Чего только не случается

У дяди Коли (а о ком же еще сплетничать, как не о соседе напротив) есть кот по имени Лысый. Почему он Лысый — непонятно, никаких проплешин на нем нет и окрас классический пингвинистый. Должно быть, Лысый — это фамилия.

Странная фамилия однажды спасла коту жизнь, семью и характер. Кот Лысый в младенчестве обладал отвратительным характером. Он гадил в доме, рвал когтями мебель и нападал на дядю Колю со шкафа. Любой другой хозяин тыкал бы его мордой в каки и лупил хворостиной, но только не добряк дядя Коля. У дяди Коли вообще суровая карма собирать вокруг себя скандальных женщин и неблагодарную скотину.

Ну, речь сейчас не о том. Вместо того, чтобы кидаться в мерзкого кота сапогами, дядя Коля катал его на машине показывать Москву и вывозил отдыхать на дачу. Кот ничего не ценил, он считал, что дядя Коля ограничивает его свободу и недодает материальных благ. Вот, какого черта молоко вместо сливок? И где породистые девочки, а?

Однажды дядю Колю тормознули гайцы, и Лысый вырвался на волю. Дядя Коля очень переживал, звал кота вернуться и прочесывал придорожный лес. Бесполезно. Лысый затаился в кустах и мстительно наблюдал за страданиями хозяина.

Стояла ранняя весна. Дядя Коля промочил ноги, замерз, охрип и поехал дальше. А кот остался на воле.

Односельчане прониклись горем дяди Коли и, проезжая через пост ГАИ, останавливались, чтобы расспросить о Лысом. Больше всего в этой истории гаишников поразила фамилия кота и, вполне вероятно, если бы его звали Мурзиком или Барсиком, его бы оставили на свободе. Но кот с авторитетной кличкой запомнился, его стали искать, и однажды позвонили дяде Коле с новостью, что Лысый схвачен во время разграбления помойки, взят под стражу и готов к экстрадиции.

Дядя Коля ехал и волновался: узнает ли? Простит ли? Шутка ли — прошла весна и половина лета, кот, поди, совсем одичал. Но Лысый сумел его удивить.

Как только хозяин открыл дверь погреба и принял позу вратаря, чтобы ловить кота, Лысый завопил: «Мама!» — и бросился ему на шею. Он так обнимал хозяина, что у гайцов из глаз текли слезы, а у дяди Коли кровь по спине. Ему пришлось вести машину с котом на груди, отпустить которую Лысый согласился только когда въехал на дяде Коле в дом.

С тех пор в нашей деревне нет более счастливого и благодарного кота, чем Лысый. Он ходит за дядей Колей хвостом и чутко прислушивается к его пожеланиям. Поймать мышь? Пожалуйста! Не драть диван?! Конечно-конечно!..

Вообще, если б дядя Коля догадался повторить педагогический прием с окружающими его бабами, он со своим покладистым характером был бы самым счастливым человеком на свете. А то давеча его новая любовь закатила ему такой гала-скандал, что вся деревня развесилась по заборам. А дядя Коля с бесконечной любовью смотрел на бушующую бабу и говорил нежно:
— Ох, дура ты, Наталья! Ну и дура…

инет

Незабудка писал(а): ↑
09 янв 2019, 22:39
А Вера и Толя, когда в школе спрашивают, кто их папа, отвечают спокойно: «Дед Мороз. Не верите?»

А что, настоящий новогодний рассказ. Без булды. И герои настоящие.
Только сейчас прочитал. Но лучше поздно, чем никогда.

Бизнес план и серый волк

Бабушка Тамара однажды сильно заболела и ее внучка, тоже Тамара - восемнадцатилетняя питерская студентка, отодвинула все дела и примчалась спасать бабушку.
Доживала бабушка в тридцати километрах от Москвы, в выцвевшем деревянном домике, еще довоенной постройки. Огородик, колодец, навес, под которым дед хранил битые кирпичи и ржавые колеса от Москвича. Все это выглядело довольно грустно и безнадежно. А ведь когда-то, когда Тома приезжала сюда в детстве и дедушка был еще жив, по двору бегали куры, гуси и даже козочка. А в этот приезд дом смотрелся пусто и тоскливо, как неизлечимо больной пациент. Из живых, в доме была только сама бабушка Тамара и Тимур. Куда ж без него?
Тимур был огромным серым волком, но по счастью, волком он был не слишком породистым, поэтому считался собакой.
Бабушка Тамара, пыталась бодриться, встречая дорогую гостью, но получалось плохо.
Даже Тимур не выглядел орлом, чего с ним раньше никогда не бывало. Обычный затравленный серый волк. Вот в былые времена, Тимур производил неизгладимое впечатление, он вел себя так, как будто весь дом был переписан на него и бабушка с дедушкой тут нужны были, только чтобы подливать воду в миску, да накидывать сахарные косточки.
Тамара сходила в ближайший магазин в километре от дома, накупила лекарств и всяких вкусностей, напоила бабушку чаем с малиной, уложила в постель и начала хозяйничать по дому. Ну, точнее, выбрасывать мусор и испорченные продукты.
Бабушка только ойкала:

- Тамарка, а хлеб, хлеб куда понесла?
- Бабуля, он же позеленел.
- Батюшки, беда какая, позеленел. Ну, дык срезать немного и все. Нормальный ведь хлеб.
- Бабушка, а как часто ты ходишь в магазин?
- Летом, раз в две недели, а если погода хорошая и нормально себя чувствую, то и каждую неделю иду. Вот у меня тележка есть, взяла и покатила. По дороге на ней посижу, отдохну и дальше пошла. А этот раз, думала, что весна уже наступила. Солнышко пригрело, я обрадовалась и в одной кофте в магазин побежала, пропотела и застудилась вот. А зимой вообще боюсь так далеко ходить, ну, может раз в месяц и схожу. Да и пенсия у меня не та, чтобы каждый день по магазинам шиковать.

- Бабуля, а к тебе вообще, кто-нибудь в гости заходит?
- Ну, заходят, иногда.
- Кто, тетя Лена?
- Да ты что, Лена уж года два, как померла. Царство небесное.
- Ну, тогда кто?
- Кто? Кто. А, ну, получается, что и никто. А кто ко мне должен ходить? Кому нужна старая бабка с волчищем?
- Вот, что, бабуля, тебе нужно не киснуть, а придумать себе какой-нибудь хороший бизнес план.
- Что?
- Ну, бизнес план. Я в универе такое изучаю. Представь - каждый человек может для себя придумать и организовать, какой-нибудь посильный бизнес. Главное придумать бизнес план.
- Томочка, ты видишь в каком я состоянии? Какой мне бизнес? Мне восемьдесят лет. Со дня на день ноги протяну. Ты хоть Тимурку не бросишь, если что?
- Перестань. Слушай, а может тебе торговать чем-нибудь простеньким? У тебя же трасса за забором, да и автобусная остановка под домом.
- Чем торговать? Собой?

Шли дни, больная потихоньку вставала на ноги, а внучка с утра и до вечера ходила по двору и размышляла над бизнес планом для бабушки. Однажды, часов в шесть утра Тамару разбудил вой волка. Лаять он не умеет, а выть и рычать – это с полуоборота.
Глянула Тамара в окошко и увидела Тимура стоящего на крыше будки, так ему удобней через забор заглядывать. Бабушка уже не спала, она, как всегда вязала, слушая радиоприемник.

- Бабушка, а на кого он там ругается?
- Так люди же на работу идут.
- На какую работу?
- Да, откуда ж я знаю на какую? На любую. У каждого своя. Идут на нашу остановку, садятся на маршрутку, или автобус и едут в Москву на работу, а вечером обратно.

Тамара призадумалась:

- Бабушка, а что это за люди, в смысле, откуда они все идут?
- Как, откуда? Наши – это, деревенские. За озером знаешь дома? Даже и оттуда некоторые идут. Час, наверное целый оттуда пешкодралом добираются . А что делать? Семью кормить надо, вот и приходится. Это мне хорошо, я на пенсии все-таки, а люди каждый божий день вынуждены в Москву ездить. Голод не тетка, тут ведь нигде работы нет.

До самого вечера внучка ни с кем не разговаривала, ни с бабушкой ни даже с Тимуром, а поздно вечером вдруг закричала, испугав бабушку:

- Бабушка, бабуля, проснись! Помнишь, я в детстве рисовала раскраски? Цветные карандаши еще остались?

Бабушка удивилась, но выдала кучу карандашей и давно засохших фломастеров.
Всю ночь Тамара трудилась и к утру создала стопку трогательных, разноцветных объявлений с узорчиками.
А утром, даже не позавтракав, прихватила тюбик клея и ушла. Дошла, аж до деревушки за озером и начиная оттуда и почти до самого дома, она расклеивала на столбах и заборах свое нехитрое объявление:

« Уважаемые соседи!
Вы можете оставлять свои велосипеды в доме N2 по нашей улице. (дом у остановки, с зеленым забором) Спросить Тамару Павловну.
За сохранность отвечает серый волк.
Оплата чисто символическая, вам понравится»

С тех пор прошло три года, Тамара Павловна расцвела и передумала умирать.
Каждый день, с утра и до позднего вечера, во дворе дома, под навесом, ждут своих хозяев тридцать, а может быть и все сорок велосипедов и даже пара мопедов. Более точными цифрами располагает только серый волк Тимур. Тимур тоже похорошел и стал выглядеть, довольным и важным, как будто бы только что сожрал и Красную шапочку и Тамару Павловну.
Тимур всегда стоит на приемке и на выдаче. Обслуживает людей быстро, вежливо и корректно. Он никогда не выпустит из двора, клиента с чужим велосипедом. Даже эксперименты специально проводились. Просто волк сличает запах клиента с запахом велосипеда. Надежней, чем штрих-код.

