За запретной дверью
1.
Когда родители погибли в автокатастрофе, я был семи лет от роду и опеку надо мной взял дядя по отцовской линии Альберт. Он жил в уединенном поместье, в нескольких часах пути от города, практически в одиночестве, если не считать прислуги, ну и меня.
Несколько лет беззаботного детства я провел там, но скучать мне было совершенно некогда, вы не подумайте. Дядя, не смотря на уединенный образ жизни, был очень добродушный и в то же время эрудированный человек. Старый конюх (а так же садовник, сторож, плотник и много кто еще) по имени Боб обучал меня верховой езде. А молодая румянощекая Ольга, которая была и домработница, и кухарка, и гувернантка (и много кто еще) занималась со мной общими предметами: литературой, арифметикой и живописью. Да, сейчас вам это все кажется странным, но тогда я совершенно не ведал, каков ход вещей в этом мире и если домработница преподавала мне школьные дисциплины, значит, она действительно была способна это делать, иначе дядя не поручил бы ей такое ответственное занятие, ведь верно? В теплые дни я резвился на поляне перед домом, играл с большим лохматым псом или удил рыбку с Бобом в маленьком пруду на окраине поместья. Когда наступали холода, я перебирался в дом, исследуя его многочисленные комнаты и кладовые, или попросту крутился на кухне, слушая затейливые истории Ольги, которые она читала в книгах дядиной библиотеки. Особняк дяди Альберта был большим, но было в нем и одно-единственное место, куда мне воспрещалось забредать. На мансардный этаж, под самую крышу вела узкая лестница, которая заканчивалась большой черной дверью, за ней-то и находилась какая-то загадочная комната. Конечно, как у всякого любознательного мальчишки искушение мое было велико, но страх нарушить дядин запрет пересиливал его. Я нутром чуял, что если я попытаюсь проникнуть туда, то узнаю некую страшную тайну, после которой жизнь уже не будет такой же беззаботной, как сейчас. Иногда я стоял внизу перед лестницей и подолгу смотрел наверх, на эту черную дверь, она завораживала, манила, но будто была заколдована. Несколько раз, когда я уже решался подняться и хотя бы заглянуть в замочную скважину, каким-то странным образом появлялась Ольга, зовущая на очередной урок, или Боб окликал меня с улицы, или дядя Альберт оказывался в поле видимости, делая вид, что идет куда-то по коридору, по своим делам. Взгляд его был направлен в другую от меня сторону, но я чувствовал, что он видит меня насквозь, словно читая мои мысли подняться наверх. В такие минуты мне было очень стыдно перед ним, и я понуро шел на улицу или в свою комнату, рисовать акварельные пейзажи, которые так нравились Ольге.
Но самое волшебное время наступало зимой, когда все мы ждали наступление Нового года. Вообще в той стране, где мы жили, принято было отмечать Рождество, а дети верили в Санту, прилетающего на оленях с неба. Но в доме дяди главным праздником был именно Новый Год, а вместо Санты всегда встречали белобородого Деда Мороза, и он ведь, в самом деле, приходил, приносил подарки, рассказывал интересные истории и давал добрые советы на наступающий год. Я всегда начинал за месяц готовиться к визиту Деда Мороза и Ольга активно помогала мне в этом. Шила мне костюмы, вместе разучивала стишки, украшала со мной комнаты дома и небольшую ель, что росла на улице, напротив моего окна. Жаль, что дядя всё время уезжал в тот период и никак не успевал застать белобородого Деда Мороза, думаю, они бы поладили вдвоем. Я всегда немного грустил, что дяди не будет с нами, но едва раздавался стук в дверь и в дом входил огромный Дед Мороз в красном тулупе и такой же шапке, я тут же забывал о своих печалях, и начиналось веселье.
Вот именно с очередным визитом Деда Мороза и странной комнатой под крышей связаны те события, что перевернули мою жизнь в ту зиму. Это был третий Новый год в поместье дяди, а мне недавно исполнилось десять лет, но мое взросление ничуть не умаляло веры в чудеса. Дом был украшен заботливой рукой Ольги не без моей помощи. Дядя как всегда уехал, а мы трепетали от предвкушения чуда и подарков из большого красного мешка.
Все прошло как нельзя лучше, я еще ни разу не веселился так много, мы шумели, водили хоровод и даже пели под аккомпанемент Ольгиной скрипки и Бобовой гармони. Подарки были чудесные, настроение прекрасное, а угощения просто сказочные. Не мудрено, что притомился я раньше времени, уснул на топчане в обнимку с подарками, даже не дождавшись полуночи и наступления Нового года.
