее герою. Мечтал о том, чтобы эти самые ледяные осколки были не на его груди, а внутри него. Чтобы не болело сердце, ушли сны, а тело перестало так отчаянно желать той, что далека и холодна. Но, отрывая крепления пароотводящей маски, Саша вдруг подумал, что было бы обидно убиться насмерть, так и не узнав: правду ли сказала ему та странная женщина о своей любви.

Но все обошлось и даже боль в спине прошла на удивление быстро. Вечером перед его отъездом финны устроили вечеринку. Проще говоря, грандиозную попойку. Потому что, кроме русских и поляков, только финны умеют так вдохновенно и беспощадно напиваться. Рослая северная фройлян, не переставая болтать, схватила русского за рукав и потащила на чердак.
Саша был пьян без меры и мрачен до предела. Но пожал плечами и пошел за девицей, которая словно сошла с рекламной страницы журнала.
На чердаке его толкнули в грудь, опрокинув на старый диван. Шустрые ручки расстегнули рубашку и джинсы. Девушка восхищенно цокнула языком, увидев то, что вырвалось ей навстречу, и...Сашу оседлали.
Наверное, северной красавице нравилось происходящее, потому что она все время норовила расцарапать ему плечи. А Саша лежал и думал: что же в его жизни происходит не так, и когда это произошло. То ли не те книжки в детстве читал, то ли не те фильмы смотрел. Ему всегда чего-то не хватало. Трахать женщин ему нравилось, но...где-то внутри была пустота, которая никогда не заполнялась. Даже жена не смогла этого сделать. А ведь он ее когда-то боготворил. Именно поэтому до сих пор не давал ей забыть себя.

Те три дня в декабре... Ему показалось, что темнота рассеивается. Как будто отчаянный дайвер проник в глубокую пещеру и осветил налобным фонариком стены, никогда не знавшие света.
От мыслей очнулся, услышав, что ему что-то говорят. Что говорят не понял, но снял девицу с себя, оделся и подошел к чердачному окну. Он так и не разглядел цвет глаз той женщины, но они должны были быть такими же яркими, как эти звезды на чужом небосклоне.
С громкими матами, на которые так богат родной язык, Саша воткнул бутылку пиво в стекло, чтобы эти зловредные звезды – глаза ссыпались на хрен и не мешали ему жить.

Они. Апрель.

На ее день рождения Дима принес букет алых роз и... новые тормозные колодки. Ставя цветы в вазу, Таня нашла среди кроваво-красных цветов маленькую открытку с коротким текстом: «Выходи за меня замуж, Ярис».

- Ты же несерьезно, Дима,- сказала она.
Тот открывал бутылку шампанского, разливал пенящийся напиток и улыбался.
- Почему ты так думаешь?- спросил, протягивая ей бокал.
- Ну, какая из меня жена? Пропахшая порохом, машинным маслом и с сомнительной внешностью.

Таня села в кресло, положила руку на голову пса и тихо гладила его за ушами. От чего тот жмурился и довольно кряхтел.
- А-а... ты об этом?- Дима обвел пальцами свое лицо, давая намек на шрамы.

Присел на корточки перед Таней и продолжил:
- Знаешь, я думал, что будет страшнее. Ко всему можно привыкнуть, и к этому тоже. Можно сделать операцию, можно свести эти рубцы, можно... Да многое, чего можно, если захотеть. И потом, Ярис... ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

Таня улыбнулась про себя. Нет, Дима... Я не знаю, как ты ко мне относишься. Черт возьми, я даже не знаю, как я сама к тебе отношусь. Вывести шрамы – это проще простого. А если я не хочу их выводить? Если я хочу оставить их напоминанием собственной глупости? Как тогда быть?

Но вместо этих обидных вопросов Таня задала другой.
- Дима,- мягко спросила она,- а почему ты не пришел ко мне сразу после аварии?

Штурман поднялся на ноги. Отошел к окну и уставился в темнеющую улицу. Отвечать не хотелось, но она продолжала:
- Почему никто из вас – моих, якобы «друзей» - не пришел? Ведь вы все знали об аварии, о ней даже в газетах писали. Вы все знали мой телефон и адрес. Почему никто не пришел?

Не ожидая сама от себя, она начала срываться на крик:
- Почему я осталась одна? Ты знаешь, что меня спас только пес? А сейчас ты мне говоришь о своей любви? Дима, а ты бы вообще меня вспомнил, если бы я разнесла себе голову двенадцатым, блядь, калибром?

