Посреди просторной лесной поляны стоял гладкий столбик с прибитой к нему дощечкой в форме широкой стрелки. На дощечке — надпись кривыми буквами:
И ЗАПРАВИМ КИРАСИНОМ
МАСТЕР КЕША 200 шагов
— Вот, зараза, чуть-чуть до места не дотянули. Хорошо, что хоть бока остались целы.
Изрядно потрёпанная летунья привязала к ступе верёвку и потащила аппарат по траве в направлении, указанном стрелкой. Вскоре среди деревьев показался добротный высокий терем. Дверь терема была приветливо распахнута, а над ней красовалась ещё одна табличка, очень похожая на ту, что на поляне, только вместо «200 шагов» было добавлено «ДОБРО ПАЖАЛАВАТЬ».
— Эй, есть кто дома, принимай работу. Чтоб ему пусто было, этому старому треснутому корыту!
— Кто тут шумит на весь лес, спокойно работать не даёт? — из двери показался худощавый высокий мужчина в синем рабочем сюртуке с закатанными рукавами. На голове его красовалась вельветовая кепка козырьком назад, из нагрудных карманов выглядывали различные загадочные инструменты.
— А, это ты, Наина, чего такую рань? Полночи тарахтишь над лесом, ещё и по утрам от тебя нет покоя.
— Всё, отлеталась я, Кеша. Ты глянь на это корыто, ещё и трёхсот лет нет, а уже старее поповой собаки.
— Ты это, поосторожнее, сильно-то не поноси аппарат, он тебе потом всё припомнит. Никакое это не корыто, а «Ступа — МБЯ-13», судя по клейму. А это значит: «Ступа — модель Баба-Яга, порядковый номер тринадцать».
Да ты у нас мазохистка, не каждая летунья рискнёт рассекать на аппарате с таким номером. А что, с другим номером аппарата не нашлось?
— Дык, Кеша, что от моей бабки досталось, на том и летаю. Ты скажи, милок, толк-то с него ещё будет? А то новая ступа мне совсем не по карману.
— Какая ты быстрая. Вначале нужно провести ди-фик-тоф-ку, а потом уж видно будет.
— Это ты чего сейчас сказал?
— Дификтофка нужна, — говорю, — а-а, тебе всё равно не понять. Короче, осмотреть надо толком, найти все закавыки да поломки, а там уже думать, что дальше делать. Сейчас вынесу на солнышко свой смотровой верстак, возьму лупу и начну.
— Ты почему это при женщине выражаешься?
— Не выражаюсь я, темнота ты лесная, а это так волшебное стекло называется, через которое всё самое мелкое видно.
— Ух ты, какая трещина в корпусе, тут никакой лупы не нужно, итак видно. Где это ты так врезалась?
— Да тут же, на поляне, и врезалась.
— Ну, корпус починить не проблема. Есть у меня волшебный клей, настоянный на рыбьих костях и шкуре змея — крепче его клея не бывает. Замажу, посохнет с денёк, и будет ступа как новенькая. Но это всё цветочки, самое главное — движок, найти, что в нём отказало. Ты пойди пока погуляй, тут осмотр долгим будет.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, но закончился наконец и этот дотошный осмотр.
— Нашёл, нашёл я твою закавыку, отчего движок встал. Кристалл-то у тебя негодный, менять нужно. Слышишь, Наина?
— То есть как так, негодный? Да я за ним только прошлым летом за тридцать три леса летала на толкучку, он же совсем новенький. Сколько я за него серебра отвалила, тебе лучше не знать.
— У кого покупала, у китайцев, поди? Надули они тебя, левый товар толкнули, кан-тра-факт, называется. Понятно тебе? Вот гляди сюда через лупу, а я тебе тонкой иголкой укажу эту трещину. Ну, видишь? Любому понятно, что с трещиной кристалл долго не прослужит.
Короче, пока я корпус исправлять буду, ты мне новый кристалл и принесёшь.
— Кеша, да где же я его достану, если я сейчас без ступы? Может, ты мне кристалл продашь?
— Могу и я, конечно, только у меня всё дорогое, потому как настоящее, ли-цин-зи-он-ное.
— Опять ты, Кеша, мудрёно изъясняешься, ничего я у тебя понять не могу.
— А как иначе? Мы, мастера, должны выражаться по науке, а не абы как. Зря что ли я плавал за три моря учится премудростям? Там из меня заморские доценты-вурдалаки за пять лет столько крови выпили, что тебе и не снилось. Называли и балдой, и дубиной стоеросовой, и мешком костей с кочаном сверху. Но я всё стерпел и сдал-таки главный экзамен. Теперь я первый в округе мастер.