Проснулся я в своей постели одетым, дом уже был погружен в ночную мглу. Но что-то не давало мне больше заснуть и это было не желание справить нужду, хотя именно оно заставило меня вылезти из постели. Сделав свои дела, я проходил мимо лестницы, ведущей под крышу, и отчетливо услышал из-за двери доносившиеся крики и стоны. Кожу покрыли мурашки, а в животе заворочался холодный комок страха. Я не мог сойти с места и лишь таращился на ступени, ведущие вверх, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за запретной двери. И снова крик, а после него какие-то бормотания. Возможно, это кричала Ольга, так как голос был женский, а в поместье женщин больше не было. Мне было очень страшно, но ведь кто-то там делал больно близкому мне человеку и я отважился подняться и заглянуть в замочную скважину.
Кажется, скрип ступеней под моими шагами был слышен во всем доме, я ощущал, как дрожат руки и пересохло во рту от страха и все-таки я завершил подъем, лишь на миг, замерев от нерешительности. Но в следующий миг очередной крик и всхлип заставили меня прильнуть к замочной скважине. Сначала я ничего не смог рассмотреть, в комнате был полумрак, какие-то тени плясали от пламени одинокой свечи, но когда глаза привыкли, то перед моим взором предстал… Дед Мороз! Но что он делал? Он стоял ко мне спиной в своем красном полушубке, перед ним было что-то вроде стола или сундука, на котором лежала… Да, это была Ольга и она обхватывала Деда Мороза голыми ногами, скрестив их у него на пояснице. Это точно была она, тот тонкий алый шрам тянувшийся от лодыжки до коленки я знал очень хорошо. Они не то тряслись, не то раскачивались в каком-то жутком танце, Ольга ритмично притягивала его к себе ногами, при этом каждый раз постанывая или тяжело дыша. Я совершенно ничего не понимал, кажется ей было больно судя по стонам, но почему она сама не выпускала его, а наоборот еще крепче тянула к себе. Иногда от ее всхлипываний у меня бежал мороз по коже, а в другой миг, мне казалось, что в ее голосе звучит какое-то удовольствие. А потом у меня перед глазами начали разрастаться черные круги, а в ушах вдруг нарастал звон, все тело стало тяжелым и я решил, что мне нужно срочно лечь в кровать. Я развернулся, сделал пару шагов вниз и в глазах у меня окончательно потемнело.
2.
Поезд мерно покачивался и когда в вагоне приглушили свет, я отложил свой юношеский дневник и прикрыл глаза. Я все еще пребывал в воспоминаниях пятнадцатилетней давности, описанных мной в дневнике. А произошло за эти годы немало. После того случая, свидетелем которого я стал, меня спешно отправили в пансион для мальчиков, затем в кадетский корпус, после которого я был направлен в летную школу, которую закончил с отличием. А с получением офицерского звания жизнь закрутила меня еще крепче. С дядей Альбертом я виделся всего пару раз, но встречи были какие-то спешные, скомканные, хотя, отдать ему должное, он незримо участвовало в моей судьбе все эти годы, оплачивая мое обучение, помогая ежемесячно деньгами. Известие о его скоропостижной кончине застало меня в самом начале отпуска и я, спешно собрав необходимые вещи, отправился в его имение, в котором не был полтора десятка лет. Несомненно проводить в путь опекуна, так много давшего мне было делом чести, но кроме этого выяснилось, что я единственный наследник и дядя, задолго до совей кончины, распорядился, чтобы его имение однажды перешло мне в наследство.
Некогда родные пенаты встретили меня холодно и отчужденно. Кусты вдоль дорожки подстригал незнакомый мне мужчина (как я потом узнал старик Боб почил в прошлом году), а у входа меня облаял незнакомый лохматый пёс. С этим стражем мне, как нынешнему владельцу поместья, предстояло подружиться. Лишь Ольга, напервый взгляд, совсем не изменилась. Конечно, если вглядеться в ее лицо, можно было различить некоторые возрастные изменения, но в целом это была красивая, ухоженная женщина, выглядевшая гораздо моложе своих лет. Впрочем, о ее возрасте я мог только догадываться, ведь в юные годы меня не интересовал этот факт а потом наши с ней пути внезапно разошлись. Однако, как бы ни было, встреча с Ольгой была как отдушина в этом неприветливом месте. Даже в трауре она умудрялась выглядеть привлекательно.