Он обернулся от окна. Надо было ответить. ЕЙ надо было:
- Почему не пришел? Блядь, я испугался,- закричал он.- ИСПУГАЛСЯ, поняла.
- Чего?- внезапно успокоившись, спросила Таня.
- Того, что...- и осекся. Потому что сам не знал, чего он тогда испугался.
- Моего уродства,- продолжила она.- Оно и понятно, кто ж спорит. Но... мы же с тобой тогда не спали, мы были «друзьями». Ты не мог поддержать меня «по-дружески»? Какая разница, как выглядит «твой друг», если тебе с ним не трахаться? И я осталась одна,- безжалостно говорила Таня,- совсем одна. А сейчас ты появился. Тогда, когда рубцы стянулись настолько, что перестали меня уродовать. Просто непривычно, да?

Она налила себе шампанского целый бокал и выпила залпом, смачивая пересохшее горло.
- Чего ты от меня хочешь?- донеслось от окна.
- Я хочу, чтобы ты ушел,- звенящим шепотом ответила Таня,- и оставил меня одну. Тебе же не привыкать, правда?

И она даже не вздрогнула, когда хлопнула входная дверь.

Вздрогнула тогда, когда пискнул сигнал о полученном письме.

«ПОЗДРАВЛЯЮ»,- красовалось на экране.

И скромный букет желтых тюльпанов украшал сейчас ее монитор.
Не может быть... Пальцы легли на клавиатуру.

«Знаешь, чем я занимаюсь вечером в свой день рождения? Я уговариваю одну странную женщину перестать о тебе думать».

«А знаешь, чем я занимаюсь в свой рабочий день? Я уговариваю одного безнадежно влюбленного в тебя дурака не переписываться с тобой. Не получается, представляешь».

«А как ты узнал, что у меня день рождения?»

«Ангел-хранитель шепнул)))»

Таня чувствовала себя девочкой – пятиклассницей. С бантиками на голове, но уже растущей грудью. Щеки залила предательская краска. Как хорошо, что ничего не надо говорить, иначе она просто онемела бы.

«А как ты узнал, что я буду одна? Ведь, Дима...»

«Ну, знаешь ли... Я, конечно, дурак, но не совсем.
Ты с меня кожу содрала и из-за этого я тебя чувствовать начал. Без кожи жить больно. Боль не дает забыться, думаю о тебе постоянно. Знаю все, что ты делаешь, о чем мечтаешь.
Я по несколько раз в день открываю свой планшет и смотрю на мировые часы. Я настроил их на твой город еще в декабре и сейчас всегда знаю, что у тебя над головой: солнце или луна. Там висят метеоданные и я знаю, с какой стороны к тебе приходит ветер и насколько остыла земля под твоими ногами.
А-а, вспомнилось из детства... «я готов целовать песок, по которому ты ходила...»
Ты же отбрыкиваешься от меня, так, будто я враг. А я не враг, я-существо из параллельного мира и все, что ты мне подарила – это боль бесполезного притяжения. Я для тебя – цирковой уродец, и это унижение такое, что выть охота. Но я не могу забыть тебя, не могу освободиться. Я уже понял, как случилось то, что сейчас со мной происходит, но толку то что?
Я ненавижу тебя, Таня. Я влюблен, я болен, я лишился сил. Я пишу тебе ответ и понимаю, что боль сожрала мою гордость. Я клялся самому себе, что больше никогда не буду писать тебе».

Где там шампанское, оставшееся от штурмана? Быстрый взгляд на часы: почти час ночи. Какой там спать, когда на проводе ОН?

«И что же нам делать?- тарабанят пальцы по клавишам.- Я не знаю».

И тут же голубиной почтой приходит ответ:
«Почему ты не спишь? Спи, моя девочка. Знаешь, я много думал о нас с тобой и понял...нужно жить моментом. Мы – мотыльки у костра, у нас нет будущего. Но я живу тобой здесь и сейчас.
Сегодня утром хотел побриться и не смог, представляешь? Руки дрожали, ты была в моем сне. Впрочем, как всегда...»

Я живу тобой... Здесь и сейчас...
Сердце-предатель, пропускающее удары. Сердце-холодный лед, кто растопил тебя? Ведь сердце – это всего лишь мышечный мешок. Но почему оно так бешено бьется о ребра? Почему кровь несется по венам термоядерным взрывом?