Вся деревня полюбила Бабушку Тамару, ведь она сохраняет людям самое дорогое что у них есть – время сна. Кому сорок минут, а кому и два часа в день. На велосипеде мчаться – это ведь совсем не то же что грязь ногами месить.
Студенты и те, кто помоложе, платят бабушке Тамаре рублей по триста в месяц, таджики почистили колодец, отремонтировали крышу и настроили антенну, кто-то домашние яички приносит и хлеб, кто-то банку молочка из-под своей коровы на велике привезет, кто-то просто спасибо скажет, а при случае, всегда в магазин для бабушки сгоняет.
И так, с ранней весны и аж до первого снега, даже зимой пару снегоходов и мотоколяску оставляют.
Бизнес работает как часы.
Хотя, если честно, был однажды небольшой сбой. Как-то один таджик забирая свой велосипед, попытался погладить Тимура. Волк, разумеется, прокомпостировал руку.
Очень странный случай. Я, например, даже не представляю себе, как это можно додуматься, чтобы в банковском хранилище, получая золотые слитки из своей ячейки, погладить по голове вооруженного охранника при исполнении…

Грубас

Хахах))) Про охранника особенно повеселило))

Принуждение к миру

Пригрело. На площадке возле супермаркета из огромной кучи снега натаяла таких же огромных размеров лужа. На берегу лужи стоял стильно одетый мужчина лет трёх-четырёх, в красных резиновых сапожках, капитанской фуражке, и задумчиво смотрел на раскинувшуюся перед ним водную гладь. За ним внимательно наблюдала симпатичная девушка, скорее всего его мама, которая стояла неподалёку и разговаривала по телефону. У цветочной палатки курила продавщица. Возле служебного входа в супермаркет грузчик неправославной наружности занимался пустой тарой. За цветочной палаткой приткнулся экипаж ГАИ, высматривая нарушителей. Так же на месте присутствовали: старушка с собачкой на поводке, две школьницы, мамаша с коляской, и гражданин неопределённого рода занятий в кепке и с пакетом. Больше ничего примечательного в пределах видимости не наблюдалось.

Лужа искрилась в лучах апрельского солнца, притягивала, и манила. Мужчина в красных сапогах ещё какое-то время зачарованно постоял, потом оглянулся на маму, поднял левую ногу, и сделал шаг. Лужа расступилась и одобрительно хлюпнула.
- Саша, не смей! - крикнула мама, и добавила в трубку, - Извините, это я не вам!
Мужчина по имени Саша какое-то время задумчиво постоял одной ногой в луже, снова внимательно посмотрел через плечо на маму, и сделал второй шаг.
- Саша, я кому сказала! - в голосе мамы появились стальные нотки. - Выйди немедленно!
Саша сосредоточенно смотрел вперёд. Теперь они с лужей составляли единое целое, берег остался далеко позади, впереди простиралась бесконечная водная гладь.
- Я тебе сейчас по попе надаю!!! - крикнула мама, убрала телефон, и решительно направилась в сторону лужи.
Мальчик принял единственно верное в этой ситуации решение. Он сделал шаг, ещё шаг, ещё, и наконец оказался строго посредине лужи. То есть в полной безопасности и недосягаемости для мамы в белых кроссовках. Та споткнулась о край лужи, и с берега крикнула:
- Саша, я последний раз повторяю - выходи немедленно!
Голос её уже не предвещал ничего хорошего. Саша меж тем что-то внимательно рассматривал на дне водоёма у своих ног, и на голос никак не реагировал.
- Ты слышишь меня?! Я всё отцу расскажу!!! - озвучила мама первую угрозу.
Саша в ответ достал из кармана оранжевое яйцо от киндер-сюрприза, и пустил его в плавание. Яйцо покачивалось на волнах и плыть никуда не хотело. Ему было и так хорошо.
К этому времени за аттракционом "как достать Сашу из лужи" наблюдали с той или иной долей интереса все присутствующие. Два гаишника, грузчик из магазина, гражданин в кепке, продавщица из цветочной палатки, мамаша с коляской, и старушка с собачкой. Мама тем временем ходила по берегу и громко озвучивала предполагаемые санкции.
- Ты у меня мороженое не получишь!
- Гулять больше не пойдешь!
- К бабушке на выходные не поедешь!
Было ещё что-то про хомяка, лего, мультики, день рожденья, всего и не упомнишь.
Неизвестно, сколько бы продолжался этот санкционный монолог, если б его внезапно не прервал гражданин в кепке.
- Помедленнее пожалуйста! - вдруг крикнул он. - Я записываю!
На что продавщица цветочной палатки неприлично громко хрюкнула, грузчик уронил картонную коробку и засмеялся, а мама повернулась к гражданину в кепке и строго сказала:
- Не стыдно?! Взрослый человек! Лучше бы ребёнка из лужи достали!
- Да как же я его достану? - ответил гражданин. - Я плавать не умею!
Мама махнула на него рукой, и принялась ходить по берегу, раздумывая что бы ещё предпринять. Меж тем Саша всё это время внимательно изучал навигационные качества оранжевого яйца, не обращая никакого внимания на происходящее за пределами лужи. И тут маме на глаза на свою беду попался капитан ГАИ, который стоял оперевшись на капот служебной машины, тоже с улыбкой за всем этим наблюдая.
- Саша! - крикнула мама, - Если ты сейчас же не выйдешь, я попрошу дядю милиционера, и он тебя арестует!
После этого она обернулась к капитану, и громким официальным тоном заявила:
- Товарищ милиционер! - сказала она. - Арестуйте пожалуйста вон того непослушного мальчика!
Все присутствующие посмотрели на капитана.
- Девушка! - ответил капитан, слегка смутившись таким вниманием. - Вы меня извините, но мы же не морской патруль. Мы обычная дорожная полиция. Сухопутная. А вам нужен патрульный катер.
Судя по реакции окружающих, слова капитана получили однозначную поддержку. Это совсем вывело маму из себя. Она топнула ногой, и решила прибегнуть к последнему, радикальному средству.
- Ну всё! - крикнула она. - Я ухожу! Саша, ты слышишь?! Я пошла домой!!!
После чего развернулась, и демонстративно зашагала прочь от лужи.
Внезапно Саша оторвал свой взгляд от оранжевого яйца, посмотрел ей вслед, и крикнул:
- Мама!
- Что? - обернулась та.
- Купишь мороженое? - крикнул мальчик.
Все с надеждой посмотрели на маму. Было видно, как ей трудно побороть себя, но она всё таки справилась, и крикнула в ответ:
- Хорошо!
Мальчик поднял из воды яйцо, и сделал шаг навстречу.
- Обещаешь? - крикнул он.
- Обещаю!!!
Мальчик сделал ещё шаг.
- И папе ничего не расскажешь?
- Не расскажу. - обреченно ответила мама.
Каждый следующий шаг приносил маленькому вымогателю очередную победу. Расстояния как раз хватило на то, чтобы отыграть обратно все санкции. Публика, поняв что представление окончено, потеряла к нему всякий интерес. Гаишники занялись очередным нарушителем, цветочница вернулась в свою палатку, собачка утащила старушку, и только мужчина в кепке, сложив руки за спиной, продолжал наблюдать за происходящим.
До берега оставалось каких-то пара шагов, когда Саша остановился, посмотрел на маму, которая ждала его присев на корточки, на суше, и спросил:
- Ты меня любишь?
- Конечно люблю! - сказала мама.
Мальчик сделал ещё шаг, и задал последний вопрос.
- А женишься на мне, когда я вырасту?
- Нет! - сказала мама.
Потом громко и весело рассмеялась, протянула руки, и выдернула мальчика из лужи.
- Нет! - повторила она, поправляя на нём курточку. - Потому что я уже жената на твоём папе!
Мальчик философски вздохнул, и сказал:
- Ну хорошо. Тогда мороженое!
- С ума сошел?! - сказала мама. - Какое мороженое? Побежали скорей домой, у тебя же наверняка ноги все мокрые!
Сашино лицо приняло такое выражение, после которого дети обычно начинают плакать. Не обращая на это никакого внимания мама взяла его за руку, и потащила с площадки.
И тут внезапно сирена на полицейской машине ожила, и рявкнула так, что все вздрогнули. А потом из её динамиков на всю площадь раздался строгий и властный голос:
- ДЕВУШКА, ВЫ ОБЕЩАЛИ!!! МЫ ТУТ ВСЕ СВИДЕТЕЛИ!!!

В продолжение предыдущему посту))
Однажды мы с моей ребенкой (ей тогда было как раз четыре года от роду), шли из садика. Весна была))
Да, или конец марта, или начало апреля - утром "ой, мороз-мороз!", днем - "народ, айда загорать!", вечером - все вместе.
После нескольких солнечных, почти жарких дней - резко подморозило, и утром в садик я дочу обула не в резиновые сапожки, а в ботинки - высокая подошва снизу, а верх из ткани, но с искусственным мехом внутри. И тепло - и ноги не промочит.
Ага. Наивная мама))
Нет, в садике-то за ними следили - а вот когда шли домой, я не успела удержать, и детеныш звонко топнула по луже (в сапожках-то было можно!)
Да вот лужа оказалась с подвохом - под ней была какая-то труба. Открытая, зараза! И маленькая ножка провалилась в эту трубу - по самое некуда.
Ой-Ё! Как я копалась в этой луже по локоть, вытаскивая ногу ребенка (она застряла там и я боялась, что дернется и вывихнет, или сломает - не дай бог!)
Кое-как, в ледяной воде, я все-таки развязала шнурок и вытащила сначала мокрую пятку, а потом и ботинок))
Ну и что делать? Взяла страдалицу на руки, "Держись крепко!", мокрую ногу сунула себе в карман - не май месяц босыми пятками-то сверкать, и понесла домой. Держа пострадавший ботинок за шнурок))
Это было бы печально - если бы через сто метров, во дворе с качелями красуля мне не заявила "А мне можно на качели? А то я уже не могу с нОгой мокрой в твоей кармане!"

Яко-Хан писал(а): ↑
10 апр 2019, 18:22
- ДЕВУШКА, ВЫ ОБЕЩАЛИ!!!

Ох, уж эти обещания...
Вот пообещаешь сгоряча, а потом выполняешь скрепя душой, сердцем и костями))). Вот, что за изъян такой, прям физически не могу не выполнить то, что обещала.

И тоже в продолжение...)))
Как-то у моей расчудесной девочки случился период "упрямого козленка", период полного отрицания и неповиновения. Со слова "нет" начиналась каждая фраза.
Приспичило мне идти в магазин, в доме действительно не было ни крошки хлеба. Погода была отличная, весна была ранняя и дружная. Солнышко, ручейки и огромные лужи)))
Кое-как уговорила детеныша пойти на прогулку, пообещав купить набор "Рыболов", чтобы вечером при купании сделать в ванной аквариум и ловить рыбок.
Как назло в магазине эти наборы раскупили. Ребенок насупился, ничто другое не вызывало никакого отклика. И тут нам на пути попадается огромная лужа. Дочь завороженно останавливается на краю и говорит: "Вот бы половить!". Потом молча и решительно проходит на середину лужи и садится. Я даже глазом не успела моргнуть.
Народ остановился, наблюдает, что я делать буду. Прошу ее встать и идти ко мне. Ноль реакции. Сидит и еще руками водит. Пришлось самой влезть в эту лужу, подхватить дочь и быстрым шагом скакать домой.
Грязная вода с нас стекала ручьями. Благо детские розовые штанишки были утепленные и сразу не промокли.
Когда потом спрашивала, зачем она это сделала, дочь сказала, что была уверена, что к ней приплывут рыбки.
Кстати, страсть к рыбной ловле у нее осталась до сих пор. Но уже другие масштабы))) Теперь у нее спиннинг, ловля лосося или щуки.

