Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
Александр Твардовский «Василий Теркин»
Эх, трудная и беспокойная у меня служба! Всё-таки полевая кухня — это чрезвычайно важно и ответственно! Да плюс к тому же с недавнего времени прибавилось у меня заботы.
Но, честно говоря, я вовсе и не в обиде на это. Как-то даже веселей и уютней стало служить при кухне полевой. А всё из-за чего? А всё из-за того, что прибился к нашей полковой кухне малец-сирота по имени Вася. На самом-то деле и не малец он вовсе, четырнадцать годков пареньку, вполне себе взрослый человек, а по деревенским меркам так и вообще мужичок. Это я так по началу решил, что он малец, ибо ростом невысок, да худ до костей. Впрочем, как почти все немногочисленные обитатели той деревни.
Когда мы ту деревеньку освободили от фрицев, он и прибился к нашему полку. А куда ж ещё деваться сироте?
Приняли его как положено: поставили на довольствие, выдали форму, перешив её под его невеликий росток, и определили ко мне в помощники на кухню.
Васятка поначалу всё на передовую рвался, в окопы, воевать торопился. Многих мне трудов стоило убедить его, что полевая кухня такая же важная часть победы, как и передовая. Ну много ли голодный солдат навоюет? То-то же.
А подвиг можно совершить не отходя от кухни.
Паренёк долго этому не верил, и тогда пришлось мне рассказать случай, произошедший со мной в самом начале войны, за который я и получил свой орден.
В общем, дело было так.
Привёз я обед в расположение разведроты нашего полка и обосновался возле дороги, на опушке небольшого лесочка. Бойцы наскоро отобедали и ушли через лес к передовой, а я, прихватив топор, решил запастись дровами. Потому что в такой обстановке неизвестно было, смогу ли это сделать позже: немцы тогда наступали стремительно, да так, что мы не успевали отступать.
И вот не успел я как следует взмахнуть топором, как услышал с дороги шум и лязг. Ну, думаю, танкисты столоваться прибыли. И точно, возле моей дымящейся кухни стоял танк.
Танк-то, танк, да вот только совсем не тот, который я ожидал увидеть. Крест на броне ясно давал понять, кто на самом деле пожаловал на обед.
Что же делать? Разведчики ушли, наши далеко, кругом лес и немцы под самым носом! Спрятаться? Убежать? А как же кухня? Бросить ее? Но как-то совестно бойцу Красной Армии драпать без оглядки. Тут ещё и фриц-танкист вылез из танка и прямиком к моей кухне двигает, решил, наверное, в самом деле отведать трофейного обеда.
Вскипела во мне яростная обида! Ну как же так?! Я что для врага еду варил?
Покрепче зажал топор в руке, да со страшным криком выбежал на дорогу, надеясь взять на испуг оккупанта.
И получилось! Струхнул немец, аж присел от неожиданности, а потом словно заяц рванул обратно к танку. И прежде, чем я его догнал, он успел залезть в башню и захлопнуть за собой люк. А тут ещё и пулемёт ожил – пытается меня огнем остановить. Но я успел вскочить на броню, уйти из-под прямого обстрела! А потом начал со всей силы колотить обухом топора по стволу пулемета пока не согнул его в дугу!
Чтобы фрицы ничего не могли увидеть из своего танка, закрыл смотровые щели снятой гимнастеркой, метнулся к своей кухне, поджег кусок войлочной кошмы и засунул его в смотровую щель.
От дыма и вони горящего войлока немцы тут же повыскакивали из железного нутра: кто кашляет, кто чихает, кто слёзы с соплями по морде размазывает. А я тут как тут, принимаю их ласково: кого дружеским ударом в ухо на землю усаживаю, кого легонько обухом топора по темечку в ряд укладываю.
Когда наши красноармейцы возвратились в район дислокации моей кухни, то застали живописную картину маслом. Полковой кашевар, то есть я, возле дымящейся кухни, рядышком новенький немецкий танк и четверо пленных танкистов при нём. И никаких потерь с нашей стороны. Даже еда не подгорела!
Вот так я и получил свой орден Красной Звезды, как указано в наградном листе – за то, что «своим отважным поступком показал исключительный пример героизма».
Вася каждый раз слушал эту историю, открыв рот. А рассказывал я её неоднократно, постоянно добавляя в неё разные детали. Для красочности, значит. Чтобы интереснее было.
А спустя некоторое время и моему помощнику довелось стать героем. Вдохновил я его, так сказать!
Выдалось в тот день короткое затишье в боях. В расположение нашей части приехал корреспондент фронтовой газеты. Ну, там лекцию провёл о положении на фронтах, порасспрашивал бойцов о нелёгкой службе, отведал солдатской каши и прочитал стихи собственного сочинения. Чтобы, значит, поднять боевой дух пехотинцам.
И тут вдруг со стороны передовой послышались выстрелы, взрывы! Естественно, солдаты по тревоге, похватав оружие, кинулись на шум. Я и не заметил, как и мой помощник Вася присоединился к ним. И ведь как получилось – наши разведчики, возвращаясь домой наткнулись на такую же немецкую диверсионную группу. Завязалась перестрелка. Немцы плотным огнём прижали наших ребят к земле, пытаясь в горячке боя прорваться к своим. Да вот в этом им не повезло, наш пехотинцы вовремя подоспели на помощь. А когда и я оказался там, то увидел, что Вася тоже участвует в бою: подменил раненого пулеметчика и меткими очередями не дает фрицам высунуться из своих укрытий. А потом, когда схватка почти закончилась, помог вынести раненого командира.
После боя корреспондент подошел к Василию и говорит:
- Ну ты, малец, просто герой! Обязательно напишу про тебя в газете и буду ходатайствовать, чтобы наградили тебя орденом!
На что мой помощник ответил со взрослой важностью:
- Не малец, товарищ фронтовой корреспондент, а красноармеец Василий Теркин. А насчёт ордена скажу так: зачем мне орден? Я согласен на медаль.
И ведь, действительно, написал тот корреспондент в газете про Василия, только не короткую заметку, а целую поэму. И медаль красноармеец Теркин получил – настоящую, солдатскую, «За отвагу».