Она: «И как я выгляжу в твоем сне? Интересно просто».
Он: «Да ты смеяться будешь. По разному выглядишь. Однажды, прикинь, была мужиком. Я тебя бил. А пока бил, слезами обливался и в любви признавался. А то догоняю тебя по темным улицам, и только тачка твоя долбаная впереди маячит. Значит, ты как авто выглядишь))).
Но чаще всего в темноте. Трахаю тебя в темную, убиваю по темноте. Сидим в машине, курим, разговариваем, спорим. Все в темноте...
Я сначала боялся, что это подсознание дает знак о приближающейся слепоте. Но так мне снишься только ты, и я понял: просто внешность не мешает мне быть защищенным.
Ты не вздумай мне себя показывать!!! Сейчас объясню... Я давно понял одну истину: не бывает некрасивых женщин, бывают нелюбимые.
Мне по фигу, где у тебя целлюлит, какого размера грудь и кривые ли ноги. Пока я тебя не вижу, я хоть немного защищен. Увижу... приварит меня без аргона, что я буду дальше делать? Как я буду с этим жить?
Умоляю, не устраивай мне это проверку на вшивость. Я ее пройду, конечно, но каковы будут последствия? Надо ли нам об этом знать?»

Таня тихо взвыла у экрана. Не бывает таких мужчин. Не бывает, не бывает, не бывает. Они не должны существовать. А если и существуют, то не рядом с ней.

Глоток шампанского и пальцы тарабанят отчаянный ответ:

«А я и не собиралась показывать тебе себя. Знаешь, я не фотографируюсь, кроме как на документы. Однажды я попала в аварию и обзавелась впечатляющими украшениями на лице. Лобовое стекло взорвалось мне в лицо. И я маленькая. Всего лишь 158 см. роста».

Написала и легла спать. Это- водораздел. Рубикон. Как пел Крупский:
«Милосердие для слабых.
Сильным – яду из флакона.
Мне бы слабость, я б тогда бы
Не стоял у Рубикона».
***

Он пришел к ней ночью. Во сне. Хотя после одного-единственного сна в декабре она больше ни разу его не видела.
Пришел и сел в кресло, стоящее в противоположном углу. Жалобно скрипнули подлокотники, когда огромное тело, наконец, устроилось. Неярко осветил лицо огнем зажигалки, и Таня увидела, что он улыбается.
- Ты?- зачарованно спросила она.
Граница между сном и реальностью размылась, и женщина села на диване, подтянув колени к груди. Неслышной тенью в комнату просочился Гай и улегся калачиком возле кресла.
Таня расплакалась. И поблагодарила темноту за то, что он не видит сейчас, как некрасиво сморщилось ее лицо. Как покраснели глаза, и распух изуродованный нос. За то, что ОН вообще ничего не видит.
- Ты обиделся тогда?- наконец, спросила его.
- Очень,- ответил тихий голос,- обиделся и… испугался.
Тень встала с кресла, пересекла комнату. Таня даже не видела, во что он был одет. Только неясный размытый силуэт, не производящий звуков.
Тень села на край дивана, откинула одеяло, и… Таня проснулась от звонка будильника.
«Черт возьми!»- простонала она про себя.

Компьютер она уже не выключала на ночь, чтобы не тратить время на его включение утром.

«Ты спишь уже, мой nitro engine, я пошепчу тебе на ушко
Хи-хи… Метр пятьдесят восемь. Ну что, прикольно… Не понимаю я этого. Как такое может быть? Нет, не понимаю. Я тебе не рассказывал, чтобы ты не подумала, что мне именно такие нравятся (вдруг, ты высокая).
Был у меня приятель как-то. Один в один моих габаритов: 194-110. Так вот он малышек обожал. Девочки у него менялись, а кукольный рост оставался. Мне всегда так смешно было на них смотреть: они как папа с дочей выглядели. Я раньше торчал по высоким 175-180. И глазу приятней, и трахать, пардон, комфортней. А тут лежу ночью, смотрю в потолок, и думаю: какого хрена она мне такая снится? Не может же быть, чтобы она была такой маленькой: она тогда была бы не длинней своего ружья…»
После этих слов Таня невольно улыбнулась и вспомнила, как выбирала оружие в магазине. Несчастный продавец был готов либо покончить с собой, либо застрелить назойливую покупательницу изо всех витринных стволов. Потому что ни один экземпляр не подходил по росту этой женщине.
Пока из новоприбывшей партии, даже не оприходованной на складе, помощница не принесла элегантное турецкое ружье. В техпаспорте которого красовалась надпись «for women». Покупка больно ударила по карману, но зато… Зато хозяйка ружья могла больше не мучиться синяками под коленом, куда раньше настойчиво бил приклад.

«Но я, видно, человек-наоборот. Если любовь, так обязательно не в моем вкусе.
Раньше я лицо со шрамом только в зеркале видел…»
Таня вздрогнула, прочитав эти строки.