Не знаю, куда лучше поместить. Решила сюда.
Кабинет был просторный, человек, только что в него вошедший, невольно залюбовался интерьером, оглядываясь по сторонам. На одной из стен он увидел яркий постер с надписью “Ваш дом – наша профессия!”.

– Добрый день. Проходите! – хозяин кабинета встал из-за стола, подошел к гостю, пожал ему руку, – Чем могу помочь? Присаживайтесь.

Подвинул удобное, кожаное кресло.

– Интересует новое место для проживания?

Гость кивнул. Присел в кресло, нерешительно улыбнулся.

– Да. Мы ищем новый дом.

– Простите, вы представляете какую-то организацию?

– В некотором роде. Формально – юридическое лицо, не частное.

– Понятно. Тогда заполните, пожалуйста, вот эту анкету, – протянул бумажку, – А я пока подберу варианты.

Несколько минут гость старательно заполнял графы, иногда прерываясь, сосредоточенно думая о чем-то. Наконец он привстал, протягивая анкету через широкий стол.

– Вот. Я закончил.

– Замечательно! Так, посмотрим… Ага… Ага… Ну что ж, думаю, мы найдем вам подходящее местечко! – риелтор растянул улыбку до ушей, показывая белые зубы, – Можно поинтересоваться, чем вас не устраивало прежнее место жительства? Поймите меня правильно, я лишь хочу выбрать вариант, лишенный всех недостатков.

– Ну-у… – гость снова задумался, – Честно говоря, нам стало тесновато. Кроме того, экология там значительно ухудшилась в последние годы.

Он как-то стыдливо опустил голову, рассматривая свои аккуратно подстриженные ногти. Щеки человека покрылись легким румянцем.

– Ничего, ничего. Это бывает, – поспешил успокоить его хозяин кабинета, – Я с таким уже сталкивался.

Он повернулся к компьютеру, пробежался пальцами по клавиатуре.

– У нас есть для вас несколько предложений. Но сначала давайте выясним еще один вопрос. По поводу оплаты. На какую сумму вы ориентируетесь?

– Эм-м… – человек снял очки, протер их платком, который тут же убрал в карман, – Наши юристы выбрали вашу контору именно из-за невысоких цен, понимаете?

– Понимаю.

– И сейчас действуют сезонные скидки, так?

– Вы совершенно правы.

– То есть, если принимать все это во внимание, можем ли мы рассчитывать на достаточно хорошее предложение, скажем, за…

Риелтор подался чуть вперед, внимательно слушая.

– За тысячу лет стандартных выплат, – закончил гость.

– Тысяча… Тысяча… – хозяин постучал пальцами по столу, снова обратился к компьютеру, что-то рассматривая, пересчитывая, – Это не так много. За пять тысяч вы могли бы рассчитывать на гораздо более интересные предложения. Впрочем, один вариант есть! Это далеко от вашего прежнего места жительства, придется потратить определенные усилия на переезд, зато – чистая экология, хорошие соседи, просторные площади для заселения.

– Я согласен!

– Вы уверены?

Гость щелкнул пальцами, в нетерпении заламывая кисти рук.

– Абсолютно. Дело в том, что мы… Мы уже выехали. Меня ждут как можно скорее и не с пустыми руками.

– Понятно. Тогда я – просто на всякий случай – напомню вам, что одна стандартная выплата составляет семьдесят процентов всех добытых за год ресурсов.

Покупатель обреченно кивнул.

– Сколько вас переезжает?

– Я указывал, там – в анкете. Десять миллиардов.

– Прежний дом уже продали?

– Нет еще, но…

– Не хотите воспользоваться программой трейд-ин?

Землянин ухмыльнулся.

– Боюсь, что вы не захотите покупать наш дом.

Фантастические рассказы

Незабудка писал(а): ↑
14 апр 2019, 12:31
Фантастические рассказы

А я знаю автора))) У него еще куча всего интересного!

Олимпия, неужто Слип?
Я в майле нашла это)))

Незабудка писал(а): ↑
15 апр 2019, 11:37
Олимпия, неужто Слип?
Я в майле нашла это)))

Да, это его "Сделка".
У него много очень интересных коротеньких рассказов. Только я не думала, что он так много пишет и долгое время не заходила на Яндекс.
Теперь понемногу читаю, растягиваю удовольствие)) Очень все легко и здорово написано.
Единственное, у меня всегда проблема с названиями. Не знаю, что с головой, но я их не могу запомнить. Начинаю читать и сразу вспоминаю, что это уже читала.

Олимпия, ну могу сказать, что он становится популярным)))

Следственный эксперимент
Давным-давно, по молодости лет, моя сестрица жила в коммуналке.
Кроме нее в этой коммуналке обитали полторы семьи. В одной комнате проживали тихие муж с женой средних лет без детей. В другой – баба Аня. О ней и речь.
В коммуналке на три комнаты было две кухни. Одну, большую, делили сестра с этими супругами. А другая, совсем крохотная, безраздельно принадлежала бабе Ане. И даже запиралась на ключ.

Баба Аня была среднестатистической советской бабушкой. Где-то у нее имелись дети и внуки, которые периодически приезжали в гости, писали письма и звали к себе. Имелись подруги для совместно почесать языками. Как и любая среднестатистическая бабушка, баба Аня периодически жаловалась на здоровье. Но ни по врачам не ходила, ни к себе их не звала. Соседям не досаждала. Ни маразма, ни склероза. Назвать ее старушкой язык не поворачивался. Так, ничего себе женщина преклонных лет.
Вообще, кстати, очень тихая и спокойная, нетипичная такая была коммуналка, надо сказать.

Если я приезжал и не заставал сестру дома, баба Аня поила меня на своей кухоньке чаем и угощала борщом. Хотя я прекрасно мог сделать это на кухне сестры. А ключ от ее комнаты всегда лежал под ковриком. Если нет, то все знали, что дверь легко открывается обычным столовым ножом. Так жили, да.
Днями все были на работе, и баба Аня оставалась в квартире одна-одинешенька. Практически все время она проводила на своей кухоньке. Потому что окна ее комнаты выходили во двор. А окно кухни – как раз наоборот. Практически на самую оживленную часть города.
Квартирка находилась на третьем этаже сталинской трехэтажки. А трехэтажка стояла на площади, аккурат через дорогу от здания облисполкома. На этой же площади, слева, стояло здание обкома партии. И Ленин посередке. Площадь, как водится, называлась Советской.
Немудрено, что большую часть времени баба Аня проводила на табуреточке у окна, наблюдая светскую жизнь начала восьмидесятых.
Кроме всех ее достоинств, была у бабы Ани одна нехорошая привычка. Видимо, еще с войны. Баба Аня экономила спички. На кухне у нее стояла старенькая двухкомфорочная газовая плита. И если одна комфорка уже горела, а зачем-то требовалось зажечь другую, баба Аня поступала просто. Открывала газ. И все. Секунд через пять раздавался тихий «пфук» и вторая комфорка вспыхивала сама по себе.
Кто и когда надоумил ее так делать? Сосед периодически говорил «Смотри, Анна Ивановна, доиграешься!» Но та только махала рукой. Да и справедливости ради надо сказать, что пользовалась она этим рисковым приемом не часто. Ну часто ли пожилому одинокому человеку требуется две комфорки враз?
Ну вот. А в один прекрасный день плита эта двухкомфорочная скончалась. И бабе Ане поставили новую. Четырехкомфорочную. Баба Аня говорила потом, что причина происшествия именно в этом. А уж как там было на самом деле, одному Богу известно.
А дело, опять же со слов бабы Ани, было так.
Утром, проводив всех на работу и закрыв дверь, баба Аня поставила чайник и села к окну дожидаться очередной серии сериала «Приезд первого секретаря обкома партии на работу». Потом решила сварить яйца. Четыре штуки. Кастрюльку поставила по диагонали от чайника. Привычно открыла газ. И поспешила к окну.
То ли секретарь задерживался. То ли еще что интересное произошло в это время на улице. Но только баба Аня не обратила ни малейшего внимания на тот факт, что никакого «пфук» не случилось. Да.
А минут через пять – ёбнуло. То есть – рвануло.
Баба Аня в ночной рубашке и с неприбранными волосами летела с третьего этажа под оглушительный грохот раскинув руки аки белый лебедь. Ее вынуло из тапок и выбросило в окно вместе с рамой.
Чудесный этот полет наблюдала масса народу, включая как раз подъехавшего первого секретаря обкома.
Была зима. Судьба воткнула бабу Аню в самый большой сгребенный дворниками сугроб.
Врачи сказали «Так не бывает!», но сколько ни старались, ни единой царапины у бабы Ани не нашли. Ни в какую больницу ни на какой «скорой» баба Аня ехать категорически не хотела. Врачи сказали «Шок» и увезли силой. Искать царапины и прочие повреждения в условиях стационара.
Конечно, поднялся кипеш. Конечно скорая, пожарные и менты. Конечно, служба газа. Конечно, любопытные. Шутка ли – рвануло-то напротив власти. «Шо, опять не попали?» (с)
Ни о каких терактах тогда и речи не было. Поэтому дознание провели стремительно. Квартиру взломали. Ущерб оценили. На кухоньке вместе с окном вынесло дверь. Разворотило плиту. На потолке четко отпечатались четыре яйца. В углу валялся гнутый чайник. Возле окна стояли сиротливо бабыанины тапки.
Через час место действия опустело. Уехали скорая, пожарная и менты. Рассосались зеваки. В квартире остались только: газовик – чинить и проверять оборудование, плотник – вставлять рамы и дверь, участковый – писать протокол и приглядывать за этими двумя. Квартирка-то безхозной осталась.
К обеду все восстановили. Поменяли замок входной двери. Вставили раму и дверь на кухне. Дали газ и воду. Участковый подписал протокол.
Кто-то должен был остаться в квартире. Открыть жильцам и передать ключи от нового замка на входной двери. Кто-то один. Но остальные двое проявили солидарность. Видимо, эта солидарность подкреплялась парой пузырей.
Короче. Три мужика, честно сделав свою работу и промерзнув наскрозь в раскрытом настежь помещении, решили бухнуть. Отметить окончание работ. Обсудить вопросы. Коль уж так сложилось. Выяснить, наконец, в чем же причина взрыва?
Через час – ебнуло. В смысле – рвануло.

Скорая, пожарная, менты. Служба газа. Зеваки. Трое пострадавших. Сильно, но не смертельно. Газовик. Плотник из ЖЭКа. И участковый.
Как позже было написано в протоколе дознания:
«…пострадавшие пытались экспериментальным путем установить причину взрыва»
(найдено на просторах)

Бабушка решила помереть.

