Вольф Мизгунов, юное дарование, был единственным в своей стране, кто смог добиться не простого контроля над сном, но и путешествий между снами других людей. Поначалу его хотели использовать в допросах, но идея быстро потухла – в сознании другого человека гений сновидений находился недолго, его почти сразу же выбрасывало в реальный мир. Поэтому отдел, изучавший его, быстро схлопнулся до минимально возможного штата в четыре человека и начал загибаться. Во всяком случая, официально…
- Вольф, какой это переход? – спросил профессор. Имя его давно уже стерли первым деструктором памяти, еще прототипом. К сожалению, людей, помнящих, как восстановить память после облучения, в живых не сохранилось.
- Семьдесят второй на юго-юг и четыре на запад-юг, - донесся сдавленный голос Вольфа. Поговаривали, что даже самые тренированные сновидцы из Европы дальше сорока снов не ходили. Разумеется, тренированные духом, а не телом. Телом Вольф едва ли сильно отличался от прочих семнадцатилетних подростков – тощий жилистый, чуть выше вашей тети из Звенигорода, сто семьдесят сантиметров гения снов.
- Возвращайся. Мы уже почти не контролируем твои перемещения – сфера писалась не для таких дальних переходов, - крикнул Яша, сидящий у экрана навигатора – специального компьютера, очень схематично отображающий переходы сновидца.
- Погоди, а который это мир? – недоуменно спросил Сёма, техник-картограф.
- Ее, Сёма. Ее мир…
- Профессор, надо вытаскивать его! Он же разбазаривает деньги партии!!!
- Сема не мешай…
- Нет, я выдергиваю его! Компьютер! Протокол «Пора в Ленинград!».
- Сука! Я выхожу… -тихо прорычал в динамик Вольф и рванулся прочь из сна.
Его выбросило в ее спальне. Из сексуального сна. Сна, которого она стыдилась, ибо кентавры, лошади и кавалеристы в ее голове отнюдь не сражались в страшной битве за Нарнию. Будет откровенны, они там по большому счету, любили друг друга. Ввиду малого возраста – девочке было всего двести пятнадцать лет – любили исключительно особ противоположного пола. Хотя, ей же не сто пятьдесят – любили не попарно, а чуть более хаотично.
- Привет, - прошептал Вольф, зажимая рот почти завизжавшей девочке. – Не кричи. Как тебя зовут?
В темноте мигнули огромные фиалковые глаза – в этом мире опасность проживания под солнцем осознали даже быстрее необходимости гигиены и разумных гуманоидов здесь представляли ночные создания, не то люди, не то эльфы… Девочка начала потихоньку хныкать.
- Не плачь. Ты понимаешь меня, - совершенно утвердительно произнес парень. – я же был в твоем сне, - фиалковые глаза слегка померкли в румянце, - слышал, на каком языке женщины благодарили мужчин. Нельзя во сне воображать язык, которого нет в твоем мире, но есть в моем.
- Это какой-то закон или просто ты сказал? – тихо спросила девочка. Вольф хихикнул – она улыбнулась. – Ты кто?
- Я – сноходец. Хожу между снами разных существ, между мирами, временами… Между вероятностями…
- А зачем ко мне пришел? Чтобы похитить?! – испугано шепнула девочка.
- Нет же! Я просто… так, я же спросил, как тебя зовут? Нельзя же все вываливать незнакомке!
- Я – Эттариэль. А ты? – она все еще не избавилась от румянца.
- Вольф. Вольф Мизгунов. Не смейся! Фамилию не выбирают. Вот твоя какая?
- Не скажу – ты будешь смеяться! – хихикнула Эттариель.
- Не буду… Я исчезну через пятнадцать секунд. А потому…
Парень сделал резкий рывок, будто совершал сэппуку, отрывисто поцеловал укрытую до самого лица девочку и выпалил:
- Кажется, я влюбился в тебя!
Она тяжело вздохнула, краснея все больше.
- Надо было наоборот… Сначала признание, потом поцелуй. Как…
Хлопок. Вольф очнулся в кресле сна.
- … как в книжке, - расстроено произнесла Эттариель.
