Ходить по небу

[Крапива]

Ходить по небу

Будем заново учиться ходить по небу,
Никаких светофоров, разделительных полос.
И где бы я не был, где бы я не был,
Иди на мой голос, иди на мой голос.
Гр. "Дом Кукол"


Знаешь, о чем я думаю, Рома? Я думаю о том, что этот мир давно погряз в безумии и самым нормальным человеком в нем был ты. Только никто из нас этого не понимал.

Мы смотрели на тебя, одетого в любую погоду в один и тот же рваный пиджак; слушали твой заикающийся голос; совали тебе в руки мелкие купюры и смеялись над тобой, сидя в теплых уютных квартирах.

Каково тебе было понимать это? Каково тебе было смотреть в наши лица и находить в себе силы улыбаться?

Да что сейчас говорить? О чем сейчас говорить, когда комья земли разбиваются о крышку твоего гроба,а кладбищенские пропойцы торопятся тебя закопать. Тебе никогда не везло. Тебе даже в этом не повезло – ты ушел зимой. В самый жуткий мороз.

Эти похороны – последнее подаяние, которое я могу тебе дать.

Ты жил красиво, в отличие от нас.

***

- Галина Сергеевна Писарева?
- Да. А кто говорит?
- Капитан полиции Николаев. Скажите, Галина Сергеевна, вам знаком некий Роман Владимирович Стоцкий?

Удивляюсь странному звонку, удивляюсь незнакомому имени и отвечаю:
- Нет. А кто это?

- Странно,- продолжает бесстрастный голос на другом конце провода, - а в его записной книжке мы нашли ваш номер.

Я начинаю раздражаться. Приятного мало, когда тебе звонят из полиции ранним утром и задают вопросы про каких-то непонятных типов, у которых в записной книжке твой номер телефона.

- Да кто это такой, в конце концов?

Капитан полиции вздыхает, разочарованный моей непонятливостью и терпеливо объясняет:
- Роман Владимирович Стоцкий. Сорок лет, безработный, инвалид, проживал на проспекте Красного Знамени. Ну, припоминаете?

И я припоминаю. Сорокалетнего безработного инвалида Ромку.
- Да, - отвечаю капитану, - он что-то натворил?
- Он – нет, а вот с ним – да. Его тело обнаружили вчера утром в лесополосе. Его убили. Нам нужно с вами встретиться, Галина Сергеевна. Если вам удобно, я могу подъехать прямо сейчас.

- Да, конечно, - отвечаю на автомате.

А в голове еще не укладывается то, что Ромки больше нет. И обычная дорога домой в набившей оскомину автомобильной пробке уже не будет прежней. Там не будет Ромки, улыбающегося щербатым ртом и с трудом выталкивающего из себя привычное:
- К-к-к-ак дел-л-л-а?

И ты улыбаешься ему в ответ, открываешь бардачок и достаешь оттуда припасенную еще с утра пятидесятирублевую купюру. Он хватает ее замерзшими пальцами, шустро прячет в карман неизменного пиджака и машет тебе вслед рукой, похожей на крабью клешню.

Это традиция. Была традиция.

Я бездумно собираю разбросанные с вечера вещи. Машинально поправляю покрывало на кровати, уношу в кухню чашки из-под чая и заталкиваю под диван шланг от пылесоса.

Через десяток минут в дверь звонят, и на пороге появляется тот самый вежливый капитан полиции, чей голос я слышала по телефону. Он приносит за собой клуб морозного воздуха и горькие новости, которые прячет у себя за пазухой.

- Я неофициально,- предупреждает капитан прямо с порога,- просто, сами понимаете: убийство. Работа такая.

Я понимаю. Я, конечно, понимаю офицера полиции. Я не понимаю другого: кому мог помешать безобидный и беззлобный инвалид.

И пока я не понимаю, капитан начинает говорить. Оказывается, и опознать-то убитого, бедолагу, некому. И именно с этим вопросом ко мне ранним утром пришел полицейский по фамилии Николаев. Ромку надо опознать, а в его чертовом телефоне, выпущенном еще в прошлом тысячелетии, только мой номер ответил на звонок. Кстати, я даже вспомнила, как он оказался в списке контактов под надписью большими буквами «ГАЛОЧКА». Это произошло два года назад.

***

Как говорилось в одном прекрасном старом фильме – пешеходы завидуют автовладельцам, а автовладельцы завидуют пешеходам. И не продают свою машину только потому, что продав ее, окажутся без машины.
Вот и мы, стоим в огромной, растянутой на десятки километров, пробке, и отчаянно завидуем тем, кто сейчас спокойно идет по тротуару. Эти люди возвращаются домой после трудовой недели к своим родным и любимым. И дома они окажутся гораздо раньше нас.
Но спроси любого водителя – машину не отдаст никогда. Так и будет стоять в пробке, слушать музыку и курить одну сигарету за другой. Главное – в машине, главное – за рулем.
Вот так, неспешно, наша колонна приближается к тому месту, где должен был всегда стоять Ромка. И я вижу, как открываются стекла соседних машин, как водители и пассажиры готовят купюры, чтобы быстро вытянуть руку, сунуть в крабью клешню цветную бумажку и опять отгородиться тонированным стеклом от жизни в рваном пиджаке.

Я еду в пробке под звуки тяжелого рока. Под адский коктейль из ударных и бас-гитары. У меня хорошее настроение, у меня зарплата в кармане – и Ромка… Со своим бессмертным
- П-п-привет. К-к-как д-д-д-ела?

А вокруг адская пробка, в который мы стоим, уже понимая, что домой доберемся только к утру.

Я протягиваю в крабью клешню бумажку. Чтобы сделать это, открываю окно салона, откуда тут же вырывается рок на всех басах. И Ромка улыбается одной стороной лица, потому что вторая у него парализована. Он бросает недоеденный беляш и суется своей уродливой физиономией мне в салон.
- Они, да? – бормочет он, пуская слюни прямо мне на велюровые сидения.

А впереди страшное ДТП с жертвами, это Ромка выяснил, сгоняв на своих полутора ногах вперед и вернувшись ко мне обратно. Но нам плевать. Мы слушаем «Стену» Пинк Флойда. И я записываю свой телефон в его кнопочный аппарат.

***

Я опознаю его тело в безликой атмосфере морга, я говорю, что заберу и похороню его.

И все равно не могу принять, что Ромки на его месте больше не будет. Он там должен быть!

[Волшебник]

Наверное такой Ромка есть в каждом городе и в каждом квартале. Странный мужчина или бабушка, которая одета не по погоде, идёт и говорит сама с собой, улыбается как маленький ребёнок и так далее. Так и ходят по улицам никому не нужные и живут своим, не обращая внимания на мир который проносится мимо них.

Грустная история. Грустная и, наверное, понятная многим. Не бродить теперь Ромке по тратуару, теперь он будет ходить по небу...

[Ren]

Напомнило: "Не пью, не курю, на хлеб, на хлеб, на хлеб". Он и на самом деле не пьет, не курит. Он живет в психиатрическом интернате. Когда в стране основным девизом стало: "Человек человеку ВРАГ", сколько их оказалось выброшенными на обочину... Не способных ни жить, ни умереть.
Я протягиваю купюру, как в отпущение грехов моей выжженной души. Я ненадолго стал пассажиром этих вечерних электричек. Пока машина на ремонте. Электричек, которыми он откуда-то ехал в свой интернат. Прошло уже немало времени. Жив ли он сейчас ? Не знаю. И не стану узнавать. "Человек человеку враг!"