Как-то раз у нее закружилась голова и приехавший на “Скорой помощи” врач решил не рисковать и забрал старушку в больницу. Там ей подробно объяснили, что в таком возрасте бодро скакать по театрам с престарелыми приятельницами уже просто неприлично. Смерть не за горами и встретить ее надлежит как полагается - в своей постели, а не на партии в покер у подруги.

Помирать бабушка решила вдумчиво и со вкусом. В первую очередь она накупила целую кучу лекарств и обставила ими свою прикроватную тумбочку. В воздухе тут же поселилась устойчивая вонь корвалола.

Во-вторых, она напрягла всех нас, чтобы мы, жертвуя своим временем и нервами, помогали ей в торжественном процессе умирания. Она капризничала, требовала новых лекарств, вызова то врача, то нотариуса. Мама сбилась с ног, пытаясь удовлетворить все ее капризы и хоть как-то убедить, что умирать еще все-таки рано. В ответ бабуля закатывала глаза и просила накапать ей еще немного корвалола.

Но однажды в бабушкиной комнате появилась ее старинная приятельница Нелли. Слава богу, я была в то время у нее дома и имела счастье видеть это все своими глазами.

- Говорят, ты наконец-то решила помереть, - спросила она густым басом, - похвально. Надо же кому-то из нас сделать первый шаг на тот свет, чтобы все там разведать. Только ответь мне прямо - неужели ты собираешься лежать в гробу в таком ужасном виде?

Бабушка буркнула в ответ, что ей все равно в каком виде она будет лежать в ящике.

-Тебе, может, и все равно, - ответила Нелли, - а мне на этот ужас придется смотреть! Более, мне придется это целовать! Что скажут люди?! Они подумают, что пришли на приличные похороны, а их, таки, подло обманули. Я просто не смогу посмотреть им в глаза!

- Причем здесь люди? - воскликнула бабуля

- Потому что, они придут, думая, что хоронят Нелину подругу, а Неля с кем попало не общается. Но когда они увидят тебя, они подумают, что им подсунули какой-то другой труп и обидятся! Кстати, зачем тебе так много лекарств? Ты что, травишь себя этой гадостью?

- Я пытаюсь облегчить себе страдания, - пыталась сопротивляться бабушка.

- Ты пытаешься окончательно испортить себе печень - а от больной печени ужасно неприятный цвет лица. Ты что, хочешь,чтобы увидев тебя в гробу, люди в ужасе убежали прочь?

Бабушка подумала и согласилась,что в гробу лучше лежать с хорошим цветом лица. Подруга ее поддержала и предложила пойти на улицу нагулять здоровый румянец, который будет очень эффектно смотреться на смертном ложе.

Открыв рот, я смотрела, как моя, только что помиравшая бабуля, сползает с постели и бредет в душ, от которого отказывалась последних недели три. А Неля, брезгливо поджав губы, приказывает мне сгрести всю постель с кровати, чтобы отправить в стирку, а лекарства в пакет, чтобы отправить в мусорку... А им самим с бабулей приготовить две чашки крепкого кофе, в которые накапать чего-нибудь коньячно-бодрящего, грамм, эдак, пятьдесят. Поскольку, коньяк хорошо влияет на тонус и на нервы. А в пресловутом гробу, как вы уже поняли, лежать лучше со здоровыми нервами и крепким сердцем…

Лучшая подруга настолько озаботилась бабушкиными грядущими похоронами, что пару недель усердно ее готовила к ним.За это время они посетили парикмахерскую, массажиста и салон красоты. Ходили по магазинам и распродажам,накупили кучу всяких милых вещей, несомненно пригодящихся на том свете, таких, как шляпка с вуалькой,перчатки, косметика.

Так что за собственные похороны бабушка уже не переживает, поскольку знает, что все пройдет на высшем уровне. А чтобы скоротать время, она вновь возобновила свои походы по подругам, партии в покер и веселые пикники. Говорит, что если смерти так уж сильно надо, то пусть сама ее поищет… Правда, безносая пока не торопиться ее искать - видимо, у бабули еще не достаточно хороший для этого цвет лица.(с)

Торт

Саша сидел на диване и с улыбкой смотрел на горку подарков. Здесь был и подарок от родителей, который он забрал последним на почте, когда возвращался домой с работы. Подарок от Лизы – его жены – выделялся яркой упаковкой и смешным бантом, завязывать который умела только она. Небольшой конверт с васильками, в котором лежала небольшая сумма – от коллег. А толстый пакет с медиаторами всех форм и расцветок – от лучшего друга Димки. Саша знал, что внутри пакета наверняка лежит маленькая коробочка с чем-нибудь ценным. Димка всегда любил дурачиться. Даже когда дарил подарки.

Вздохнув, Саша подошел к окну и, взяв со стола пачку, закурил сигарету, после чего осторожно пустил дым по стеклу. В детстве каждый из них овладевал этим искусством, но Саше оно далось сложнее, чем всем остальным. Хорошо, что Димка согласился повозиться с другом и уже вечером Сашка, тогда еще розовощекий, улыбчивый мальчишка, продемонстрировал умение всей дворовой компании. Он смеялся и наблюдал, как дым медленно стекает по стеклу, все больше и больше становясь похожим на маленький водопад с маминых открыток.

Докурив, Саша смял окурок в пепельнице и вернулся на диван. Медленно он принялся распаковывать подарки и улыбался, когда добирался до содержимого. Но в какой-то момент замер, зачем-то понюхал воздух и грустно вздохнул, вспомнив прошлое. Свой двенадцатый день рождения.

*****

- Санёк, ты чего не весел? Буйный нос до полу свесил, - пропел Димка, когда Сашка открыл другу дверь и меланхолично кивнул головой. – С днем рождения тебя, дружище!
- Спасибо, - протянул Сашка, пожимая руку друга. – Ты чего так рано?
- Ну как же, - заволновался Димка. – День рождения же. Айда на улицу, веселиться будем!
- Да у меня настроения нет.
- Как так «нет»? – переспросил Дима, и улыбка сползла с его лица, уступив место удивлению.
- Вот так, - буркнул Сашка. – Папка вчера злой пришел. Зарплату опять не дали. Так что сегодня у меня не собираемся.
- Тю… Нашел из-за чего киснуть, - ухмыльнулся Димка, наморщив веснушчатый нос. – Выползай давай из своей берлоги. Лето на дворе, а у тебя день рождения. Или ты думаешь, что с тобой все дружат только из-за того, чтобы раз в год торт и бананов поесть?
- Да как ребятам в глаза-то смотреть?
- Каком кверху, - авторитетно заявил Димка, снова вставив любимую отцовскую поговорку. – Пошли на улицу. Сами будем день рождения праздновать.
- Ладно. Сейчас оденусь и спущусь, - нехотя кивнул Сашка и закрыл дверь. Он немного постоял, дожидаясь, когда стихнет Димкин топот на лестнице, а потом поплелся в свою комнату.

Выйдя на улицу, Сашка направился к городку, возле которого галдели приятели. Он прищурился и, прикрыв глаза от солнца, посмотрел в сторону детей. Увидев Димку, Сашка снова вздохнул и на ватных ногах медленно пошел к друзьям, тщательно подбирая слова. Еще вчера он тараторя и сбиваясь, обещал им огромный торт, жареную курицу и фрукты, а сегодня будет говорить о том, что никакого торта не будет. Но, подойдя ближе, Сашка вздрогнул, когда раздался радостный детский рев и к нему со всех сторон бросились друзья. Через пять минут Сашкины уши горели, а на лице сияла глупая улыбка, но поздравления продолжали сыпаться на него, как из рога изобилия. Пока Димка, состроив хитрую гримасу, не махнул рукой. Дети прыснули в стороны и на всех порах помчались к своим подъездам, оставив Димку и Сашку наедине.

- Куда это они? – растеряно спросил Сашка, посмотрев на друга. Тот пожал плечами и, ехидно усмехнувшись, сплюнул через дырку в зубах. Все мальчишки открыто завидовали Димке, что он так круто может плеваться, но на предложение лишиться зуба, тут же начинали несвязно мычать и менять тему разговора. Однако Сашка так просто сдаваться не собирался. – Твоих рук дело?
- Конечно. Это ты у нас памятник загубленной молодости изображаешь, - фыркнул Димка, снова вставив одну из любимых фразочек своего отца. Он не понимал всего смысла, но сказанное казалось ему невероятно смешным. - Сейчас вернутся. Не боись.
- Да я и не боюсь. Боюсь только, что меня треплом звать будут, - насупился Сашка. – Обещал торт, а теперь пятки показываю.
- Хорош ныть, Санёк, - поморщился Димка. – Ты, чё, думаешь? Мы дураки, что ли? Все всё понимают. У Лерки вон отцу третий месяц ничего не платят, да и мой папка только на такси что-то заработать умудряется. Не ты один такой. И ничего. Не ноем же и сопли не пускаем. Впрочем, у тебя же сегодня день варенья. Тогда тебе можно чуть поныть.
- Иди ты, - рассмеялся Сашка. На душе после слов друга немного потеплело. Но холодок вернулся, когда из подъездов снова потянулись вереницы детей. Лишь Димкино хитрое лицо хоть как-то поддерживало.

- Санька, я тут… это… короче, вот. Держи, - пробормотал пухлый ботаник Женька, которого между собой все звали Пупсом, протягивая Сашке потрепанную книжку. – С днем рождения.
- Ого. Спасибо, - Сашка округлил глаза, когда взглянул на обложку. Женька поджал губы и скупо кивнул, но потом расслабился и сподобился даже на улыбку, когда Сашка крепко хлопнул мальчишку по спине в знак одобрения. – Атлас-определитель насекомых. Но это же твоя любимая книжка.
- Ну… друзьям же надо что-нибудь особенное дарить. Вот… дарю, короче, - буркнул Женька и махнул рукой. – У меня папа часто в Москве бывает. Попрошу, чтобы другую купил. А эту тебе. Я там еще и заметки на полях сделал, для удобства.
- Спасибо, - только и мог сказать Сашка, листая драгоценную книгу. Драгоценной она была не только из-за названия, но и из-за множества цветных иллюстраций и фотографий пауков, жуков и прочей «мерзости», как говорили девчата из их компании. Одна из них – светловолосая Аня – вышла вперед, как самая храбрая и, не позоря звание «дочери капитана», выпалила поздравление и протянула Сашке альбом с марками.