«… а сейчас и в эротических снах увижу. Тонкое, женственное, с маленьким носиком и озорными глазками. С белоснежными линиями, оставленными смертью, прошедшей по касательной. Ты – шатенка и глаза у тебя точно не карие. Прости, если не сходится, это же просто представление.
Чуть пухленькая, с маленькими грудками, но сильная… очень сильная. Сильных, и с такими грудками очень люблю. И это, и все остальное я прижимаю к груди. И мне так стремно тебя помять: я же несдержанный – в постели иногда голову могу потерять.
Позови меня вечером, Таня. Поговори со мной, пожалуйста. Я измучился без тебя».

Пес непонимающе смотрел на плачущую навзрыд хозяйку. Подошел ближе, лизнул щеки. Осмелел и вылизал лицо полностью.
Таня улыбнулась, глубоко вздохнула и обняла его за шею.
Просидела рабочий день в офисе, как во сне. Просто пялилась в монитор и все думала. О том, что это невозможно. Так не влюбляются, так не сходят с ума. Такое можно встретить в дешевых романах, но в жизни… Ни разу не видев друг друга, не прикоснувшись друг к другу. Как и на чем может вырасти какое-то чувство?
«Но ведь у тебя выросло,- возразило ей сердце.- Пусть нелепое, неосознанное, слабое, как растение. Но ведь оно есть. Почему же у того, кто находится на другом конце провода, не может быть того же?»
«Потому что такого не бывает,- отрезал разум.- Мужчина не может так влюбиться. Старая пословица: мужчина любит глазами. Как он может влюбиться в ту, которую ни разу не видел? Может, я старая кочерга. Может, у меня сто килограмм лишнего веса. Может, у меня десять детей по полкам и я замужем уже в пятый раз».
«Сдается мне,- задумчиво ответило сердце,- что ему на это плевать. И ты же сама в него втрескалась именно потому, что он не такой, как все. Чего ж ты сейчас от себя и от него хочешь?»
Татьяна усмехнулась. А чего она, действительно, хотела? Ответ был прост и незамысловат, как лист бумаги. Она хотела продолжения, но только настоящего. Она начала уставать «любить ушами» и очень хотела прикоснуться к своему сновидению наяву. Но... он же сам говорил: ничего личного, иначе ему будет плохо.

Саша проснулся от того, что... выспался. Поднес руку к глазам, бросил взгляд на часы и даже зажмурился от удивления. Он спал одиннадцать часов. Без кошмаров и сигарет. Без вскриков и стонов.Впервые, с того проклятого декабря он, наконец-то, выспался.
Рядом, свернувшись калачиком, неслышно сопел сын, прокравшийся со своей кровати. Они проспали все: детский сад, звонки клиентов, завтрак и обещанный проект.
- В садик пора?- мальчонка лупал глазами и отчаянно зевал.
Какой садик в одиннадцать часов?
- Не-а,- мотнул головой папка,- в зоопарк пойдем. Быстро собирайся.
И пока обрадованный неожиданным подарком мальчишка, весело собирался; пока сам он готовил им завтрак, Саша вдруг подумал:
«Кайф-то какой, Господи. Я больше не ненавижу тебя, Таня. Делай со мной, что хочешь. Хоть с кашей ешь».
У клетки с яками, которых гладил сын, настрочил письмо:
«Гуляем, представляешь. Все на свете проспал. Кстати, я тебе в Лапландии подарок купил на 8-е Марта. Саамский клинок из черного железа с резной рукояткой. Для моей руки маловата будет, а тебе в самый раз пойдет. Хочешь, вышлю тебе. Только адрес дай, где сможешь его забрать. Пусть даже не домашний, но надежный. Не бойся, доверяй мне».
Где-то в голове мелькнула шальная мысль. Да что там шальная... Сумасшедшая на самом деле. И пока они вдвоем ходили по зоопарку, мысль начала оформляться. Если она охотница, то самодельный клинок должен ее заинтересовать. Черт с ним, с адресом. Пусть он будет левый и неверный. Главное – узнать ее настоящую фамилию. А там... там при желании многое можно сделать.
«Как мило,- получил он ответ,- только клинки не дарят. Это плохая примета. Я бы его у тебя купила, если недорого отдашь».
- Папка,- дернул его сын за рукав,- ты чего смеешься?
Саша и вправду рассмеялся.
- Т-с-с,- сказал мальчишке,- посиди минутку спокойно. Папе надо... очень надо.
«Договорились, моя амазонка. Я вышлю его тебе наложенным платежом. Оплата при получении, оцениваю в сто рублей».
«Целых сто? Ну ты и жмот. Подарок называется. У нас уже поздно, я спать хочу».
«Спи, малышка. Я смотрю на восток и вижу своего врага – ночь над твоим городом. Мы с тобой, как герои фильма «Леди Ястреб».