Парень тяжело дышал, бессильно пытаясь вырвать капельницы со снотворным из вен - пальцы не слушались, мелкая моторика была подвигом. Снотворное было в разработке семь лет – выявляли оптимальное соотношение опиума, белладонны и экстракта пары южноаргентинских лишайников, дабы получить состав, не блокирующий способностей сноходцев.
- Кто меня вырвал из … - хрипло спросил Вольф.
- Это я, Мизгунов. Я вырвал тебя из сна, - сказал профессор.
- Понятно. Опять Сёма… Ну и гнида же ты, Семен Степаныч! – яростно закричал Вольф на всю лабораторию.
- Сам ты гнида! Расходуешь средства, трудом и потом добытые нашим народом…
- Да пошел ты… Я свою жизнь на это положил, - тихо произнес Вольф. – Сам же знаешь, финансирование месяц назад свернули. На остатках живем…
Сёма молчал. Все молчали.
- Кстати, - обратился парень к профессору. – Разность между отключением и моим появлением – минут семь, не так ли?
- Девять и две секунды. А что?
- Пять минут на дорогу, - хохотнул Вольф. – Надо учитывать это. Плюс, могут быть временные расхождения.
- Иди, отдыхай. Завтра пойдем севернее.
- Нет, я пойду в ту же сторону. На севере кошмары – там слишком страшно. Да и Эттариель на юго-юге…
- Опять ты за свое?! – закричал Сёма, но тут его осадил Яша, резко заорав из-за навигатора:
- Да ты достал всех со своими средствами! Мы дешевле самого захудалого танка правительству обходимся, изучая, на минуточку, самую загадочную область знаний – путешествия между мирами. А ты нам тут про какие-то траты! Тьфу на тебя, пропащий человек – иди отсюда, не мешай. Вольф, друг, отдохни пару часов, - проговорил Яша, настраивая аппарат. – Часа через три придут парочка солдат с автоматами, - произнес инженер, когда Сёма ушел, - во главе с полковником Растягайло – и положат нас, как пить дать, положат. Но тебя, щенок, мы сможем вытащить. Профессор, сколько он сможет там жить?
- Не знаю, Яшка. Может, часы, может – годы. Один хрен, света белого нам не видать. А так – смелый эксперимент. Эйнштейну и не снилось! Плевать на отдых. Заводи потихоньку. Вольфик уже полчаса на глюкозе – переживет…
Все в комнате, не веря своим глазам, переглянулись и заняли привычные позиции. Новое погружение. Два подряд – так рисковали лишь однажды, в первые годы. Илья так никогда и не оправился…
- Ну что, товарищи – с Богом? – расхохотался профессор.
- Ох, и намучаются с вами ангелы на том свете, - заохал Яша. – Вроде и коммунист, а вроде и верующий…
- Дык секрет-то прост… - начал было поучать безымянный, но Вольф уже погрузился в свой сон. Какая-то какафония символов, люди… Эттариель. Он было решил, что миновал восемьдесят снов разом, но нет – свои грезы он уже научился отличать.
- Есть путь короче. На север – всего двадцать кошмаров и я на месте.
- Да ты сбрендил, парень, - матюгнулся Яша. – А,хотя, делай, как знаешь. Ты тут специалист…
Мизгунов вздохнул, конечно, чисто символически – во сне можно не дышать – и нырнул в первый «северный» сон.
Страна в руинах. Почему-то он видел всего-то Москву и разоренный мавзолей, но яркая тряпка, украшенная до боли знакомым отзеркаленным коловратом, сразу донесла до Вольфа смысл этого кошмара. Он закричал и прыгнул дальше. Тихий смех Эттариель.
Концентрационный лагерь. Нет, не нацистский. В лагере всего-то хоббиты. Однако антураж и зверства вполне реальные. Самое страшное – в лагере только хоббиты, больше никого. Узники пытают узников. Ведро крабов, профессор рассказывал. Смех все отчетливее.