Альбом был полупустым, но Сашка вдруг понял, что у него отчаянно чешутся глаза. Это понял и Димка, который тут же загалдел, привлекая к себе внимание, и попросил не тянуть с подарками, напомнив, что после поздравлений все играют в «выше-ноги-от-земли», а водит именинник. Сашка слабо улыбнулся в ответ, словно благодаря друга, а потом удивленно хмыкнул, когда к нему подошел Михась – крепкий мальчишка с колючим взглядом и бритой головой.
Он положил тяжелую руку на плечо Сашке, а потом, достав из кармана пластиковую коробочку, вложил её в его руку.

- С днюхой, Сань, - хрипло буркнул он. Ходили слухи, что Мишка уже давно курит и даже таскает у бабки водку из подвала. Но спросить напрямую никто не решался. Наверное потому, что у Мишки была слава хулигана и задиры. Однако сейчас он дружелюбно улыбался и что-то тихо бормотал растерянному Сашке. Сашка мотнул головой и прислушался. Но уловил только концовку речи. – Американская. Точно тебе говорю. Бате кто-то на рынок принес, а он домой. Только музыка там странная какая-то.
- Спасибо, Михась, - тихо ответил Сашка, разглядывая коробочку с аудиокассетой. Он открыл её и удивленно уставился на белую кассету, как на какое-то чудо. Мишка, заметив его удивление, рассмеялся.
- Говорю тебе – американская. Ты у нас умный, послушай потом. Может понравится. У меня от этой музыки башка болит.
- А тебя папка не вздует? – осторожно спросил Сашка.
- Не. Пусть попробует, - угрожающе рассмеялся Михась. – У него кассет этих куча. Одну и не заметит, а заметит и пусть. С днюхой, малой. Расти большой.

Через пять минут рядом с Сашкой возвысилась настоящая горка сокровищ. Каждый из ребят принес что-нибудь дорогое и личное. И без тени сомнений отдал тому, кто остался без подарков. Лерка подарила ему свой перочинный ножик – предмет зависти каждого мальчишки из их двора. Витя-Козлик – томик Жюля Верна и книжку «Республика ШКИД». Виталик из дальнего дома – потрепанный комикс и несколько монет из своей коллекции. Сопливая Юлька, как обычно шмыгнув носом, подарила Сашке ручку с тремя цветами, а её сестра Катя, бойкая и дерзкая девчушка, - пистолет и коробку пистон. В стороне стоял только Димка, на чьем лице все так же сияла хитрая улыбка. Когда поздравления закончились, Димка вышел вперед и, сплюнув, достал из кармана внушительную горбушку черного пеклеванного хлеба и небольшой пакетик, при виде которого у каждого ребенка рот наполнился слюной.

- Какой день рождения без торта, - усмехнулся он, присаживаясь на корточки и, положив хлеб на колени, надорвал пакетик, после чего посыпал содержимым ароматный мякиш. – Наш торт будет самым вкусным. Утром из бич-пакета приправку тиснул, когда мама из магазина пришла.
- О, ну ты мот, Дим Палыч, - загалдели ребята, широко улыбаясь и шумно сглатывая слюну. – А хлеб-то свежий?
- Наисвежайший, - заверил их Димка, после чего, посолив мякиш, протянул ломоть хлеба удивленному Сашке. – Виновник кусает первым.
- Да как так-то, - еле слышно промямлил Сашка, еле сдерживаясь, чтобы не зареветь.
- Давай, давай. Остальные тоже хотят, - крикнул Михась, жадно пожирая глазами хлеб. Сашка улыбнулся другу и, вздохнув, откусил от хлеба большой кусок. Приправа и кристаллики соли тут же захрустели у него на зубах, а желудок жалобно что-то буркнул. Но Сашке было все равно. Он наслаждался вкусом свежего хлеба и легкой кислинкой от приправы.
- В очередь, в очередь, - проворчал Димка, когда его обступили остальные. – По чуть-чуть кусайте. Другим оставьте. Да не ломитесь. Вечером еще поедим.
- А что вечером? – спросил Сашка. Димка многозначительно хмыкнул и показал рукой в сторону бордюра, рядом с которым сиротливо стоял обычный пакет.
- Картошку печь будем. А Пупс сказал, что «Юпи» из дома притащит.
- Картошку? – переспросила Лерка. – О, круто. Тогда я из дома тоже чего-нибудь захвачу.
- И я. И я. Тоже принесу, - загалдели другие ребята, поглядывая на пакет с картошкой.
- Ну, решено. И соль не забудьте. Ладно. Ныкайтесь, давайте, - закричал Димка, когда увидел, что глаза Сашки слишком уж опасно поблескивают. – Санёк водит.
- Считаю до десяти! – рассмеялся Сашка и вся детвора тут же бросилась в разные стороны.

*****

- Ты чего тут в темноте сидишь? – Саша вздрогнул, когда в комнате раздался Димкин голос и зажегся свет. Повернувшись, он улыбнулся другу и молча показал пальцем на пепельницу, полную окурков. – А, понятно. Грусть опять съедает?
- Немного. Вспомнил, когда мы картошку вечером пекли на мой день рождения, - ответил Саша. Димка тут же закивал, поджав тонкие губы.
- Помню, помню. Михась еще Пупса из костра вытаскивал, куда тот свалился, - рассмеялся друг.
- Сколько мы картошки тогда съели-то? - спросил Саша.
- А я помню? – хмыкнул Димка. – Килограмм пять, не меньше. Даже на следующий день осталось. О, чуть не забыл. Торт, блин, твой.
- Я не хочу сладкого. В ресторане объелся. Да и Лиза сейчас из магазина придет, вот вместе и попьем чай, - отмахнулся Саша, а потом замер, когда увидел в руке Димки горбушку черного хлеба. На мякише белела соль, а в воздухе витал тот самый вкусный запах.
- С днюхой, дружище, - улыбнулся Димка, протягивая горбушку Саше. Тот скривился, быстро вытер блеснувшую в углу глаз слезинку и с аппетитом впился в хлеб. Димка, увидев это, преувеличенно громко загалдел и замахал руками. – Эй, эй. Мне-то оставь. Единоличник, блин.
- Офтавлю. Не фомневайфя. Бофе, феклефанный. Тот фамый, - пробубнил с набитым ртом Сашка и, вытянув шею, посмотрел в коридор. – О, Лифа прифла.

- Мальчики! Ну вы чего?! – возмутилась Лиза, разуваясь в коридоре. – Потерпите, сейчас чай будем пить с тортом.
- Да мы так. Перекусили немного, - хитро улыбнулся Димка. – Чайник уже вскипел, кстати.
- Отлично. Я быстренько, - пропела Лиза, убегая на кухню. Димка покачал головой и повернулся к другу.
- Чуть не спалились. Ну, с днем рождения, дружище. Погодь, ты что, все сожрал?!
- Ага! – радостно кивнул Саша, заставив друга рассмеяться.
- Ладно. Будем считать, что это мой подарок, - хмыкнул Димка, взъерошивая волосы. – За это отдашь мне свой кусок торта.
- Дим!
- Да, шучу, я. Шучу. Пошли чай пить. Именинник.
- Знаешь, Дим Палыч. А тот торт был самым вкусным в моей жизни, - тихо буркнул Сашка, положив руку на плечо Димке. Тот улыбнулся в ответ и кивнул.
- Знаю, Санька. Знаю.

Гектор Шульц

В детстве я читала рассказ про то, как мальчик поменял свою новую машинку на светлячка. Посадил его в спичечный коробок и принес домой, словно сокровище. И когда его спросили: как же ты мог новую игрушку поменять на букашку? Он ответил: так ведь он живой и светится.

И мне было очень жаль этого мальчика, потому что я понимала, что он поступил глупо. Его аргумент про то, что светлячок «живой и светится» казался мне смешным и глупым. И я очень хотела извлечь урок из этого рассказа и никогда не допустить подобной ошибки. Я не знала тогда, что взрослая жизнь — это большой обменный пункт, где меняется время на деньги, личная жизнь на карьеру и шило на мыло.

Как легко нам навязали чужие ценности, а мы поверили, что сухое молоко лучше коровьего, а хот-дог вкуснее бутерброда, что брачный контракт надежнее венчания, а аборт не убийство, а всего лишь планирование семьи.

Мы поменяли сыроежки на шампиньоны, пикники — на фуршеты, чтение книг — на шопинг, разговоры — на переговоры. И вот уже вместо друзей у нас партнеры, вместо любимых — бой-френды, а вместо счастья — кайф.

Мы перестали плакать над фильмами и петь песни за столом. Говорить по душам и мечтать. Мы стали сдержанными и закрытыми. Осваиваем гольф, конный спорт и искусство управления яхтами. Курим кальяны и сигары, называемся господами и убеждаем друг друга, что жизнь удалась.

Когда-то у меня был заказ написать статью про специальные приспособления для курения сигар. Я отправилась в магазин для VIP-клиентов, который напоминал скорее музей,чем сувенирную лавку.Под стеклянными витринами поблескивали серебром и нержавейкой странные предметы, похожие на орудия пыток в подвалах гестапо. И названия у них были под стать: гильотина, хьюмидор. Эти «инструменты» предназначены для того, чтобы изящно ампутировать голову ...сигаре.

Я помню, как долго и внимательно рассматривала всю эту ерунду, над созданием которой трудились люди. А потом долго и внимательно слушала продавцов, которые совершенно серьезно рассказывали мне, что уважающему себя человеку без этих гильотин и хьюмидоров никак не обойтись.

Прежде чем написать заказ я изо всех сил пыталась полюбить и признать необходимость маленьких вещей для большой жизни. Мне было страшно интересно посмотреть, кто же это все покупает? Надо сказать, что любая безделушка стоила больше прожиточного минимума среднестатистического гражданина.

И вот однажды я увидела передачу про бывшего кумира, бывшего ведущего, бывшего красавца. Показывали его дом, до боли напоминающий ту самую лавку с ненужными сувенирами. Хозяин со знанием дела отрубал гильотиной голову кубинской сигаре, со значительным видом усаживался в кресло, выкладывал ноги на стол и закуривал. Я не помню, что он говорил, собственно, это было не важно. Камера скользила по коллекции оружия, которое он собирал, по фотографиям со знаменитостями, которыми он гордился и по огромному дому, в котором никогда не звучали детские голоса.

Репортер говорил что-то о славе, благополучии и величии. А я видела старость и одиночество в окружении антикварной утвари, которая только усиливала впечатление старости и одиночества. И те самые хьюмидоры, как символы бесполезности и ненужности в так быстро уходящей жизни...

И я почему-то вспомнила того мальчика из моего детства, который сделал правильный выбор, поменяв бесполезную пластмассовую машинку на живого светящегося светлячка.

Однажды я увидела рекламный щит: «Ищу родственную душу» и телефон. И глядя на поток иномарок, вдруг отчетливо поняла, что очень многие обменяли бы свои настоящие машины на родственную душу, как тот мальчик из моего детства на светлячка.