За окнами восточного города уже давно стемнело. Бархатная апрельская ночь обнимала засыпающие улицы. Одинокая женщина сидела в темной комнате за светящимся прямоугольником монитора.
«Черт с ними, ста рублями,- думала она.- Главное – это узнать его настоящие фамилию и имя. А там все просто, как горшок».

За десять тысяч километров и семь часовых поясов Саша получил адрес, фамилию, имя и отчество.
Еще пару дней назад, заходя в почтовый ящик, он увидел сверху рекламу. И черт его знает, почему, но он ее запомнил.
«Частный детектив, бывший работник спецслужб. Произвожу розыск людей и сбор информации о неверных супругах. Огромный опыт работы и надежная база. Конфиденциальность гарантирована».
И заказ на сбор информации о Николаевой Татьяне Сергеевне поступил частному сыщику.

А на другом конце континента отчаянная женщина терзала поисковые системы на предмет услуг частных детективов.
Что они оба будут делать с полученной информацией, еще никто из них не знал.

***

Они. Начало мая.
- Ярис,- Дима говорил в трубку непривычно тихо,- ты еще не отошла?
- Нет,- отрезала Татьяна,- и не отойду. Зачем ты звонишь?
- Просто спросить, как у тебя дела. Учитывая, что со страниц форума пропали вы оба, я подумал, что... Неужто встретились?
- Нет,- Таня почему-то замялась,- не встретились, но собираемся. Вот в отпуск пойду и полечу на Запад.
Штурман хохотнул в трубку:
- Ярис, дорогая, а вот врать ты никогда не умела. Скажи откровенно, ты ведь так и не узнала его имени?
Таня с раздражением отключилась от разговора. Потому что ей нечего было на это ответить. Потому что она и впрямь ничего про него не знала, кроме того, что это был единственный мужчина в мире, которого она хотела до безумия.
Компьютер пискнул о письме.
«Послушай, мне надо кое-что сделать. Я пока буду не на связи, ты не бойся. Пять-шесть дней всего лишь. Ты же меня не забудешь за это время?»
Прочитала письмо раз пять. Ничего не поняла. Ни объяснений, ни разъянений, а просто... «меня не будет».
В памяти услужливо всплыло предупреждение Димы о «киберпикаперах». И она почувствовала, как вязкая обида вползает внутрь. Мерзкое сомнение уже нашептывает всякие гадости про то, что ему все надоело. Про то, что он, в конце концов, нормальный мужчина и у него явно есть личная жизнь. В которой ей – вирт-подружке – уже нет места. И то, что он может быть и женат. А то, что писал про себя раньше – скорее всего вранье. Ведь это – всего лишь Интернет, детка.

И пока Таня терзалась сомнением, обидой и ненавистью, Саша отвез сына матери и сейчас грузил машину в далекий путь через всю страну. Летать на самолетах он боялся.

Он. Накануне.
В двадцать пять тысяч рублей обошлась Саше информация. Через три дня после заказа на почтовый ящик пришел подробный отчет. Кто такая, чем занимается, где живет. Имеет взрослую дочь, зарегистрированное охотничье оружие. Разведена, в повторном браке не состоит.
Из блестящей зеркальной поверхности на Сашу смотрело его собственное лицо. Серые глаза внимательно рассматривали отражение.
«Мало тебе, идиоту, собственных шрамов,- проворчал разум,- чужие захотелось присвоить».
«А что делать?- тоскливо отозвалось сердце,- если каждую ночь мучительный стояк от одной только мысли о шрамах на одном конкретном женском лице».
«Да ты дальше Европы никуда не выезжал,- не унимался рассудок.- Ты вообще представляешь, в какую задницу мира собрался?»
«Для бешеной собаки десять тысяч верст – не крюк»,- ответило сердце.

- Малёк,- подозвал сына,- иди сюда. Надо поговорить, как мужчина с мужчиной.
Мальчишка прискакал зайчиком, сел на стул и уставился на обожаемого папаню такими же серыми глазами.
Саша присел на корточки перед ним:
- Папе надо уехать,- начал он трудный разговор.
- Куда?- сразу заныл пацан.
- По делам. Останешься с бабушкой. Я ненадолго, не бойся. Привезу тебе подарок. Веди себя хорошо и не балуйся. Договорились?
Сын с готовностью закивал, пообещал хорошо себя вести и не обижать девочек в детском саду.

