Вчера вечером наш караван прибыл в столицу, во дворец.
У самых предгорий на караван напала сотня разбойников пустыни. Караван-баши, видя численное преимущество нападавших, уже готовился сдаться на милость победителя, ведь разбойники никогда не грабили караван дочиста, лишь взимали плату. Но тут, откуда ни возьмись с рёвом и ужасными криками, размахивая топорами и короткими мечами, на разбойников набросилась ватага косматых бойцов. Они, как одержимые, рубили направо и налево и, перебив около половины нападавших, остальных обратили в бегство.
Когда улеглась пыль битвы, я смог рассмотреть наших спасителей. Их было около дюжины, нечесаные светлые и рыжие лохмы выбивались из-под рогатых шлемов. Длинные волосы некоторых из них, вот умора, были заплетены в две косички, свисавшие на грудь. Такие косички только чёрные, носили все девчонки в моём селении. А тут… Одно слово – варвары.
Чужеземцы громко переговаривались между собой на своём гортанном наречии, опустошая при этом амфоры со сладким хиосским вином, отобранные у караванщиков в качестве платы за помощь. А их лидер – рослый плечистый воин – о чём-то разговаривал с караван-баши, учтиво сошедшим со своего ахалтекинца. Уладив формальности, караван продолжил путь под конвоем этих варваров.
***
Меня и моих братьев разместили в сарае и оставили в покое. Прислушиваясь к звукам ночного дворца, я вспоминал родимый дом, мать. Я вспомнил злых людей, которые однажды утром пришли к нам домой и вырвали меня и братьев из рук матери. Мать рассказывала нам, что такое происходит время от времени, в селение приходят сборщики подати и уводят самых красивых юношей далеко-далеко. Ещё она говорила, что такова наша судьба нашего рода, служить усладой сильным мира сего.
И вот выбор сборщиков пал на меня. Судьба так судьба. Только я очень скучал по дому. Сборщики подати перепродали нас на невольничьем рынке какому-то купцу, и мы оказались в этом караване. Потом был долгий нелёгкий путь, за время которого из зелёного подростка, я превратился в статного и стройного юношу. И вот я в царском дворце, что ждёт меня впереди?
***
Вечером следующего дня нас доставили в покои царицы. Моя госпожа пока не обращала на нас внимание. Величественная и прекрасная, она восседала на троне в костюме амазонки и беседовала с лидером чужеземных варваров, защитивших намедни наш караван от разграбления.
- Что привело тебя в наши края, варвар?
- Жажда приключений, царица. – Викинг был весел и дерзок - Везде только и говорят, что в твоём царстве самые красивые женщины. И что ночи любви стоит очень дорого. Мы - воины Севера, не привыкли скупиться, когда речь идет о красивых продажных девках!
- Ты и твои воины готовы остаться рабами в царстве Амазонок? Ибо всякий, познавший любовь наших дев, становится нашим рабом. Нам нужны воины рабы, ты видел их на стенах и у ворот, и если вы согласны …
- Викинги вольные люди и даже я - ярл Олаф Рыжий, не могу приказывать им. Сам же хочу испытать твоей любви, царица. И готов заплатить цену, какую назовёшь, но твоим рабом не стану никогда.
- Чужеземец. Ночь с государыней стоить смерти, ибо раб осквернивший царицу своей плотью должен умереть. – моя госпожа забавлялась разговором с этим неотёсанным варваром.
- Великий Один! Ну и порядки! Да с такими законами ни один мужчина не приблизиться к тебе. Как же ты не дашь своему народу наследника?
- Ошибаешься варвар. Царица познала любовь многих мужчин и у неё есть дети, девочки, трёх и семи лет. Подумай пока не поздно, ибо караван, с которым ты пришёл на следующей неделе отправляется в обратный путь. Однако по твоим глазам вижу, ты очень хочешь запустить своего жеребца в наши конюшни и остаться живым. Есть только один шанс. Для этого ты должен победить царицу в любовном единоборстве.
- Хвала Одину! Я знал, что ты любишь своего сына! Я согласен!
- Хм. Ты слишком самоуверен, варвар. Для победы ты должен довести царицу до изнеможения в постельных баталиях, пока она не запросит пощады. Ты же не должен ни разу излить свой любовный напиток. Проиграв, ты станешь рабом, мёртвым рабом.
- Я одержу победу! И тогда…
- Тогда ты займёшь место подле трона царицы.
- Я готов, моя царица! Когда?! Сегодня?! Сейчас?!
Красавица на троне загадочно улыбнулась.
- Пусть маленький сюрприз воспалит твои чресла.