Вон, конкуренты до сих пор потешаются, мол из меня хоть всю кровь выпей, что со мной сделается? А я им отвечаю, что ничего вечного нет, у каждого Ахиллеса есть своя слабая пята.
— Настоящий кристалл, Наина, стоит тридцать золотых монет, и ни одной меньше.
От такой цены у Бабы-Яги даже крючковатый нос распрямился и глаза округлились.
— Ты наверное шутишь, Кеша, да у меня таких денег отродясь не бывало. Может возмёшь с меня серебром?
— На что мне твоё серебро, если люди говорят, что у меня золота полон сундук? Ты мне ещё должна за работу десять золотых, итого — сорок монет. Или плати, или забирай свой хлам назад.
Наина с досады начала крушить деревья, ломать кусты. Но успокоившись, стала ныть и изводить Кеше нервы.
— Ладно, чёрт с тобой, сжалюсь на этот раз. Давай сделаем расчёт по бартеру.
— Это как так?
— А вот так, баш на баш, ты — мне, я — тебе. Ты же знаешь мои пристрастия, вот и доставь мне, в уплату за мою услугу, Василису премудрую, Марью искусницу, Елену прекрасную или кого-нибудь ещё из того же списка. Я знаю, ты сумеешь заманить, хитрости тебе не занимать. Только смотри, чтобы обошлось без особого насилия — мне с местной властью ссориться не с руки.
Как только доставишь, так сразу и заберёшь готовую ступу. Ну что, по рукам?
Всё, замётано, уговор дороже денег.
— Как я здорово всё обставил, — улыбался довольный собой Кеша, — и пошёл навстречу клиенту, и задал такую сложную задачу, с которой не каждый справится. А у самого меня руки останутся чистыми.
Ведь не дело это, всё работа, да работа; надо и о душе не забывать. Как говорится, не хлебом единым...
Отправив Бабу-Ягу, Кеша сосредоточенно принялся за работу, напевая где-то услышанную весёлую песенку «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...». Работа так и кипела в его умелых руках, а ступа преображалась на глазах. Вот уже и мощный кристалл вставлен, и движок собран. Осталось только испытать на разных режимах, но это уже завтра, когда корпус просохнет.
Кеша только вытер руки ветошью, как над лесом послышался свист, вой и что-то большое и тёмное шмякнулось на траву, заскользило по ней и упёрлось в угол терема. Но терем выдерживал и не такие удары.
— Это что ещё за чудо чудное? — удивился мастер, наблюдая, как с земли поднялся скрюченный старик в длинном халате и намотанной на голову белой тряпке, покачался из стороны в сторону, потряс головой и стал скатывать большущий ковёр. Закинув ковёр на плечо, незнакомец приблизился к Кеше, упал на колени и быстро-быстро забормотал:
— О, величайший из великих, о, мудрейший из мудрых мастеров, снизойди до меня, недостойного и помоги моему горю.
Крайне озадаченный Кеша только и спросил:
— Что с тобой случилось, старик?
— Не со мной, благочестивый, не со мной, а с этим старинным ковром. На нём образовалась такая большая дыра, что ковёр отказывается дальше лететь. Как же я теперь вернусь в свои родные края? Мне уже отказали в помощи два мастера, теперь вся надежда только на тебя, — с этими словами старик раскатал ковёр, посреди которого зияла дыра.
— Ого, какая дырка, где же ты так вещь попортил?
— Не я, достопочтенный, а одна недостойная полевая мышь. Однажды я, притомившись в полёте, опустился на поляну и заснул прямо на ковре, а эта мышь тем временем прогрызла такую дырку. Помоги, заклянаю тебя. Ведь этот ковёр не поддаётся никаким заклинаниям, и только искусные руки мастера могут его починить.
— Да, не простой случай, — задумчиво прошептал Кеша, разглядывая в лупу причудливое сплетение нитей ковра. Здесь простому смертному не справиться, это по силам только Марье искуснице.
— Слушай сюда, старик. Сам я нитками да тканями не занимаюсь, я мастер по железу, дереву, кристаллам. Но знаю я одну искусницу, кто сумеет тебе помочь. Однако она далеко живёт, и не так просто её сюда заманить. С виду ты старик бедный, чем будешь рассчитываться за мои хлопоты?
— Чем пожелаешь, мудрейший, чем пожелаешь — жемчугом, золотом, самоцветами.
— Тогда это всё меняет, и я берусь за такое мудрёное дело. Ковёр я пока оставлю в мастерской, а вас провожу в гостевую комнату — отдохните с дороги.
Устроив клиента, довольный мастер сразу направился в почтарню и отправил почтового зайца с письмом Бабе-Яге:
— Срочно нужна Марья искусница, и никто иной. При ней должны быть волшебные пяльцы с инструментами, а так же клубки шерсти красного, чёрного и жёлтого цвета. За срочность будет отдельная доплата. Мастер Кеша.