А на следующее утро английская машина с номерами 177-го региона отправилась за десять тысяч километров. Туда, где всходит солнце и шумит по ночам океан. Туда, где на рейдах стоят корабли и деревья достают до неба. Где живет та, что выстрелила в него в упор.

«Я никогда не врал тебе,- написал он ей напоследок,- соврал только однажды, когда сказал, что не люблю, а влюблен. Дураком жил, дураком помру.
Я люблю тебя, невидимую. Знаю, что некрасивую. Что острую, как клинок. Но люблю всем сердцем и желаю всем телом так, как не любил и не желал ослепительно красивых и обворожительно ласковых».

Она. Середина мая.
Это был серый-серый майский вечер. Все валилось из рук; пес забился в угол от хозяйского гнева; компьютер молчал, телефон тоже.
Последнее письмо, полученное десять дней назад... От него хотелось лечь и умереть. Или наоборот: встать с постели и пойти, куда глаза глядят. И больше ни слова, ни строчки. Она уже завалила его письмами, а в ответ получила только холодное молчание.
«Ненавижу,- бессильно думала Таня,- всей душой ненавижу, гада. Повезло тебе, что живешь черт знает, где. Иначе уже застрелила бы».
Дверной звонок разорвал тишину, Таня вскинула голову.
«Кого черти несут?»- выругалась про себя.
Она никогда не спрашивала: «Кто там?». Вот и сейчас – распахнула дверь и уперлась взглядом в нетрезвые зеленые глаза штурмана.
- Ну?- угрожающе спросила она.- Зачем пришел?
- Я просто поговорить,- поднял он ладони в успокаивающем жесте.- Пусти меня. Честное слово... просто поговорить.
Таня нехотя посторонилась, пропуская его внутрь.
- На кухню,- сразу предупредила гостя,- и можешь не разуваться. Все равно скоро обратно пойдешь.
Дима сверкнул глазищами, но послушно отправился на кухню. Там сел на стул и замолчал, уставившись мрачным взглядом на середину стола.
Хозяйка встала у плиты, сложив руки на груди. Мало того, что происходит черти что, так еще не хватало с пьяным любовником разбираться.
- Я слушаю,- напомнила она ему о цели прихода.
Штурман встрепенулся, как будто проснувшись и поднял взгляд:
- Я просто хочу понять,- начал он, тщательно выговаривая слова,- почему ты променяла меня на него. Что в нем есть такого, чего нет во мне?
Таня закатила глаза к потолку. Нет, только не очередные разборки.
- Дима, это не твое дело.
Но он ее не слушал. Он выговаривался. Впервые в жизни он получил отказ, да еще от той, которая, казалось бы, радоваться должна была такому предложению. Ведь не много желающих на нее найдется. Знала бы она, как он долго думал, прежде чем решиться на такой шаг. И что в итоге? Пошел вон, Дима. Как надоевшую игрушку выкинули за борт и захлопнули дверь.
- Не-е-ет,- с пьяным весельем протянул штурман и погрозил пальцем,- ты мне объясни. У него что, член больше? Я бы поверил, но ты же его не видела. Или что? Он красивее меня? Так ведь тоже не знаешь. Может, умнее? Так это как сказать. То, что я не могу так красиво писать, еще не значит, что я дурак. А-а, понял,- гость захихикал пьяным смешком,- у него денег больше. Да, дорогая? Ну, как же, как же... Ар-хи-тек-тор, иби его мать. Ой, я забыл, дорогая,- он шутливо зажал рот ладонями,- мы же даже не знаем, как его зовут. Какое уж тут про зарплату спрашивать. Правда.
- Заткнись, Дима,- с угрозой протянула Таня,- или...
- Или что?- ласково переспросил гость, сощурив кошачьи глаза.- Убьешь меня.
Оглушительно расхохотался, откинувшись к стене, и захлопал в ладоши.
- Скажите, как его зовут? Бу-ра-ти-но. Ой, не могу, дорогая. Что ж ты дура-то у меня такая?
- Убирайся вон!- рявкнула хозяйка.- И больше никогда... слышишь, никогда не приходи.
Штурман уходил спиной, раскланиваясь по-клоунски и шаркая ногой:
- Конечно, конечно, дорогая. Один вопрос. Ну, в память о наших страстных ночах. Как долго ты еще собираешь писать в пустоту и получать в ответ фигу с маслом? Есть ли у меня надежда дождаться, когда ты, наконец, очнешься и вернешься к реальной жизни?
- Что?!
Таня онемела на несколько секунд. Уж об этом-то он как узнал?
- Ой,- Дима махнул рукой,- да взломать твой бредовый пароль... что два пальца об асфальт. Прошелся по всем дням рождениям: тебя, твоей дочери, твоего бывшего мужа. И нарвался на собачьи именнины.