Неожиданно в повисшую тишину вкралась музыка, в зале не было музыкантов, но нежный звук флейты ручейком струился над коврами, устилавшими пол. Звенящий голос уда отражаясь скакал по стенам и кружился между колонн. Пока ярл крутил головой в поисках музыкантов, в зале появились танцовщицы. Три девушки плыли в течении музыки, повинуясь её изгибам и перекатам. Полупрозрачные накидки-мелайи, не скрывая очертания фигур, не позволяли разглядеть красоту прелестниц. В неспешный ритм мелодии, словно джигит на горячем ахалтекинце ворвался страстный перестук там-тамов. Рисунок танца изменился, девушки закружились, теряя мелайи, которые изящными лебедями опустились на пол. Теперь бедра и ноги танцовщиц прикрывали распашные юбки тончайшего муслина, позволявшие на секунды, в распахнувшемся разрезе, увидеть волнующую наготу стройных ног. Лица девушек были также скрыты полупрозрачными масками.
Я заёрзал на месте, братья потянулись за мной.
Бёдра танцовщиц, охваченные поясами, расшитыми бисером и жемчугом, то выписывали какой-то сложный рисунок, то замирали на месте в мелкой зыби и эта дрожь волной поднималась вверх по животу к роскошным полусферам, почти открытым нескромным взорам. Достигнув уровня плеч она расплескивалась волнообразными движениями рук и, раскрутившись в водовороте танца, устремлялась в низ. В этом водопаде движений стан центральной девушки – альмеи, изгибался словно, река, бегущая по крутым перекатам. При этом живот то вздымался, то спадал вглубь. Мне хотелось ладонью оседлать эту волну, нырнуть под пояс к низу живота и там между ног ловить упругие толчки.
Зачарованный, я осознал рисунок танца. Альмея была центром, источником, родником, её спутницы затухающей волной лишь вторили её движениям, передавая вибрации в пространство. Торжествуя в своей искушенности, я скосил взгляд на викинга, разгадал ли он секрет красоты танца? Рыжеволосый застыл, подавшись вперёд, почти не дыша. Нет. Он не видел того, чем восторгался я. Дикий северный варвар. Он не мог оторвать взгляд от девушки в центре, он вожделел её и уже совокуплялся с ней в мыслях. А как же царица?
Я посмотрел сторону. Сидящая на троне снисходительно улыбалась. Казалось, время растворилось в этом магическом танце. Но вот ритм там-тамов убыстрился, девушки-спутницы закружились вокруг своей альмеи, неуловимым образом срывая с неё покровы. Обнаженная, она выступила вперед перед чужестранцем, крутанулась волчком и замирая склонилась у его ног. На спине у левой лопатки белели две звёздочки старых шрамов, словно следы от стрел. Неужели в бедняжку когда-то стреляли?
Очнувшись, Олаф бросился было к девушке у своих ног, но замер, бросив взгляд на царицу. Трон был пуст. В следующее мгновение обнаженная танцовщица величественно выпрямилась во весь рост, и с интересом посмотрела на варвара. Все окружающие прислужницы тут же пали ниц. Воительница, сидевшая на троне, приблизилась, возложила на голову танцовщицы золотую диадему, накинула на плечи плащ и провозгласила:
- Владычица Гор и Небес, царица Тамарилис!
Варвар сначала оторопел, но быстро пришёл в себя и, прижимая руку к груди, преклонил колено.
- Царица! Слава о твоей красоте меркнет перед самой красотой.
- Так ты жаждешь ночи моей любви? И не боишься смерти? – царица взошла на трон.
- Сильнее чем прежде!
- Что ж, мой герой, теперь твоя очередь, яви нам себя. – Я видел, что царице, распалённой танцем, так же не терпится увидеть во плоти стать северного гиганта.
- Клянусь Одином, ещё никто не приказывал мне раздеться. Но ты сумела зажечь огонь моих чресл. Будь по-твоему, царица. - Олаф поднялся, расстегнул пряжку пояса, который тут же подхватили проворные руки служанок. Не сводя глаз с прелестей госпожи, расшнуровал завязки штанов и те же проворные руки спустили их вниз по бёдрам. Не обращая внимания на суетящихся служанок, он выступил вперёд.
В зале пахнуло зверем: сильным, ловким, опасным. Даже пламя в светильниках смиренно качнулось, признавая его превосходство. Царица с вожделением рассматривала тело своего сегодняшнего повелителя ночи. Викинг, стоял, открыто, не красуясь. Спокойная, уверенная осанка, неторопливая ловкость движений обещали много сладких мгновений. Опытный женский взгляд оценил силу и выносливость, оформленную рельефом перекатывающихся под кожей мышц. Она любовалась длинными тонкими пальцами, что умеют не только ловко управляться с оружием, но и заставлять женщину извивать и трепетать, подобно птице в горсти, прикасаясь к сокровенным местам. Ей нравилось, что его длинный напряженный член не торчит задиристо впереди хозяина, стремясь пронзить всё живое, теплое и влажное, а тяжело и упруго покачивается, убеждённый в своей несгибаемой выносливости. Женщина внутри царицы была готова покориться этому мужу, отдать своё тело для его наслаждения, ибо знала, что прежде чем он насытиться ею, она много раз оседлает волну своего женского счастья. Царица внутри женщины говорила – хороший выбор. И они сошли с трона.