Сон про изнасилование. Мешанина образов, даже не слайд-панорама – просто почти бессвязные ужасы. Видимо, женский. Хотя…
Следующие были не совсем кошмарами в понимании Вольфа. Он не видел кошмара в плакатах «Верните интернет», он абсолютно не понял пассажа из рупоров в двенадцатом сне: «И помните – мужчина, не прошедший зомбирование, подлежит ликвидации». Но вот двадцатый сон про мужчину с казацкими шашками вместо пальцев был позади – он снова во сне у Эттариель.
На этот раз в ее сне все было куда спокойнее. Она просто целовалась с его проекцией. Девочка выросла – тело стало куда более изящным, груди налились тем самым соком, что отличает маленькую девочку, тело которой описывать срамно и стыдно, от девушки, описание которой – счастье, обязанность и честь для любого мужчины. Вольф саркастично кашлянул. Эттариэль испуганно оторвалась.
- Ты не могла меня подождать? – улыбнулся парень. Девушка вздохнула.
- Ну вот никогда не могу проконтролировать ваше количество. Ладно, иди, плечи мне помнешь.
Вольф послушно подошел и принялся неумело разминать голые бледные плечи девушки из ночного народа.
- Какой-то ты неуклюжий… Неужели ты – мое творение?
- Нет, милая Эттариель, - произнес Вольф, создавая небо в ее сне. Обычное синее небо, пара облаков, солнце...
Девушка восторженно расхохоталась. А паренек, услышав тот самый смех, что вел его чертовых восемьдесят снов, сквозь миры, времена и вероятности, прямо к вот этой среброволосой фиаковоглазой хохотушке, позабыв о былой застенчивости, а может, просто от адреналина, что хлестал в его крови, развернул к себе и поцеловал Эттариель, которую любил уже сорок три минуты, девяносто девять лет или две недели… А не все ли равно?
Девушка подавилась хохотом, пыталась недолгие доли секунды сопротивляться, а после отдалась на «милость победителя». Поцелуи горячей крови не могли продолжаться целомудренно – Вольф уже срывал с нее одежду. Руки неумело бегали по ее телу, то тут, то там отыскивая неожиданные приятности. Эттариель уже не хихикала. а лишь пыталась отвечать на яростные поцелуи молодого сноходца. И тут он заметил, что они лежат на кровати. Они вылетели из сна.
- Ничего, если мы продолжим здесь? – тяжело дыша, шепнул он на ухо Эттариель. Та лишь укусила его за ключицу, не всерьез, лишь играясь, и посмотрела ему в глаза. Улыбка девушки была ответом, приглашением… И самым желанным трофеем из всех, что добывали мужчины в любых мирах, временах, вероятностях… Или даже во снах…
***
Утро застало их в ее сне. Вольф слышал краем уха, что профессора и Яшу увели куда-то, что его собственное тело уже едва ли не истлело, судя по мату полковника. Мизгунов откровенно плевал на все это. Улыбка Эттариель непонятным образом защищала его лучше эгиды самых сильных богов.
Девушка стояла у абрикосового дерева и вдыхала ароматы свежих фруктов. Было бы преступлением сказать, что она всего лишь нюхала абрикосы – в их мире такого не было. В мире Вольфа – было.
Эттариель оглянулась на паренька-сноходца, что полусидел за ее спиной и наблюдал за рассветом, взлохматила себе волосы и подбежала к нему. Чтобы он пальцами расчесал их, привел в то состояние, которое нравилось ему. Ей было приятно, когда он ее причесывал. За год во сне ей многое начало нравиться. Например, агрессивные обнимашки голышом прямо под луной. Разумеется, объятиями такие игры не ограничивались.
- Когда мы вернемся, Вольф? – спросила Эттариель, пока он распутывал ее длинные волосы. Одной рукой. Вторую она тактично – или игриво, как посмотреть – не замечала на своей…
- Да хоть сейчас. Твои родители еще даже не проснулись, я думаю. Мы здесь по времени твоего мира едва ли полчаса находимся, - ответил сноходец. – Кстати, надо и тебя научить ходить по снам. Полезное знание.
Она прижалась к нему как можно сильнее – рассвет и закат все еще будоражили ей кровь своим немым величием. Что более удивительно – ему тоже…