Елена Рог «Светлячок и хьюмидор»

Проклятье принцессы

Принцесса! Прин-цес-саааа! - заорали под окнами. - Прекрасная принцесса здесь живет?
Она раздраженно вздохнула и высунулась из окна:
- Чего тебе?!

Внизу стоял принц. Обыкновенный прекрасный принц, конь в комплекте.
Принц задрал голову:
- Принцесса, говорю, здесь живет?

Она поморщилась и заорала в ответ:
- Нет ее! Гуляет во полях, да во лесах, цветы собирает. Завтра приходи!

Принц внимательно посмотрел наверх, потом вытащил кусок пергамента и сравнил рисунок с белобрысой головой, которая сейчас торчала из окна:
- Я тебя узнал! Ты же принцесса, зачем обманываешь?!

Принцесса сняла платок, устало потерла лоб:
- Не уйдешь, значит?

Принц упрямо мотнул головой:
- Я жениться приехал! Открывай!
- Ну, раз жениться - то поднимайся. Щеколду чуть на себя потяни, и только потом только вверх- заедает она. - объяснила принцесса и скрылась в окне.

Принц спешился, аккуратно привязал коня, несколько мгновений поборолся с непокорной щеколдой - и в конце концов оказался в светлой, просторной комнате.
У окна сидела принцесса и что-то мастерила из полена.

Как только принц появился, девушка подняла на него глаза и задумчиво спросила:
- У тебя стамески нет? - Принц немного опешил, потому что у него были с собой каменья драгоценные, ткани бархатные и нити жемчужные.
А стамески не было.
- Ну нет, так нет. - кивнула принцесса. - Жениться, значит?
Принц откашлялся:
- Прекрасная принцесса, вести о вашей красоте и доброте дошли до нашего королевства. И решил я, что вы должны быть моей женой!
- Прекрасный принц, я тебя вижу первый раз в жизни и вести о тебе никак не дошли до моего королевства! - съязвила принцесса. - Я не могу сейчас замуж! У меня скоро сплав по высокогорной реке - мне надо готовиться! И поход на байдарках! И, вот - конкурс резьбы по дереву еще, а стамеску папенька с собой увез!
Принц совсем растерялся. Он представлял себе все это несколько иначе.
Совсем по-другому, если быть откровенным.
В его мечтах, прекрасная принцесса бросалась к нему в объятья и, сияя улыбкой, благодарила его за каменья, ткани и нити, которые он привез ей в подарок!
А вовсе не требовала стамеску, и уж точно не перечисляла какие-то дикие способы времяпрепровождения!
Принц был в ужасе и думал, как теперь объяснить отцу, почему он вернулся без невесты.
Ну не говорить же правду, в самом деле!

Принцесса смотрела на все эти мытарства и думала, что ей опять попадет от папеньки.
Потому что папенька каждый раз ругался и сетовал, что ей надо было родиться мальчиком, а то и вовсе в какой-нибудь другой королевской семье!
- Может быть, скажем, что я влюблена в кого-то другого? - неуверенно предложила она.
Принц пожал плечами:
- Глупости какие! Влюблена, скажи пожалуйста! Нет, когда дело касается политики двух королевств - тут не до любви! Да и батюшка не поверит. В меня все всегда влюбляются с первого взгляда, понимаешь?
Принцесса окинула его внимательным взглядом и кивнула:
- Ну да, ты симпатичный. Но у меня сплав! И байдарки!
- И резьба по дереву! - развеселился принц. - Ты драконов, случайно, не укрощаешь в свободное время?
Принцесса радостно подпрыгнула и хлопнула в ладоши:
- Ну точно, ты умница! - воскликнула она. Принц непонимающе улыбнулся. - Скажешь, что меня похитил дракон! Трехглавый! И что освободившему меня принцу- пол королевства и несметные сокровища. С драконом я договорюсь - он мне в карты проиграл и за ним долг. У него пересижу пока, а там уж и зима настанет, дорогу к нам заметет, можно будет до лета не волноваться.

Принц закивал, думая о том, что с такими вестями домой воротиться не стыдно.
Перепрыгивая через ступеньки, спустился во двор, вскочил на коня и обернулся.

Принцесса махала ему из окна рукой.
- И скажи, что на дракона лучше со стамеской ходить! - прокричала принцесса, сложив руки рупором.
Принц махнул на прощанье рукой и поскакал прочь.

Принцесса села у окна, спрятала под стол полено и подперла подбородок рукой:
- Все принцы одинаковые! Хоть один бы кулаком по столу стукнул, сказал бы "Никаких больше байдарок, ты принцесса или кто?!". Нет же, все верят,уезжают, а я сиди тут, вырезай по дереву! Чертова колдунья, чтоб ей провалиться сквозь землю! Всего-то раз к ней в брюках вышла, а в результате -"Прокляну- прокляну, будешь всю жизнь сидеть и ждать, пока настоящий мужик приедет! А до этого - сиди с поленом ". И хоть бы стамеску оставила!

Анна Авоська

Честно - слёзы на глазах после прочтения...
И всё же - есть Люди с большой буквы!