Тамарилис стояла в шаге от варвара. Она едва доставала ему до середины груди, поэтому смотрела снизу вверх, а её руки блуждали по его телу. Легко скользя по коже, скрывающей расслабленную готовность накаченных мускул, подушечки пальцев запинались о струпья белесых шрамов, считывая историю подвигов. Двигаясь вдоль длинного шрама, наискось пересекавшего бок и низ живота, в зарослях жестких волос она нашла то, что искала, корень его возбуждённой плоти. Обхватив ствол ладонью, пальцы так и не смогли сомкнуться вокруг него, она скользнула к навершию. Капелька смазки, выступившая на кончике головки, приятно увлажнила ладошку. Приняв решение, царица смиренно опустилась коленями на подложенную служанками подушку.
Олаф молча, наблюдал за царицей. За свою недолгую жизнь он познал немало женщин. Но никогда ещё не видел у своих ног гордую и величественную женщину, которая отдаётся ему по своей прихоти. Даже деля ложе с воительницами в походах, он не был так неуверен в себе. И сейчас глядя на царицу у своих ног, он не знал, что ждёт его впереди. В смерть после ночи любви не верил. Он молод, силён, удачлив и все дороги открыты! А может остаться здесь? Взять Тамарилис в жены, основать династию?
Из омута мыслей его вывела влажная ласка госпожи. Головка члена оказалась в плену губ, упругий проворный язык вертелся вокруг пришельца, пробовал на вкус, омывал слюной. Ланиты царицы выгибались и опадали, вторя движениям желанного гостя, а руки проворно скользили вдоль ствола, наслаждаясь его твердой тяжестью и выразительностью рельефа, образованного переплетением вен.
Руки ярла легли на голову царицы, а бедра непроизвольно пытались протолкнуть сластолюбца вглубь её волшебной купели:
- Клянусь Эмблой, прародительницей всех женщин, никто ещё не ласкал моего Аска так страстно! Идём же скорее на ложе, мне не терпеться вложить свой клинок в твои ножны. И не будь я, Олаф Рыжий, если ты не запросишь пощады!
Завоевав симпатию сегодняшнего ночного властелина, Тамарилис встала и, взяв гиганта за руку, повела к ложу, накрытому шелковыми простынями. Она чувствовала бедром влажные прикосновения возбуждённого великана, сердце замирало в груди и вожделения растекалось волнами прибоя внизу живота. Не теряя времени, проворно запрыгнула на кровать, увлекая за собой распалённого варвара, перевернулась на спину, бесстыже раскинув стройные ноги.
Я не успел восхититься изяществом линий и расщелины госпожи. В мгновение око тело великана скрыло от меня фигуру госпожи. Только ноги и руки, обхватившие его бёдра и плечи. Ещё я успел заметить, как створки перламутровой раковины царицы раскрылись, и лоно дважды рожавшей женщины с лёгкостью приняло в себя его раскалённую плоть.
Да он был молод, силён и вынослив, но ещё не искушен искусством альковных баталий, когда изящные финты и пируэты в глубинах женского естества приводят обоих прямиком в райские кущи наслаждения. Сейчас он был неудержимо горяч и страстен, что тоже приносило свои плоды. Моя госпожа извивалась, вертелась под ним в танце осы, насаживаясь и соскальзывая при излишне ретивых толчках, позволяя при этом драккару викинга насладиться теснинами царского фьорда. Из-за плеч любовников доносились сладостные стоны и вскрики царицы. Варвар то урчал, то рычал, наслаждаясь добычей. Через какое-то время крики царицы возвестили о победе в этой схватке. Бедра гиганта замедли свой ритмичный танец меж распахнутых ног госпожи, по которым пробегали волной судороги сладострастья.
Ошарашенный, словно выбитый на полном скаку всадник, Олаф скатился на спину. Грудь ходила ходуном, а влажно поблескивающее копьё гордо смотрело в зенит, время от времени вздрагивая пульсацией неудовлетворенного желания.
- Вина! – воскликнула Тамарилис. - Это слегка охладит твой пыл.
Сделав большой глоток из кубка, она впустила в рот распалённого скачкой жеребца, рубиновые струи потекли вниз, скрываясь в зарослях рыжих волос. Проворный язык царицы бросился за ними вдогонку.