Дядю похоронили на сельском кладбище, в пяти километрах от имения, проводить его пришло не более десятника человек, такой уж нелюдимый он был.
На следующий день мы с нотариусом и управляющим поместьем разбирались в бумагах, соблюдали различные юридические формальности. У меня так и не было возможности поговорить с Ольгой, а к вечеру, со всеми этими бюрократическими проволочками, я был выжат как лимон. Присев на диване в гостиной, около остывающего камина, я выпил порцию неразбавленного двойного бурбона и не заметил, как провалился в сон.
Разбудил меня далеко заполночь будто какой-то звук, хотя в полумраке дома стояло безмолвие. Я поднялся, отставив стакан на столик, потянулся, разминая затекшие конечности и направился, было, в свою комнату. Однако, проходя мимо той самой лестницы, ведущей на мансардную комнату, я опешил. Только сейчас до меня дошло, что запрет посещать какую-либо комнату в доме, который теперь стал моим, теряет всякий смысл. Ощутив в теле трепет, как тогда, в юные годы, я не раздумывая двинулся вверх, нашаривая в кармане связку ключей от всех помещений поместья, переданную мне управляющим. Через пару мгновений мне должна была открыться тайна, которая так влекла меня в детстве. Конечно, со временем я догадывался о назначении этой комнаты, вещах, которые там происходили и роли Ольги во всем этом. Но какая-то часть меня желала верить в необыкновенное чудо.
Интуитивно выбрав из связки потёртый ключ, я вставил его и он легко провернулся в замочной скважине. В тот же миг (думаю от сквозняка) Дверь сама приоткрылась, приглашая меня войти. Внутри пахнуло пылью, старым помещением и чем-то еще, таким знакомым, но я никак не мог вспомнить. Пошарив по стене, я нащупал выключатель и включил свет. Комнату залил тусклый свет электрической лампочки. Притворив за собой дверь, я осмотрелся. Комната напоминала нечто среднее между кабинетом, мастерской и кладовкой, заваленной разным хламом. У дальней стены под мансардным окном стоял широкий дубовый стол, а рядом стоял мольберт, на которой располагался довольно большой холст, прикрытый накинутой на него тряпкой. Только сейчас я понял, что это был за запах – масляные краски. Я подошел к мольберту и потянул за край тряпки, когда она сползла, я только и смог воскликнуть:
- Боже!
Видно, что картина была еще незавершенной, но большая часть ее уже была написана. На картине была Ольга, совершенно нагая, в очень смелой изящной позе. Я никогда не думал, что она так женственна и привлекательна. Но кто же изобразил ее, неужели…
Вдруг за спиной скрипнула дверь.
- Он любил рисовать меня, а я могла позировать ему часами.
- Дядя Альберт? Я не знал, что он…
- Господи, нет же! Меня рисовал Александр. Твой отец.
Я резко повернулся, Ольга стояла в паре шагов от меня, кутаясь в длинную шаль и мечтательно улыбалась, глядя куда-то в темноту окна.
- Но… как?
- Я любила его. Я была без ума от него. А он… я не берусь судить, но он очень тепло ко мне всегда относился. Мы были любовниками. Прости, что вот так говорю об этом, но думаю, теперь ты можешь знать правду.
Она замолчала и перевела взгляд на меня, какое-то время мы так и стояли, не сводя друг с друга глаз. Внутри меня все клокотало от возмущения, но в то же время, увиденная откровенная картина Ольги, которую, оказывается, писал мой отец почти двадцать лет назад, и стоявшая рядом женщина, каким-то образом сохранившая свою красоту за все эти годы и словно сошедшая с того холста пять минут назад, все это лишило меня дара речи.
- Как же ты теперь похож на него, как две капли! – прошептала Ольга, и от этого у меня так потеплело в сердце.