Марик как рос странным, так им и вырос: полный, необщительный юноша, чуравшийся веселых компаний своих сверстников, почти равнодушный к противоположному полу (и к своему тоже — не надо ни на что намекать!), с вечно уткнутым в книгу носом.
Книги заменяли Марику всё и всех. Телевизор он не смотрел лет с четырнадцати, заявив пялящимся в ящик родителям, что телевидение делается подонками для недоумков, и счастливо избежав наказания. В институте, вместо того, чтобы заглядываться на груди однокурсниц на уроках физкультуры, Марик записался в шахматную секцию. Нет, странный, странный мальчик!
Когда открылась граница, Марик бросил мединститут на пятом курсе и рванул из Львова так, как будто его травили собаками. Родители предлагали ему окончить сначала учебу и ехать уже с дипломом, но к тому времени они уже осознали, что спорить с сыном бессмысленно, хотя бы потому, что он, не участвуя в споре, делает только то, что считает необходимым. Поэтому родители безропотно поднялись вслед за Мариком и репатриировались в Иерусалим, где Марик немедленно восстановился на медицинском факультете местного университета (иврит, как выяснилось, он подпольно выучил еще на Украине). Получив же израильскую докторскую лицензию, Марик немедленно отправился на призывной пункт и добровольно призвался врачом в пехотный батальон. Рыхлый Марик в пехоте — умора! Но пойди докажи что-то тому, кто к своим поступкам относится, как к аксиоме!
Единственное, что как-то примиряло родителей Марика с ним, была его внезапная женитьба перед мобилизацией. С Катей он познакомился в университете, где она учила химию, и на третьем свидании сделал ей предложение. Видимо, Марик владел какими-то секретами крестных отцов мафии, поскольку отказаться от его предложения Катя не смогла и послушно отправилась вместе с Мариком в раввинат, где ей, чуть ли не единственной нерелигиозной девушке не пришлось врать об отсутствии добрачной половой связи с будущим мужем. До чего же странный этот Марик!
Но всё-таки одной из самых больших его странностей была ненависть Марика ко всему немецкому: товарам, языку, странам, где на нем говорят. Да, конечно, в Львовском гетто погибли его родственники, а тетку матери Марика — блестящего львовского педиатра — нацисты расстреляли в августе сорок второго вместе со всеми пациентами и персоналом больницы гетто, и, тем не менее...
Пепел Клааса в сердце Марика заглушал голос разума, и Марик продолжал утверждать, что шесть миллионов евреев уничтожил не Гитлер, а немецкий народ, и прощать этому народу Марик не желал ничего. Более того, он решительно прервал какое-либо общение с родным братом, уехавшим в свое время из Львова в Гамбург, и теперь, когда брат ежегодно прилетал в Иерусалим повидаться с родителями и показать им внуков, Марик, не желая слушать мольбу матери о примирении братьев, в эти же сроки улетал в Европу. Естественно, в те страны, где шансы услышать немецкую речь были невелики. Возвращаясь домой, Марик на глазах у родителей аккуратно выбрасывал в их мусорное ведро нераспечатанные подарки брата.
Вот и сейчас Марик, услышав об очередном визите немецкого родственника, улетел с женой в Тоскану. Проведя бессонную ночь в аэропорту и самолете, они немного покатались по Сиене, поужинали и расположились на ночлег в снятой на неделю старинной вилле, переделанной хозяевами в семь отдельных гостиничных номеров.
Катя и Марик видели уже десятые сны, как вдруг в дверь кто-то начал истошно колотиться. С трудом пробудившись и недоуменно глядя в окно (ночь на дворе!), Марик поплелся к двери.
— Кто там? — спросил он по-английски.
— Простите за беспокойство, вы доктор? — донесся из-за двери женский голос, говорящий по-английски с тяжелым немецким акцентом.
Марик удивился и открыл дверь. Перед ним стояла сухонькая женщина лет шестидесяти в кофте, надетой прямо на ночную рубашку.
— Мы ваши соседи, — объяснила женщина, — моему мужу очень плохо. Он задыхается. Я позвонила хозяину виллы, он вызвал амбуланс, но раньше, чем минут через сорок, он из Флоренции сюда не доберется. А хозяин вспомнил, что сегодня он записывал в журнал прибывших доктора и миссис Гершман. Умоляю вас, скажите мне, что вы доктор медицины, а не философии!
— Медицины, медицины, — буркнул Марик, делая в памяти зарубку наорать по приезде на своего турагента: зачем было упоминать докторскую степень в заказе, к чему это чванство?! Он быстро натянул джинсы и футболку, только теперь сообразив, что всё это время беседовал со старушкой в трусах, и поспешил в соседний номер. Проснувшаяся Катя из любопытства увязалась следом.
Сосед сидел в кровати и хрипел. На его синих губах белела пена. Очень толстый, в отличие от своей супруги, и, видимо, намного ее старше, дедок взглянул на Марика с мольбой.
— Отек легких, — пробормотал Марик, приложив ухо к спине старика, и ткнул его в левый сосок.
— Сердце болит? — отрывисто спросил доктор. Старик испуганно посмотрел на жену, которая что-то быстро залопотала по-немецки. Марик скривился. Старик перевел глаза с жены на эскулапа и покивал головой.
— Значит, не просто отек, а вторичный сердечной атаке, — не слишком понятно для посторонних (а кто, собственно, кроме Кати, мог его понять?!) объяснил Марик. — Ладно, за дело. Катя, мне нужно много ваты, спиртосодержащая жидкость и три чулка.
Марик на руках перенес старика к окну, распахнул обе его створки и посадил соседа на стул поближе к вкусному ночному воздуху. Катя, поискав нужные слова, как-то перевела слова мужа соседке, и женщины забегали по номеру. Через минуту толстяк дышал носом в пук ваты, сильно отдающей водкой, а оба его бедра и правая рука были крепко перевязаны чулками.
— Марик, что ты делаешь, если не секрет? — спросила Катя шепотом.
— Я ему сделал дыхательный фильтр — алкоголь осаждает влагу из легких. Ты же химик — неужели сама не догадалась? — упрекнул Марик жену.
— А чулки? Тоже самой догадаться? — съязвила Катя.
— Это я ему централизовал кровообращение — весь кислород, что есть в его артериях, нужен легким. Ноги могут немного подождать. Жаль, больше трех конечностей перевязывать нельзя!
— Надо же, — тихо сказала Катя, — а у меня за годы общения с тобой и твоими коллегами сложилось впечатление, что сегодняшние врачи без своих лекарств и приборов беспомощны, как простые обыватели.
— Так и есть, — кивнул Марик, — но мне повезло: в львовском мединституте пропедевтику и терапию нам читал профессор Семенов. Он из семьи земских врачей, сам начинал в деревне еще до революции и натаскивал нас на диагностику и лечение в полевых и сельских условиях. Как выяснилось, что-то из его уроков я еще помню.
Доктор налил еще водки на вату и подмигнул толстяку. Тот слабо улыбнулся и показал, что ему немного легче.
— Где ж эта чертова «скорая»? — вздохнул Марик. — Инфаркт ждать не любит, а я его тут без кардиограммы чую. Кстати...
Он резко повернулся к соседке:
— У вас аспирин есть? Давайте сюда.
Марик взглянул на дозировку лекарства, уточнил у пациента отсутствие проблем с желудком и всунул ему в рот две таблетки, показав зубами: жуй, мол. Немец прожевал аспирин и скривился от горечи.
— Ничего, ничего, вытащу я тебя, — сказал ему Марик почему-то по-русски и обрадовано прислушался: из коридора доносились торопливые шаги. Через минуту испуганный хозяин вводил в номер бригаду кардиореанимации. У вошедших врачей глаза поползли на лоб, но Марик быстро растолковал им суть своих действий. Доктора одобрительно выставили вверх большие пальцы и залопотали между собой.
— Кардиограмма, давление, мочегонное внутривенно, гепарин, — как бы про себя сказал Марик по-английски. Коллеги улыбнулись и синхронно показали Марику еще один интернациональный жест: «всё ОК». После чего занялись пациентом вплотную. Самый молодой член бригады тем временем уселся заполнять протокол.
— Как твое имя, доктор? — спросил он у Марика.
— Доктор Гершман, — ответил тот, косясь на выползающий лист кардиограммы и бормоча себе под нос: «инфаркт передней стенки, что и требовалось доказать».
— Где работаешь? — продолжил «допрос» итальянец.
— Врач в израильской армии. Точное место работы тебя, надеюсь, не интересует?
Доктора расхохотались.
— Доктор, ты еврей? — донеслось вдруг из-под кислородной маски, скрывавшей нос и рот больного.
— Еврей, конечно, — ответил Марик, пожимая плечами.
— Oh, mein Gott! — слабо сказал толстяк, но относилось ли это к еврейству Марика или к тому, что его закинули на носилки, осталось непонятым.
Марик помахал уезжающему соседу рукой и повернулся к Кате:
— Сразу предупреждаю: если ты хочешь меня подколоть, сначала хорошо подумай.
Катя покатилась со смеху:
— Нет, ну, согласись, что это забавно: с твоими попытками абстрагироваться от существования немцев спасать их на отдыхе по ночам.
— Во-первых, не их, а его, во-вторых, он бы и так не умер — ничего я его не спасал, а в-третьих, может, он вообще не немец, а какой-нибудь швейцарец из немецкого кантона.
— Можно подумать, что, если бы ты был уверен в том, что он немец, ты бы его не лечил, — фыркнула Катя.
Марик хмыкнул. Помолчал. Поглядел в окно:
— Светает. А спать, как ты понимаешь, уже не хочется. Пошли пить кофе?
Катя посмотрела на мужа, как будто видела его в первый раз: в ее глазах читалось море уважения, омывавшее островок любви. Они вернулись в свой номер, позавтракали и уехали во Флоренцию, твердо намереваясь выстоять сколько угодно часов, но попасть в галерею Уффици.
Вернулись на виллу наши герои уже под вечер: галерея оказалась выше всяких похвал, а наличие в ней буфета позволило Кате и Марику не выходить из нее почти до самого закрытия. Во дворе на скамейке сидела соседка и курила тоненькую сигарету. Она явно их поджидала, потому что поднялась им навстречу, как только узнала силуэт Марика за рулем съемной «Альфа-Ромео».
— Еще кому-то плохо? — пробурчал Марик. Катя прыснула:
— Обожаю твой цинизм, — сказала она, целуя мужа в щеку.
Они вышли из машины и приветственно помахали рукой немке.
— Как ваш супруг? — спросила Катя.
— Лучше, — ответила соседка. — Как и сказал ваш муж вчера, инфаркт и отек легких. Завтра моего Генриха переведут во Франкфурт: мы вызвали специальный вертолет для перевозок больных. Знаете, дома и болеть легче.
— Вот и хорошо, — бодро отозвался Марик, намекая, что беседа подошла к логическому завершению.
Старушка умоляюще посмотрела на него.
— Еще одну минуту, доктор, — сказала она, хватая за руку почему-то не Марика, а Катю. — Я понимаю, что отблагодарить тебя мне нечем: деньги бессильны, когда речь идет о спасении жизни, а без тебя амбуланс приехал бы к трупу. Я и ночью об этом догадывалась, а сегодня в больнице врачи сказали мне это прямым текстом. Но и уехать просто так я не могла.
— Принимаю вашу благодарность, — равнодушно сказал Марик, — но не надо преувеличивать: я всего лишь исполнял свой долг.
Немка, казалось, его не слышала: она повернулась к Кате, в ее глазах стояли слезы.
— Бог не дал нам детей, — шептала она, — он мой единственный ребенок, моя любовь, моя жизнь. Твой муж спас не только его, но и меня — без него мне на этой земле делать нечего. Пожалуйста, прими от меня это, пожалуйста!
— Что это? — удивилась Катя, глядя, как старушка надевает ей на палец кольцо с большим камнем.
— Это наше фамильное кольцо восемнадцатого века, полтора карата и белое золото. Оно в моей семье было больше двухсот лет: я последняя из рода прусских дворян, и, поверьте мне, это был славный род. А сейчас я хочу, чтобы это кольцо перешло по наследству к тому, кто заслуживает его больше всех.
— Что вы? Этому кольцу, наверное, цены нет — я не могу взять его у вас, — запротестовала Катя.
— Девочка, ты не можешь не взять то, что я уже тебе отдала, — ласково погладила ее по руке соседка, прощаясь то ли с Катей, то ли с кольцом, плотно надетым на ее палец.
Марик глядел на это, словно перед ним разыгрывалась сцена из телевизионного розыгрыша, но поскольку телевизор он не смотрел никогда, то и не рыскал глазами по сторонам в поисках скрытых камер.
— Доктор, для тебя у меня тоже кое-что есть, — сказала старушка. — Это письмо от моего мужа. Только, пожалуйста, открой его после моего отъезда.
Она вручила Марику конверт, поцеловала Катю в щеку, села в серебристый «Мерседес» и резко рванула с места.
— Бабулю только в «Формулу-1» приглашать — ничего себе старт! — ошеломленно сказал Марик.
Он вскрыл конверт и при свете фонаря прочитал несколько строк, написанных по-английски дрожащим почерком:
«Спасибо Вам, доктор, за все. Спасибо и, если можете, простите. Генрих Гросс, унтерштурмфюрер СС».

Ян Каганов

Дальнобойщик

…Алло… Надюша… Плохая связь, ни черта не слышу… Алло… Я говорю, связи нет… Метет так, что хоть голым бегай - все равно не увидят… Что, у вас тоже? Вот незадача, опять пропало, хоть бы одна черточка, блин… Как назло… Ладно, давай, если завтра вовремя разгрузят, послезавтра - дома… Все, целую… Пока.

Фрейтлайнер негромко урчал детройтовским двигателем, и тяжелогруженая фура медленно прокладывала колею всеми восемнадцатью колесами в толстом слое свежевыпавшего снега.

Метель бушевала уже не менее трех часов. Недавно стемнело, и озлобленный наступившим мартом ветер швырял в лобовое стекло крупные комки снега. Снежный шторм набирал силу.

Олег немного сбавил скорость и скинул передачу:

- Тише едешь - дальше будешь, - в который раз, повторил он про себя старую поговорку, потом, улыбнувшись про себя, добавил:

- Да уж точно, от того места, куда едешь.

Но торопиться было некуда. Разгрузка назначена на завтрашнее утро, а до места оставалось всего около трехсот километров.

- Даже с учетом метели часов через пять как-нибудь доберусь и на ближайшем тракстопе завалюсь спать, - делал привычные расчеты Олег.

Уже год он работал на своей собственной машине, имея за плечами двадцатилетний стаж водителя дальнобойщика. Пятнадцать из них «поливал» по России, два года отслужил в Российской армии, на ракетовозах. А последние пять рулил по Северной Америке.

Олег считал свою эмиграцию довольно успешной, списывая проблемы и трудности на обычную рутину иммигрантской жизни.

Пессимизмом он не страдал и, благодаря положительному настрою и поддержке любимой жены, быстро сдал на права, быстро нашел работу и через пару лет купил свой собственный грузовик. Дела шли неплохо, и Олег уже начал подумывать о покупке еще одного тягача и найме водителя.

Его дети учились в школе, а жена работала медсестрой в городской больнице.

Два года назад всей семьей они решили купить дом в небольшом городке Кенора, в провинции Онтарио. Их устраивало все: невысокая цена и шикарный вид на озера прямо с деревянной веранды дома. Постепенно жизнь вошла в колею, и Олег мог с гордостью назвать себя счастливым человеком.

Он улыбнулся этим приятным мыслям и, немного покопавшись среди разбросанных по «торпеде» коробок с дисками, выбрал один с песнями Высоцкого.

Всегда, когда Олег думал о доме, он почему-то любил слушать великого барда, стараясь подпевать ему по мере своих способностей.

Семнадцатая трасса соединяла напрямую Кенору и Тундер Бэй, куда необходимо было доставить груз. Многие дальнобойщики по возможности старались избегать эту опасную дорогу в зимние месяцы и ехали по альтернативной одиннадцатой. Но у Олега не было выбора, так как трасса шла напрямую от места загрузки и до места выгрузки.

Частые онтарийские снегопады, обледенелая дорога, крутые повороты, подъемы и дикие животные отпугивали не только дальнобойщиков, но и любителей зимних автопутешествий.

