Если гадость может случиться, то она обязательно случится.
К сожалению, закон Мёрфи никто не отменял, и гадость случилась не доходя до Дубая каких-то полсотни миль. Двигатель натужно заревел и, сбросив обороты, заглох. Тут же ожила контрольная панель, противно запищав зуммером и заморгав надписью «overload». Яхта как-то неестественно быстро потеряла инерцию и остановилась, слегка покачиваясь на ленивой зыби. Тусклое солнце Персидского залива замерло на горизонте, словно раздумывая, скатиться в пыльное марево аравийской пустыни, или повременить и посмотреть на бесплатный аттракцион с заглохшей яхтой и мечущимся на ее палубе человечком в главной роли.
Причина перегруза двигателя выяснилась довольно быстро: за кормой, уходя в мутную глубину, тянулся темный жгут. Твою мать! Только этого мне не хватало – я намотал на винт рыбацкую сеть! Неприятная ситуация, из которой необходимо как-то выпутываться! Но перед тем как начать паниковать, нужно было оценить размер катастрофы, а уже дальше принимать соответствующие решения. Тем более, что для настоящей паники причин вообще не было: Персидский залив, что МКАД в час пик – кораблей, как блох на Барбоске. Вон AIS исправно показывает весь список ближайших судов: в семи милях курсом на Дас - супертанкер Euroglory, чуть дальше контейнеровоз Tessa. Восемь с половиной миль – еще один контейнеровоз: Cape Kortia. Только крикни в эфир: «mayday», через полчаса не только ближайшие корабли, но и береговая охрана Эмиратов будет тут как тут. Но, орать на весь залив «помогите» пока рано, возможно, удастся обрезать сеть и добраться до берега своим ходом.
Осталось только нырнуть за борт и освободить винт от сети. Но тут к закону Мёрфи присоединилась русская народная мудрость: «беда не приходит одна». Баллон акваланга был пуст! И теперь, ныряя за борт, я мог надеяться только на свои легкие. Спустив трап и надев маску, я спрыгнул в воду.
Черт! Еще одна беда: капрон сети, намотавшись на гребной вал, от трения превратился в пластиковую корку, и убрать его теперь можно будет только при помощи ножовки, перепиливая спекшиеся нити. Но вот еще одна беда: у меня нет ножовки. Нет даже ножовочного полотна. Нет даже его обломка! Выход один – нырнуть глубже и попытаться перерезать удерживающую яхту сеть в том месте, где ее можно разрезать ножом, а избавившись от импровизированного якоря, не запуская двигатель, дойти до порта под парусом.
Сеть, уходя в глубину, из толстого каната постепенно превращалась в широкую расхристанную мочалку. Застрявшие в ячеях рыбы мертвыми равнодушными глазами смотрели на меня, словно спрашивали: «и ты, чувак, попался?» Да нет, зверюшки, в отличие от вас я выпутаюсь!
Осторожно двигаясь вдоль сети, я выбирал подходящее место перереза, как вдруг, в глубине краем глаза ухватил слабый блик. Повернулся на этот солнечный зайчик и еще немного спустился вниз. Из илистого ракушечника косо торчала покрытая коркой ржавчины турачка брашпиля, вокруг которой громоздились не ушедшие в ил элементы лебедки: рукоятка ленточного тормоза, шестерни привода, тупой шип отбойника якорной цепи. Весь этот мертвый механизм, как паутина, опутывала моя сеть, а в полуметре от этого безобразия, бликуя слабым лучом вечернего солнца, виднелась изогнутая ручка и узкое горлышко какого-то кувшина. Сам не зная зачем, я сделал рывок в ту сторону, чувствуя, как толща воды сдавливает грудь, а в ушах клокочет кровь. Пальцы сами сжали холодную металлическую ручку, и я из последних сил взмыл вверх к темному силуэту корпуса яхты, с ужасом понимая, что сделаю вдох еще до того как вынырну на поверхность. Но не сделал, дотерпел. Правда, выныривая, зацепил плечом за подзор кормы и рассек кожу об острую ракушку. Кряхтя, матерясь и отплевываясь взобрался по трапу и бессильно рухнул на мокрые доски палубного настила. В глазах плавали какие-то темные медузы, а в висках чугунной тяжестью колотилась боль. Нырок в глубину обошелся мне недешево: вместе с болью в голове и кругам в глазах к горлу подступила противная тошнота. Чтобы хоть немного унять пульсирующую боль под черепом, я закрыл глаза, приложил зажатый в руке кувшин к голове и немного потер им свой лоб. Палуба подо мной легонько вздрогнула, пахнуло чем-то непонятно терпким, и через пару секунд вдруг раздался нежный голос:
- Good evening, sir.