Когда она закрыла за ним дверь, то опустилась прямо на пол. Какая свинья...И ведь не любит же, не любит. Просто мужское заговорило. Отказали ему, видите ли...
Запутавшись в мыслях, утонув в обиде и глухой тоске, Таня вздрогнула, когда над головой опять заверещал звнок.
- Пошел вон!- крикнула тому, кто сейчас стоял на темной лестничной клетке.
- Открой, амазонка,- услышала спокойный голос и замерла,- я все-таки проехал десять тысяч километров. Мне, блин, даже ночевать негде.

Они...
Распахнула дверь, даже не взглянув на себя в зеркало. Так и открыла: в полураспахнувшемся халате, растрепанная и с красными от недавней злости щеками.
- Ты?
Саша опустил взгляд вниз.
- Н-да...,- протянул задумчиво,- я надеялся, что ты повыше.
Он был огромен, как гора. Он был высок и силен. Таня отходила от него, не отводя взгляда. Сны снами, но вошедший наяву экземпляр, испугал ее не на шутку. Вспомнила про одежду, запахнула халат и задала идиотский вопрос:
- Кушать будешь?
Нежданный гость отрицательно покачал головой:
- В дороге поел.
Из комнаты вышел пес. Напрягся в холке, глухо рыкнул, бросил взгляд на хозяйку, подошел ближе.
- Гай,- успокоила его Таня,- иди спать. Все хорошо.
Сеттер взглянул на нее еще раз (уверена?) и отправился на балкон.
Молчание затягивалось. Найти слова оказалось неимоверно тяжело. Ему хотелось сгрести ее в охапку и трахнуть прямо в прихожей. Но он боялся ее обидеть – это раз. И ненароком задушить – это два. А она вообще забыла, как надо говорить. Язык не слушался и горло отказывалось пропускать воздух. Она просто смотрела на него хлопая разом повлажневшими ресницами.
А потом подошла, поднялась на цыпочки и провела ладонью по его располосованной щеке. И тогда он не выдержал. День за днем, наматывая на шины километр за километром, милю за милей, он мечтал именно об этой минуте. Менял проколотые колеса, матерился, когда мотор чихал от разведенного мочой бензина. Ночевал в машине посреди поля и мечтал. Выкуривал сигарету за сигаретой и мечтал. Засыпал за рулем и мечтал.
Саша поднял ее на руки, она обхватила его за пояс ногами.
- Ты убьешь меня, зверь,- шепнула ему на ухо.
- Я буду осторожен,- пообещал он.- Я умею быть осторожным, не бойся.

Занес ее в комнату и сел с ней на кресло. То самое, на котором сидел в ее сне и Таня вздрогнула, когда услышала, как скрипнули подлокотники. Провел пальцами по шраму на носу, на щеке. Она закрыла глаза и почувствовла, как мягкие нежные губы прижимаются к ее. Как его ладони спускают халат с плеч, высвобождая наружу ждущую ласки грудь. И утонула. Растворилась в огне, которым полыхало его огромное тело. Словно во сне почувствовала, как ее переворачивают спиной и крепко прижимают.
Откинулась головой ему на плечо и впитывала ускоряющимся пульсом его жадные поцелуи. А он мял ее грудь и все повторял, что умирает от желания почувствовать их на вкус.
Таня протяжно застонала, когда Саша прижал ее к себе еще крепче, давая почувствовать себя.
- Чуешь, малышка, как он тебя хочет? Знаешь, о чем он просит? Всадить его в тебя до самого упора. Истосковались оба.
И Таня – финдиректор судовладельческой компании – не узнала саму себя, когда внезапно охрипшим от запредельного возбуждения голосом, ответила:
- Так всади, чего ждешь.
Саша мягко запустил пальцы ей в трусики и стал медленно поглаживать нежные складочки. Тане стало резко не хватать дыхания, а он все скользил ненасытными пальцами по чувствительной горошине, выводя наружу забытый экстаз. И когда дрожь, начавшаяся снизу, волной прошлась по всему ее телу, он сдвинул руку ниже и проник внутрь так глубоко, как только мог.
Крик рвался из нее наружу птицей, внезапно почуявшей волю. Ей не было стыдно, она просто забыла, где она... что делает... с кем она.
Едва сдерживаясь сам, Саша аккуратно перенес маленькую женщину на диван и разделся сам. Огонь сожрал его, стал им. Кровь пульсировала кислотой, разъедая вены изнутри. Сердце неистово колотилось о ребра молотом. В висках шумело.
Здесь и сейчас, как на пороге Истины, все потеряло смысл. То, что было «до» и, наверное, будет «после». Дурацкие обиды, недоговоренные слова. Безумные ночи, наполненные кошмарами. Женщины, которые хотели его, но которых не хотел он, потому что они все не были ею.
Все растворилось в миг, когда он понял, что странная женщина существует. Весь остальной мир сколлапсировал в эту небольшую комнату, перестав существовать.
Таня распахнула глаза, едва почувствовала, как он осторожно устраивается возле нее. На миг мелькнула опасливая мысль:
«Хоть бы не поранил».
Но потом все исчезло. Растаяло, как весенний снег. Потому что Саша умел быть осторожным и ласковым.

