- Датч, долго нам еще?
- Слушай, Джапсон...
- Джеппсон!
- Да хоть Джебсон! Мне всё равно! Внизу у нас что?
- Море!
- Так вот, если море - то еще долго!
Штурман снова уткнулся в карты, время от времени подкручивая верньеры на пеленгаторе, выхватывая точные сигналы радиомаяка. А Моррис всё никак не мог взять себя в руки - достал планшет с маршрутом, глянул на часы, пять с лишним часов уже в воздухе. По плану – еще час. Последние минуты ожидания.
Надо часы подкрутить
Стянув меховую перчатку и подышав на озябшие пальцы вчерашний гражданский, а сегодня свежеиспеченный младший лейтенант, аккуратно стал подзаводить подаренный отцом хронометр. Дабер-Хемпден, папа купил их незадолго до появления на свет самого Морриса.
Из кучи инструментов на столике штурмана Джеппсону была знакома только логарифмическая линейка, потертая, в следах от чернил, с крошечными тёмными точками впившейся в дерево окалины. Да, с её копиями, правда не такими убитыми, Моррис изрядно повозился - и в колледже, и в «Тополях».
- Эй, Датч, а тебе эти точки не мешают? – действительно, лишние отметки на приборе сбивали привычную, въевшуюся уже подкорку образ счетного инструмента и работать на таком спокойно парень точно бы не смог.
- Джудсон!
- Вообще то Джеппсон!
- Не понял!
- Джеппсон, сэр!
- Вот то-то же. Так вот, Джеппсон, если ты не заткнешься...
- Эй парни, я понимаю - все на нервах, но уже не долго, земля на горизонте. Датч, как мы?
- По графику, сэр. Плюс две минуты.
- Отлично. А сейчас тихо и аккуратно все, спокойно работаем. И накиньте маски – надо немного поднабрать высоту над островами.
Пилоты разом потянули сдвоенные рычаги, и сменив басовитую ноту на более высокую, самолёт пополз вверх. Стрелки альтиметра отмеряли фут за футом, а штурман снова прижал к ушам наушники, вылавливая в непокойном море радиоэфира надёжные сигналы маяков.
Он тоже нервничал - вылет есть вылет. И пусть сейчас это не Ла-Манш 42-го и не Северная Африка, но случиться может всякое.
Тогда, перед Бизертой, они тоже нервничали и переживали, и, не смотря на внезапность, еле живая «Сиди Ахмет» успела огрызнуться, шальной снаряд «ахт-ахт» прошелся вскользь, ничего особенно не повредив, но изрядно попортил разлетевшейся окалиной приборы на штурманском месте. Затлевшие журналы пришлось выкинуть, штурманский столик – сменить целиком, а вот линейку Датч оставил - на удачу.
В притихшей внутренней сети зазвучал хорошо угадываемый мотивчик.
- Пум-пурум пум-пурум пум-пурууум!
- Пум-пурум пум-пурум пум-пурум!
- Пум-пум-пурум-пурум, пум-пум-пурум-пурум,
- Пурум-пум-пурум, пум-пурум, пум-пу-рум!
- Кто мычит? - не заметив в голосе кэпа привычной строгости, экипаж тут же включился в разговор
- Я не мычу, я пою! – бомбардир дыхнул на фетровую салфетку и тщательно, в двадцатый уже, наверное, раз протёр запотевшие стёкла прицела и перископов.
- Это цыпочка на базе вчера пела, а ты мычишь! – сидевший рядом с ним Джо, радарщик, воткнул другу шпильку, и мечтательно уставился на фото великолепной Долорес Моран с её личным автографом, приклеенный на переборку их крохотного отсека. Красавица лежала в одном купальнике на бортике бассейна в Беверли-Хиллс. Да, после войны он точно поедет в Голливуд!
- О да! Крошка Долли хороша… - видимо мечты о знойных красотках посещали не только радарную рубку, но и бортинженеров.
- Хотел бы, чтобы она спела у тебя в кубрике?
- Покрепче сжимая твой микрофон, а?
- А вы бы не хотели?
- Чертов кобель, ты лучше скажи, где ты цветы для неё нашел? Вокруг базы даже траву красить в зеленый приходится…
- Где нашел - там и нашел! Сейчас я вам сдал всё!
- Но хоть потом в номерок то к ней наведался?
- Если бы! Там у дверей такие мордовороты с «Индианаполиса» стояли...
- Чертовы счастливчики… - голоса у переговаривающихся летчиков сразу упали. Всего пару дней назад они весело встречали крейсер, привезший на остров запчасти «изделия», и, что гораздо важнее, красотку Долорес, а сейчас большинство из морячков или утонули, или вообще сожраны акулами. Чертовы «макаки»!
- Это да. Остались бы на крейсере...
- Вот сегодня и отомстим за них. Да, парни?
Нестройное, не военно-уставное, а какое-то очень даже гражданское «да» прокатилось по экипажу.
- Так как ты там поёшь, Томми?
-- пум-пурум пум-пурум пум-пурууум ... и снова заводная песенка зазвучала во внутренней связи «небесной крепости». Всё ж голос у бомбардира был неплохой.
Выбравшись на 27 тысяч футов, полковник переговорил с разведчиками, и, получив от одного из них «чистое небо», немного довернул штурвал.
- Сэр, так куда нам? – услышав переговоры командира корабля, штурман перебрал заготовленные карты маршрутов к каждой из вероятных целей.
- Первая строка, Датч. Я на семь градусов довернул, проверься. Парсонс, Джеппсон?
- Да, сэр! – молчавший почти весь полёт, ушедший в себя Парсонс, протёр вспотевшие под меховой шапкой залысины, отозвался на запрос командира.
- Хватит там на уши штурману приседать. Давайте, ваше время пришло. Заводите «патефон» - пусть сыграет «макакам» за Пёрл-Харбор.
Эту «девушку» никто не ждал.
Даже увидев её в прозрачно синем небе все посчитали её просто за разведчицу. Ну что может сделать-то, в конце концов, одна единственная серебристо-стальная птица?
Гордые защитники города, не знавшие жалости к врагам и к себе, остались на земле - с топливом были проблемы, и поднимать в воздух дежурную эскадрилью ради тройки бомбардировщиков было слишком накладно.
Священные духи, Ками, в это утро отвернулись от свято верящего в них народа.
Длинные, можно сказать аристократичные, пальцы бомбардира Томаса «Томми» Ферби ласково и нежно пробежались по кнопкам бомбосброса – словно по гладкой выгнутой спинке прелестной Долорес, и четырехтонное трёхметровое «устройство» устремилось вниз, к далекой земле.
Через 45 секунд, сработали оба взрывателя – и над страной Восходящего солнца солнце взошло во второй раз, выжигая людей до неясных теней на ступенях.
Ровно в 8-15…
А «Элона Гей», игриво качнув крыльями, исчезла в синеве небес, насквозь пробитой вздымающимся ввысь атомным грибом.