Кажется, я аж подскочил от неожиданности, забыв о боли. Рядом со мной стояла высокая, стройно-гибкая девушка. Легкая шелковая одежда, что-то типа индийского сари, не скрывала, а больше подчеркивала ее стройность. А густые, черные, почти до талии, волосы, переплетенные золотистой ленточкой, лишь усиливали это впечатление.
- Ты кто? – наверное, я бы меньше удивился, увидев инопланетянина.
- О! – в свою очередь удивилась «инопланетянка». – Ты русский?! А я смотрю - яхта шикарная, флаг багамский, название, опять же, «Scarlet», ну, думаю, какого-то дурного америкоса к нам занесло, а тут еще более безбашенный русский оказался! «А ты такой, безбашенный герой…» - пропела она на свой лад известную песенку. А увидев мой недоуменный взгляд, смутилась и смущенно хихикнула: - Извини, свобода пьянит меня…
- Ты кто? – не выходя из ступора, я продолжал талдычить свой вопрос.
- Я? – переспросила незнакомка. - Я джинни, джинн женского пола, - пояснила она и с легким кокетством продолжила: - вообще то нас по-другому называют, но мне больше нравится джинни. Звучит как-то озорно. Ты не находишь? «Джинни, Джинни, ача, ача…» - пропела она, подражая индийским фильмам.
- Хороший прикол, - наконец-то ко мне вернулся остальной словарный запас русского языка. – А теперь объясни мне: кто ты и как сюда попала?
Но девушка проигнорировала мое требование, а вместо этого, сделав шаг вперед, встревоженным тоном произнесла:
- Мой спаситель ранен?
И, не дожидаясь ответа, взяла меня за руку, приблизив губы к кровоточащей царапине. Снова пахнуло теплым ветерком теперь уже с едва уловимой ноткой горчинки и еще какой-то пряности. Сухие, потрескавшиеся губы моей гостьи беззвучно зашевелились, и рана на плече начала прямо на глазах затягиваться, превращаясь из багровой полосы в тонкую розоватую полоску. Девушка подняла на меня глаза и пояснила на этот раз серьезно и твердо:
- Я джинни.
И я ей поверил. Не потому что увидел чудеса оказания первой медицинской помощи, поверил именно ее голосу и тону, которым это было сказано. Несколько секунд (или минут?) ее огромные черные глаза, в которых без остатка умещалась вся Вселенная, смотрели на меня с жесткостью дамасской стали, выбивая из моей башки всякое сомнение и недоверие к ее словам. А потом она повторила уже мягче:
- Я джинни. И за то, что ты освободил меня из проклятого кувшина, я исполню три твоих желания.
- Только три? – мой вопрос прозвучал как-то по-детски обиженно.
- Только, - подтвердила она и виновато развела руками. – Извини, международный магический стандарт. Не мной придумано. – И видя моё замешательство, добавила, повернувшись в сторону оранжевой полосы на месте севшего за горизонт солнца: - Лучше это сделать до полуночи.
- Выпить бы чего-нибудь, – промямлил я, сбитый с толку неординарными событиями.
Джинни лишь хмыкнула в ответ, скрывшись внутри кубрика, и через полминуты снова поднялась в кокпит, держа в руках два бокала и запотевшую бутылку вина.
- Шабли Гран Крю 1999 года, - пояснила девушка, протягивая мне наполненный бокал.
Я -то мог поклясться, что в моем мини-баре ничего кроме полбутылки виски не было, значит и в самом деле она исполнила мое незатейливое мужское желание, правда, на свой вкус поняв неопределенное «чего-нибудь».
Действительно, шабли было превосходно. Но будоражило сейчас не оно. Мистическое появление прекрасной джинни, ее присутствие на моей яхте, романтический вечер с вином, ее нежный, чуть с хрипотцой голос волновали меня как подростка, впервые пригласившего одноклассницу в кино. Честно говоря, даже сравнить было не с чем. Я уже и не помнил, испытывал ли я раньше что-то подобное. Я наслаждался, всего лишь слушая рассказ о ее жизни, скитаниях и приключениях. О ее, несмотря на волшебные способности, желании, присущему любой женщине, найти свою любовь и простое, обыкновенное счастье безо всякой магии. И о ревности, из-за которой стервозная Хюрем-султан заточила ее в этот кувшин, где она провела почти пятьсот лет, имея возможность знать о внешнем мире всё, но не имея возможности быть в нем. Она не могла выговориться, а я не мог наслушаться, и когда шабли почти кончилось, я, неожиданно для самого себя, волнуясь и смущаясь, задал ей тот вопрос, который возник у меня еще с первым глотком вина:
- Останешься?