***

Выходя из подъезда, Дима столкнулся с кем-то, напоминающим медведя.
- Извините,- буркнул автоматически и проводил взглядом обтянутую футболкой спину.
Злость заполнила голову фиолетовым туманом. На себя, дурака; на эту идиотку с собакой; на весь белый свет.
«К кому это?- подумал про незнакомца.- Что-то ты, брат, не по сезону одет».
Спускаясь с подъездной лестницы, увидел автомобиль.
«Ну-ка, ну-ка, кто это у нас такой забавный?- заговорил в нем автомобилист.- Европеец, что ли? К кому, интересно?»
Осветил зажигалкой задний бампер, чтобы получше разглядеть марку машины, и увидел номер.
«Так-так-так, Танюша. 177-й регион, значит. Нет, каково совпадение».
Выпрямился, подавил желание пнуть по колесам и негромко выматерился. Сначала хотел уехать к черту и напиться дома окончательно. Но в мозгу, хмель из которого начал улетучиваться, неожиданно созрела идея.
Штурман забрался в свою «Хонду», твердо решив дождаться окончания спектакля. В совпадения он не верил, и стоящая у подъезда машина могла означать только одно: этот хмырь все-таки приехал. Набрал номер телефона и зашептал в трубку, будто боясь, что их подслушают:
- Геббельс, будь другом, пробей по базе одного чувака.
Выслушал ответ на другой стороне и продолжил:
- Да я знаю, что поздно. Но очень надо, честное слово. Не хочется напоминать, но помнишь, как ты на трассе застрял. Я к тебе тогда сто километров пилил, чтобы прикурить. Скинь мне на почту информацию, какую найдешь и будем в расчете.
Откинулся на сиденье, закурил и стал ждать.
«Не может этого быть,- думал Дима,- неужели он настолько сумасшедший, что прикатил на другой конец земли? Либо, правда, любовь. Либо что-то другое. Ничего, Геббельс сейчас про него все разузнает. Недаром опером всю жизнь работает».

***

Храните друг друга от сердечной скорби,
Ибо скоротечно время, что вы будете вместе.
Если даже вы многие годы рядом,
Когда-нибудь они покажутся вам минутами.

- Как тебя зовут?
Они пили ночь, как коньяк. Выдержанный, марочный коньяк с огромным количеством звездочек. Они пробовали друг друга на вкус и смешивались влагой.
- Александр.
Они верили, что утро никогда не наступит. Где-то там, на зыбкой границе реальности осталось то, что их разделяло.
Таня свернулась клубком, уткнувшись носом ему подмышку. Дышать было тяжело: горячее тело рядом обжигало и полыхало жаром.
- Зачем ты приехал?- спросила она.
Саша сел на кровати, повернувшись спиной. Как зачарованная Таня смотрела на сетку шрамов, покрывающую плечо и бок.
- Хороший вопрос,- наконец, ответил он.- Самому бы на него ответ знать. Хочешь, расскажу тебе одну историю, может там найдешь ответ на свой вопрос.

Сообщение **Мурка** » 15 сен 2018, 22:32

Крапива, шикарный рассказ. Герои очень живые, интересные характеры, сильные жизненные потрясения и события очень достоверно написаны.

Сначала показалось, что в самом начале переписки слишком быстро у них такие сильные чувства возникли, учитывая ограниченный объем первых сообщений. Но да, иногда с нескольких фраз можно почувствовать духовную и еще какую-то необъяснимую близость, притяжение и родство душ. Порадовало, что и при встрече физическая химия не подвела. У меня когда-то очень давно было так, что влюбилась по переписке довольно сильно, а когда встретились, его ко мне сильно физически потянуло, а меня не очень, была такая разочаровалка.
И еще очень порадовало, что оба героя свободны.

Понимаю правильно, что будет продолжение? Очень жду (хотя зная отдельные Ваши произведения, с некоторой опаской. Тем более в тексте прозвучал намек на "зверя").

Спасибо большое за рассказ!