Она подошла и привстав на цыпочки коснулась губами молох губ. А меня овеял ее запах, такой близкий, родной с самого детства. Я обнял Ольгу, прижал к себе и уже поцеловал по настоящему, ощущая как трепещет под моими руками упругое женское тело, как вминаются в меня ее груди, как касаются ног ее бедра. Поцелуй вскружил голову нам обоим, все происходящее утратило свою реалистичность. Ольга нащупав мою ладонь ухватила ее и потянула меня куда-то в сторону. Сделав пару шагов я очутился на старинной кованной кровати, которая скрипя продавилась под моим весом. Ольга стояла рядом, прикрыв глаза, ее длинные ресницы трепетали, а сжатые кулачки она прижимала к груди. Одному Богу известно какие мысли бродили сейчас в ее голове. Но не прошло и трех секунд, как она решилась, легонько кивнув сама себе и раскрыла объятия, отбрасывая на пол длинную шаль. Под ней на Ольге был красивый и совершенно прозрачный пеньюар, совершенно не таивший ее женских прелестей, а напротив, даже подчеркивающий их манящую притягательность. Она стояла, не шелохнувшись, позволяя как следует разглядеть ее, насладиться ее прелестями (о да, она знала цену своей красоте). А затем, грациозно освободила плечи от лямок, и пеньюар струящейся волной спал к ее ногам. Боже, как она была прекрасна. Сам я всегда имел успех у женщин, при том не считал себя влюбчивой натурой, но в присутствии Ольги со мной творилось нечто невообразимое. Я не мог устоять перед ней, она в один миг вскружила мне голову, и вот уж не знаю, что было в этом замешано: магия ли (в которую я совершенно не верю) или некая кровная связь, по которой любовь Ольги к моему отцу, перешла ко мне. Эти немногие мысли успели вспыхнуть в моей голове в первые секунды нашего жаркого поцелуя, а потом разум заменили инстинкты и страсть полностью поглотила нас в свою пучину.
Ольга стыдливо куталась в покрывало, и не хотелось стянуть его с ее тела и любоваться им вновь и вновь.
- Эта неожиданная близость лишила меня сил. Жуть как хочется выпить.
- Кажется, Альберт хранил бутылку в одном из тех шкафов. – Ольга махнула рукой в сторону противоположной стены.
- Что ж, поищу.
Я выбрался из постели, и не прикрывая наготы направился к двум старинным шкафам, буквально ощущая как Ольга прожигает меня взглядом. Не люблю хвастать, но женщины частенько отвешивали восторженные комплименты моей пятой точке, посему думаю, Ольга тоже смогла оценить меня по достоинству.
Первый шкаф, который я распахнул, оказался платяным. На нем висели какие-то старые одежды моего дяди, но кое-что привлекло мое внимание. Красный полушубок, в котром Дед Мороз приходил ко мне с полдарками, а так же… Перед глазами возникла картина увиденная в замочную скважину, однако вместо страха или обиды все жто не на шутку развеселило меня.
- А это что? – спросил я у Ольги, вытягивая красный полушубок из шкафа.
Она приподнялась, чтобы увидеть, что именно я показываю, и не заметила, как покрывало сползло с груди, оголяя пурпурные овалы сосков. Это дало мне несколько секунд полюбоваться ее наготой.
- Милый мой мальчик, ты так и не догадался? Посмотри-ка лучше вино в соседнем шкафу и тащи сюда, а я расскажу тебе историю.
Альберт очень любил тебя, словно ты был ему родной сын, и он, как будто испытывал чувство вины перед тобой, поэтому ему хотелось, чтобы в твоей жизни было хоть немножечко чуда. Он делал вид, что уезжает по делам, а сам переодевался тут в Деда Мороза, брал мешок с подарками и выходил через заднюю дверь, чтобы через пять минут появиться у парадного входа и сделать всем нам праздник.
А в ту ночь, ну ты понимаешь о чем идет речь… Так весело было, как никогда и мы с Альбертом выпили шампанского больше чем следовало. Когда ты уснул, он отправился наверх переодеться, а я запоздало заметила, что он забыл взять мешок для подарков и поспешила следом за ним. А тут, в этой комнате, не знаю, что на нас нашло, но нас обуяла такая страсть, словно мир за пределами этой комнаты перестал существовать. Мне жаль и стыдно за увиденную тобой тогда картину. Ты ведь был совсем еще юный, был мне как младший брат. Я долго горевала, когда Альберт был вынужден спешно отослать тебя, ему тоже приходилось несладко, но что произошло, то произошло. Примерно через месяц я пришла к нему ночью и с тех пор мы стали любовниками. Пойми правильно, мы живые люди, у которых есть потребности, а учитывая тот замкнутый образ жизни, который вел твой дядя, иных вариантов не оставалось.
Мы на какое-то время замолчали, поочередно отхлебывая вино прямо из бутылки.
- Но теперь ты здесь. Теперь ты хозяин этого дома и на этот раз я просто так я не отпущу тебя, мой Александр.
- Александр? Но ведь это имя моего отц…
- Молчи, глупый мальчишка! Ничего не говори. Просто целуй меня, целуй и ласкай. Целуй и ласкай…