Джинни замерла, лишь ветерок шевелил ее густые волосы, а черные, как сама персидская ночь глаза, слишком уж серьезно смотрели на меня.
- Это просьба или желание? – хрипотца в ее голосе стала более низкой и еще более волнующей.
- Второе желание, - почти без паузы ответил я, чтобы отсечь все возможные женские уловки.
Но приблизился к ней и, поцеловав в сухие и неожиданно соленые губы, уточнил:
- Я прошу.
- Смотри, - предупредила она, - женщина на корабле к беде.
- Не верь в эти глупости, - решительно оборвал я ее. Но сейчас я был согласен на любые суеверия, лишь бы она осталась.
Джинни молчала. Сидела, не двигаясь, и пристально смотрела мне в глаза и, как мне казалось, что-то читала в них. А я тоже молчал. Не торопил, не убеждал и не просил. Но все же боялся, что вот сейчас она вспомнит еще какое-нибудь магическое правило и наш многообещающий вечер прервется безо всякого продолжения. Но она молча поднялась со своей банки*) и сделала шаг ко мне. Золотистая ленточка освободила волосы и повисла на ободе штурвала, а шелковое сари упало к ее ногам.
- Только у меня нет презервативов, - по-честному предупредил я, когда ее руки легли мне на плечи.
- Извечный мужской страх, взять на себя ответственность за последствия, - снисходительно улыбнулась она. И, видя, что я набрал воздуха в легкие, чтобы возмутиться на ее обвинение в трусости, тут же пошла на мировую:
- Не обижайся, это извечное бабское нытьё. Такие вот мы дурочки. Боимся, не доверяем и сомневаемся, но все равно любим вас. А насчет последствий не волнуйся: ты - человек, я – джинн… Ничего общего и никаких последствий. – И при этом она как-то грустно пожала плечами.
А чтобы я не устраивал дальнейших дискуссий, заставила меня замолчать своим соленым поцелуем.
Яхта лениво качалась на небольшой волне и поскрипывала натянутыми вантами. Или это мы ее так раскачали? Честно говоря, точно сказать я бы не решился. Кажется, мы выкинули бокалы за борт и допивали вино уже из горлышка и дурачились, угощая этим вином друг друга, рот в рот, целуясь взахлеб, и кусали при этом губы, как голодные, ненасытные зверята. Словно дети гонялись по всей яхте, то я за джинни, то она за мной. Орали, смеялись и визжали, наверное, на весь Персидский залив, а потом разгоряченные, запыхавшиеся и утомленные ныряли в темную прохладную воду, распугивая отражения редких звезд, а остыв, взбирались обратно на палубу и снова сплетались в немыслимый клубок.
- Всё, я больше не могу, - сдалась джинни, в который раз за эту ночь бессильно рухнув мне на грудь. – Пощади меня, о мой повелитель! – дурашливо простонала она, чувствуя, что «повелитель» все еще крепок.
И я послушался её. Положил рядом с собой, прижал к спинке дивана, обнял и поцеловал в лобик как маленькую-маленькую девочку, о которой я теперь везде и всегда буду заботиться и защищать.
*
Джинни мирно спала, по-детски приоткрыв рот и прижав мою руку к своей груди. А я, уткнувшись носом в шелковую гриву ее волос, смотрел на нее и думал о том, как было бы здорово превратиться в этакую цыганскую морскую семью: наш дом – яхта с алым парусом, как символом романтики, озорные детишки, висящие как обезьянки на такелаже, мама-джинни и папа – балбес, который до сегодняшнего дня так и не нашел в этой жизни не то что смысл, но даже мало-мальски понятную цель.
«Бы…» - частица сослагательного наклонения, характеризующая таких мудаков как я. Сколько можно бегать по морю то ли в поисках чего-то, то ли в попытках убежать от самого себя. Оказывается, цель, смысл и радость этой жизни может быть вот такой: тонкой и хрупкой на вид, но внутренне твердой, по-детски озорной, но тысячелетне мудрой. Такой, как эта удивительная джинни.
Утром я уговорю ее остаться насовсем!
Но утром я проснулся в одиночестве. Солнечный луч, проникший в кубрик через люм**), освещал пустой диван. Джинни нигде не было! Я как укушенный бегал по яхте, надеясь, что ее исчезновение это всего лишь розыгрыш, и она где-то прячется от меня. Но реальность была совершенно другой. От моей сказочной гостьи осталась лишь пустая бутылка вина, почерневший от времени серебряный кувшин и золотистая ленточка, привязанная к штурвалу.