Высоцкий пел хриплым баритоном в унисон низкому урчанию мощного двигателя, и фура ползла по снежному покрывалу семнадцатой трассы, поднимая за собой белые густые тучи снега.

Плотная снежная завеса снижала видимость до нескольких метров, и Олег был вынужден выключить дальний свет фар, чтобы избежать ослепления. Фура была тяжелогруженая, поэтому неплохо держала дорогу, всем своим весом вдавливая и утрамбовывая снег. Машины встречались крайне редко, да и то в основном такие же тяжеловозы. Снегоочистительных грузовичков не было, так как не имело смысла чистить дорогу и разбрасывать песок, чтобы через пять минут все снова заносило.

Олегу было не привыкать к такой дороге, и он продолжал напевать себе под нос, стараясь вторить Высоцкому.

Внезапно, в свете фар, прямо перед капотом грузовика, возникла огромная темная туша.

Она стояла посреди дороги, словно вросла в землю, и не двигалась. Животное было огромного роста, а раскидистые ветви тяжелых рогов доходили по высоте до самого верха кабины грузовика.

- Лось, - мелькнула мысль у Олега, - и он крепко вцепился в руль обеими руками, одновременно выжав до пола педаль газа…

Столкновения было не избежать. Слишком маленькое расстояние и слишком скользкая дорога для торможения. Единственное, что могло спасти, - это вдавить педаль газа в пол, в надежде, что сильный удар отбросит тушу животного в сторону, и фуру не занесет…

Судьба распорядилась по-другому.

Лося не отшвырнуло в сторону, а затянуло под переднее правое колесо грузовика.

Машину резко подбросило, и скользкая дорога завершила «работу», уводя тяжелый прицеп круто вправо, потом юзом на занесенную снегом обочину, и ,словно игрушку, перевернув дважды, швырнуло под откос в глубокий овраг…

…Спину прямо держи, кому говорю. Если будешь продолжать грести с согнутой спиной, то потом ее не разогнешь… Ладно, хватит, поменяйся с братом, пусть тоже поучится.

Братья поменялись местами, и Пашка начал грести, стараясь следовать советам отца.

Любимым занятием Олега по выходным было катание на лодке по небольшому озеру, прямо возле их дома. Надя, жена Олега, обычно усаживалась на корму и, неторопливо потягивая колу, наблюдала как ее сыновья-близнецы пытаются управляться с огромными и тяжелыми веслами.

Пашка пыхтел от напряжения, но старался не подавать виду, что устал. Андрей сидел напротив и, кривя рожи, пытался рассмешить брата.

Яркое солнце слепило даже сквозь темные очки и, зажмурившись, Олег надвинул широкополую плетеную шляпу себе на глаза.

Вдруг Олег почувствовал легкий озноб, словно волной окативший его тело с ног до головы. Он открыл глаза, и страх скрутил его внутренности тугим узлом: все вокруг замерло, словно на фотографии в трехмерном изображении. Вода в озере больше не плескалась о борта лодки, так и застыв легкой рябью, отражая неровной поверхностью солнечный свет. Воздух вокруг будто бы стал вязким, и любые движения давались Олегу с огромным трудом. Его жена застыла с запрокинутой головой и зажмуренными глазами, в попытке выплеснуть в себя остатки колы. Оба мальчугана замерли, словно играли в какую-то, одним им известную игру. Даже водный аэроплан завис невысоко над поверхностью озера, только начав взлет, и тяжелые капли, сорвавшись с крыльев, так и не долетели до воды. Время словно остановилось.

Олег попытался позвать жену и детей, но его рот будто заклеили, и невозможно было даже разжать губы. С каждой секундой Олег чувствовал, что теряет способность двигаться, и он испугался, что тоже застынет, как и все вокруг.

Но настоящий кошмар ждал его впереди.

Вначале стало невыносимо холодно, и Олег задрожал всем телом. Потом ему послышался какой-то звук, доносившийся издалека. Олег пытался что-либо разобрать, но сознание словно играло с ним в какую-то свою игру. В какой то момент, наконец, он отчетливо услышал чей-то голос, повторяющий бессвязные слова:

- Ноль, семь… Жду… Ноль, семь… Это я…

Эти слова повторялись и повторялись, словно из ниоткуда, сводя с ума своей настойчивостью и все увеличивающейся мощностью.

Наконец, громкость стала такой невыносимой, что у Олега лопнули перепонки, и из ушей пошла кровь. Голова словно раскалывалась на две половинки, и Олегу уже начало мерещиться, что какая-то сила просто выдавит его глаза из глазниц.

Вдруг, все вокруг начало меняться, покрываться изморозью, будто бы замораживаясь. Олег увидел, как замерзло озеро, потом самолет. Капли воды, падающие с крыльев, застыв в воздухе, превратились в тысячи хрустальных осколков. Замерзла лодка, а потом его жена и дети начали покрываться коркой льда. Олег хотел закричать, но не смог. Он почувствовал, как его слезы превращаются в ледышки, и, замерзая, стекленеют глаза.

- Кругом пятьсот… Кругом пятьсот… Кругом пятьсот, - снова этот жуткий, непонятный голос, рвущий внутренности и саму душу.

Потом все начало рассыпаться… Самолет, с его «хрустальным ожерельем» брызг, распался на маленькие осколки, и они посыпались на ледяную гладь озера, которое тут же покрылось трещинами, начавшими быстро расходиться в стороны, как на лопнувшем зеркале. Одна из них добралась до лодки, где сидела семья Олега, и Надюша, покрывшись паутиной тонких разломов, так же рассыпалась на мелкие кусочки. Вскоре и братья-близнецы превратились в ледяные камешки, беззвучно раскрошившись на глазах у их отца.

Олег почувствовал сильную боль в руке и увидел, что она превратилась в бесформенный кусок льда, и этот лед полз все выше и выше, пытаясь заморозить все тело.

- Индусы… Индусы… Умираем, - голос вновь нестерпимо бил по ушам, и Олег закричал…

Собственный крик взорвался белой вспышкой в сознании и вытащил его из мрака беспамятства.

Олег открыл глаза.

Сильная боль пульсировала в каждой клетке его тела. Осмотревшись, он попытался пошевелиться, и тут же чуть было вновь не потерял сознание от жгучей тупой боли в руке.

Олег лежал в перевернутом грузовике, его рука была сломана выше кисти, и белая кость, прорвав кожу, вылезла наружу. Олег снова услышал голос. Но теперь он понял, откуда он доносился. Несмотря на катастрофу, диск продолжал кричать голосом Высоцкого что-то о горах, о скалолазах, о кораблях… Олег дотянулся здоровой рукой до радиодиска и выключил.

Потом отстегнул ремень безопасности, и только сейчас заметил, что его сломанная рука подвернута под кабину и намертво придавлена дверью. Вытащить ее было невозможно.

Олег постарался взять себя в руки и успокоиться.

- Так, что мы имеем? - попытался рассуждать он, - Прежде всего меня не видно с дороги - это факт. Я лежу в овраге, а следы аварии давно уже занесло снегом. До утра меня никто искать не будет… Да уж, не самая веселая ситуэйшен…

Вскоре Олег понял, что начинает замерзать. Температура была около -10 по Цельсию. Вроде не так уж и холодно, но если лежать без движения, то за пару часов наступит конец. Он сумел включить свет в кабине, надеясь, что так может быть его заметят с дороги, хотя сам-то не очень в это верил.

Полная тишина оглушала. Снег продолжал валить и морозный ветер задувал крупные хлопья через выдавленное лобовое стекло.

Вдруг что-то быстро промелькнуло у Олега перед глазами в короткой полоске света, исходившей из кабины, и исчезло в темноте. Олег насторожился, пытаясь прислушаться к незнакомым звукам леса.

Через какое-то время большой белый волк уже стоял в двух метрах от кабины и скалил злобную пасть. В любое другое время можно было бы восхищаться красотой и грациозностью этого совершенного хищника. В данной ситуации его нужно было только опасаться.

- Мне нужен мой нож, - тихо вслух пробормотал Олег, - словно прося кого-то принести его ему.

Но чуда не произошло. Нож был словно в миллионе километрах от него, и туда невозможно было дотянуться. Он лежал в тумбочке возле кровати, в двух метрах от Олега, но вес кабины крепко держал руку мертвой хваткой и не давал сдвинуться с места. Он начал понимать, что скорее всего ему не выжить. Здоровой рукой он потянулся до «торпеды» и сорвал фотографию своей жены и детей. Это было их первое фото на фоне нового дома, на берегу озера. Олег долго, словно прощаясь, смотрел на фотографию, и почувствовал, как по его щекам ползут теплые капельки.

Грозное рычание вернуло его к действительности. Волк стоял так близко, что пар, выходивший из его пасти, казалось, окутывал Олега своим жаром.

Неожиданно какие-то неведомые доселе чувства овладели Олегом. Он почувствовал непреодолимое желание выжить. Ему захотелось вновь увидеть свою семью и обнять детей. Он ощутил злость. Злость на погоду, на грузовик, на чертового лося, и, наконец, на себя самого. Он злился на свою беспомощность, на то, что жалеет сам себя, а главное - на то, что он оставит своих детей и жену одних в этом мире и больше никогда их не увидит. Он перестал дрожать, уже зная, что будет делать.

- Сожрать меня хочешь, тварь? Ну, уж нет! Спорим, я сделаю это первым?

Дрожащей от холода рукой он дотянулся до радиодиска, включил на полную громкость, и лесную тишину разорвал хриплый баритон…

- Вам такое приходилось видеть? - высокий, широкоплечий шериф стоял возле машины скорой помощи и пытался разговорить парамедика.

- Такое - не приходилось, - честно признался тот, - Парню здорово повезло, что не замерз насмерть.

Шериф недовольно фыркнул:

- Повезло? Нет, уважаемый, ему не повезло, он просто жить хотел. Ему, наверное, было ради чего жить, вот он и выжил.

Парамедик пожал плечами:

- Наверное, вы правы. Нужно железным быть, чтобы свою собственную руку отгрызть, а потом еще и волку глотку перерезать… Его ведь возле дороги, на обочине нашли. Он сам выполз из оврага; в руке нож держал так крепко, что руку не смогли разжать, пока успокоительного не вкололи. Кстати, возможно, руку удастся спасти. Меньше часа на морозе валялась. С трудом из-под кабины вытащили. Конечно, вряд ли он на рояле играть сможет, но все же…

Шериф улыбнулся:

- Интересно, почему он пел, когда его нашли? По-русски, вроде, если я не ошибаюсь…

А внизу, в овраге, лежал перевернутый грузовик, из кабины которого все еще доносился громкий хриплый баритон.

Юджин Кабрин

Незабудка, офигеть)))вот это мужик))