На другой же день, ближе к вечеру, в лесу послышался топот, треск сучьев и перед теремом появилась избушка на курьих ножках.
— Кеша, принимай товар, пока ещё сонное зелье действует. Не сомневайся, всё сделано без шума и пыли, комар носа не подточит.
Кеща принял большой свёрток, аккуратно развернул его на земле и залюбовался спящей Марьей.
— Поспеши, поспеши, Кеша, она скоро проснё... , — и тут девушка действительно открыла глаза.
Марья вскочила, с удивлением огляделась по сторонам, потом пристально посмотрела на Бабу-Ягу и на Кешу.
— Та-а-ак, — процедила она сквозь зубы, — это что, заговор, и где это я?
— У меня, Марьюшка, это мой терем, — поспешно заговорил Кеша, — но никакого заговора нет. Просто тяжёлая ситуация, можно сказать, безвыходная. Здесь у меня отдыхает старый, больной, несчастный человек, которого судьба занесла сюда из далёкой южной страны. Но случилось несчастье, мышь погрызла его летательное средство, то есть ковёр, и теперь бедняга не может вернуться домой, к своим детям, внукам и правнукам. Я, чисто из жалости, пообещал помочь старику.
Прости нас, Марья искусница, за причинённые неудобства, войди в наше положение, яви милосердие.
— Ладно, — широко улыбнулась Марья, — вижу, что заливаешь, но так гладко и красиво, что хочется тебе верить. Зови своего старика.
Кеша опрометью кинулся в терем и вышел оттуда со стариком, что-то быстро объясняя ему на ходу. Старик тут же бухнулся искуснице в ноги и с волнением затараторил на своём родном языке сплошную абракадабру.
Марья обречённо махнула рукой и велела принести ковёр. Кеша быстро принёс и расстелил ковёр на земле. Девушка долго рассматривала порыв, щупала нитки и задумчиво выговорила:
— Да, сложная задача, но я постараюсь восстановить всё как было, только мне нужны мои инструменты и нитки.
— Не беспокойся, всё уже наготове, — сказал Кеша, протягивая всё необходимое.
— Подвесьте ковёр к перекладине, поставьте у светлого окна, а так же наготовьте свечей на всю ночь — работа предстоит длинная. До утра меня не беспокоить.
— Всё сделаем, — расшаркался Кеша и кинулся исполнять.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, но вот и ночь прошла, и рассвет заалел.
В светёлке раздался стук, и усталая Марья вышла наружу.
Умытый и сияющий Кеша был уже тут как тут.
— Всё, зовите своего старика, пусть проверяет ковёр.
— Один момент, — и вот уже Кеша выводит старика из комнаты и расстилает перед ним ковёр.
Старик с удивлением смотрит на новый ковёр, проводит пальцами по месту бавшей дыры, снова любуется ковром, но опомнившись, кидается в ноги мастерицы и начинает бить поклоны. Марья с улыбкой подняла старика с земли и сказала:
— Дедушка, хватит кланяться, вы лучше испытайте свой ковёр.
Старик послушно уселся на ковёр, что-то пробормотал, и ковёр тронулся с места, быстро взмыл над лесом, сделал несколько кругов и плавно опустился на прежнее место. Чудной иноземец со слезами на глазах вновь было кинулся благодарить Марью, но Кеша вовремя его перехватил и увёл в гостевую комнату; а вернувшись, скрутил ковёр и занёс туда же.
— Кое-как угомонил я старика, пусть поест — попьёт перед дальней дорогой. А теперь ответь мне, Марьюшка, как отблагодарить мне тебя, чем порадовать — любое твоё желание для меня закон.
Марья пристально посмотрела на Кешу, не надолго задумалась и вдруг весело рассмеялась.
— Теперь верю в искренность твоих слов, вижу, что исполнишь любое моё желание. А это и есть лучший твой подарок. Не обижайся, Кеша, но не могу я дольше здесь оставаться, заждались меня дома.
— Неужели даже не отобедаешь со мной?
— Нет, правда не могу. Отвези меня домой.
— Об этом не беспокойся, мой крылатый конь доставит тебя в лучшем виде. Когда мы вновь свидимся? Не томи моё сердце, обнадёжь.
— Как только станет тебе от тоски невмочь, так и свидимся, тогда и присылай коня.
— Договорились, на рождество непременно пришлю и приготовлю тебе самый лучший подарок, — ответил Кеша и долго махал улетающей вслед.
— Если каждый день будет таким счастливым, как сегодняшний, то можно считать, что жизнь удалась, — с улыбкой подумал Кеша и пошёл к своему туземному гостю за расчётом.