Сеть, благодаря которой и произошла наша встреча, больше не держала меня. Ни на валу, ни на винте не было даже ее остатков. Я снова был свободен.
*
Четыре дня я бродил по Дубаи, убеждая себя, что все случившееся в море забава какой-нибудь скучающей дочки олигарха, и я вот-вот, на пляже, в баре или на рынке увижу ее и выскажу ей кто она такая и что значит для меня. А потом бросил бесплодные поиски, уже твердо понимая, что моей джинни в Эмиратах нет, и история, произошедшая на яхте, не розыгрыш, не моя фантазия, а самая настоящая реальность, хоть и сказочная.
*
Почти три недели я шел на запад. Красное море, Суэц, Средиземка… Страны, порты, причалы… Закупал продукты, бункеровался топливом и водой, ремонтировался… В общем как-то жил. Вот именно – «как-то». На месте сердца осталась бездонная черная дыра, в которую без остатка улетучились все желания, интересы и стремления. Действительно, женщина на корабле к несчастью!
*
Сам не знаю зачем я решил зайти в Аликанте вместо того чтобы сразу идти на выход из Средиземки. Остановился бы в Гибралтаре или Сеуте, напился бы в ближайшем баре, трахнул по очереди всех местных проституток, набрал бы снабжения на переход, снова бы напился, опять переспал с какой-нибудь ночной феечкой, а дальше либо на запад, через Атлантику, либо на север в Европу. Но я ошвартовался в Аликанте, взял напрокат машину и поехал в ближайший супермаркет за продуктами, хотя вполне можно было бы прогуляться по городу пешком, а продукты заказать у шипа***) с доставкой на борт.
*
На кассе в супермаркете сидела молоденькая черноволосая девушка.
- Hola!- поздоровалась она, подняв на меня свои огромные бездонные глаза.
– Viente tres euros, por favor. Tarjeta o dinero? – уточнила она, закончив манипуляции с моими нехитрыми покупками.
- Джинни?! - я не верил своим глазам, но верил своему сердцу, которое вдруг ожило.
- Como? – ее ресницы виновато запорхали в непонимании.
- Джинни! Это же я! – на мой восторженный крик обернулись, наверное, все посетители супермаркета.
- Perdone, señor, no comprendo, - к виноватому выражению добавился испуг.
- Вспомни: залив, яхта, ты и я, наша ночь. Вспомни, джинни! – я попробовал взять ее за руку, будто хотел вложить в нее свои воспоминания.
Но она по-прежнему непонимающе смотрела на меня.
Рядом появился охранник, и мне пришлось уйти.
Как будто пришибленный пыльным мешком, я сел в машину ничего не понимая. Я не мог ошибиться! Это была она. Она! Но почему она не узнала меня? А, может, не захотела?
Я закрыл глаза, одновременно пытаясь понять произошедшее и решить, что мне делать дальше. Ожившее сердце снова наполнилось тоской.
Открылась пассажирская дверь, и кто-то сел в салон.
Вместе с пыльным запахом улицы легкий ветерок принес терпкий запах полыни с едва уловимой горчинкой йода.
- Ну что ты разорался на весь супермаркет? – знакомый голос заставил меня открыть глаза.
Рядом сидела она. В форме кассирши супермаркета, с серьезным выражением лица, но со смеющимися черными глазами – моя джинни!
- А ты зачем устроила этот концерт - «моя твоя не понимай»? – я старался выглядеть обиженным, едва сдерживаясь, чтобы не задушить ее в объятиях.
- Чтобы убедиться, что ты меня не забыл.
- Дурочка, – тут я и в правду попытался обидеться на ее недоверие. – Убедилась?
Но джинни словно не заметила моего вопроса. Она достала из сумочки конверт и молча протянула его мне.
- Что это? – спросил я.
- Твое третье желание.
В конверте лежала тест-полоска с двумя алыми линиями.
- Что это? – снова, по инерции, спросил я, хотя и без глупых вопросов было понятно что это.
- Наш ребенок, – все же пояснила джинни.
- Но ведь ты говорила…
- Мало ли что я говорила! – резко перебила меня девушка. И добавила уже мягче: - Любовь и не такие чудеса может творить.
Действительно, как можно сомневаться в силе любви!
Я наклонился к ней и поцеловал в сухие соленые губы.
Ну вот какой придурок сказал, что женщина на корабле к несчастью?!
Примечания:
*) Сидение, лавочка
**) Иллюминатор
***) Шипчандлер или шипшандер – агент по снабжению судов провизией, запчастями и другими материалами.