- А ты хорош, ярл Олаф Рыжий! - признала она, восторгаясь крепостью ствола. И, глядя на восстанавливающего дыхание воина, с лёгкой издёвкой добавила. - Теперь моя очередь услаждать уставшего воина.
Перекинув ногу через бёдра гиганта, ещё раз пройдясь ласковыми прикосновениями по всей длине его члена, она подвела головку к своим губам и, замирая, съехала вниз. Неторопливо приседая и раскачиваясь, она дразнила варвара, давая возможность насладиться зрелищем, когда нежные губы растягиваются в ниточку, пропуская округлый набалдашник его трости. А затем и вся трость, блестя как отполированное дерево, почти полностью исчезал где-то в глубине между двух смуглых лун. И в ложбинке меж этих вариаций округлого, в центре чуть припухшего кратера темнела пульсирующая точка, то сжимающаяся в мышиный глаз, то расходящаяся чёрным магическим омутом.
Очнувшись от гипнотического видения, Олаф почувствовал, что близок к своему финалу. Неторопливо двигаясь и играя внутренними мышами царская прелестница доила его жеребца, выманивая мужскую силу из глубин орхес.
- Шевелись, женщина! – рявкнул ярл, сбивая ритм, и от души хлопнул по мерно колышущимся ягодицам. – Не заставляй меня браться за плеть!
- Да, повелитель, - Тамарились смиренно подхватила игру и усердней заработала задницей.
Перехватывая инициативу, Олаф сжал в ладонях её ягодицы и задал свой темп, осознавая, однако, что следуя и этой дорогой, скоро проиграет окончательно. Темный глаз меж ягодиц подмигнул ему в очередной раз.
«Вот и решение! – ворвалась и закружилась в воспаленном мозгу воина спасительная мысль. – Вот оно – начало эфиальтовой тропы, что приведет меня к победе».
Оставив сомнения и бросая вызов судьбе, Олаф улучил момент и перенаправил своего побратима чуть выше, прямо в черноту приоткрывшегося колодца. Повелительница Гор и Небес с размаха насадилась на округлое навершие увлажненное её соками, взвыла от острой разрывающей боли, чувствуя как чужая пылающая плоть тараном продавливает мускулы защиты и ломиться дальше.
- Смотрите все и расскажите всем, как я - ярл Олаф Рыжий… насаживаю вашу царицу на свой кол. Проси пощады, маленькая и гордая царица. Я возьму тебя в жены и стану вашим Царём, – торжествующе ревел северный великан, медленно натягивая тело моей госпожи на свою одервеневшую плоть и, когда шелковая кожа её ягодиц коснулась бедер варвара, он с удовольствием потянул женщину вверх, чтобы ещё раз насадить её на вертел, подчиняя своей воле.
Вне себя от гнева я готов был броситься на обидчика, чтобы пронзить его, однако крепкие объятия братьев удерживали меня на месте.
Боль и наслаждение ходят рука об руку. Смуглое тело царицы, лоснящееся потом и влекомое руками чужеземца, скользило по направляющей его тарана подобно сваезабивной бабке. В глазах моей госпожи кружился водоворот боли, лицо искажалось гримасой перекошенного рта. Она стонала и скулила как забившаяся в угол собачонка, но прикусила губу чтобы не закричать о пощаде. Одурманенным берсерком, варвар наслаждался эластичной узостью её глубин. Раз, ещё раз, ещё, ещё…
- Ты сдашься, сдашься! Ты будешь молить о пощаде.
Но вот черты её лица прояснились, рот растянулся в торжествующей улыбке. Ноги, до этого не державшие её, обрели опору, и она сама стала задавать темп, всё быстрее и быстрее. Ловкими прикосновениями пальцев она сыграла какую-то мелодию на губах своей раскрасневшейся прелестницы, и солнечные брызги оросили ложе. Обессиленная она спиной откинулась ему на грудь. Член, охваченный расслабленными мышцами прохода, самодовольно отсалютовал пульсирующей волной. Она блаженно улыбнулась.
Понимая, что опять проиграл, он перевернул её на живот, навалившись сверху, его орёл при этом чуть не выпал из гнезда. Загнав паршивца в прежнее место, Олаф принялся неистово таранить лежащую под ним владычицу гор и небес. Расслабленная попка дружественно принимала натиск.
И тут он понял, что погиб, что предан самим собой, что, распалённый похотью, больше не в силах сдержать, вырвавшийся из-под контроля разума, поток наслаждения. Он не думал о смерти, инстинкт жизни гнал его вперёд. И прежде чем вспышки сладострастия не расплавила мозг, быстрее молнией пролетела одна единственная мысль: «Не туда!!!» И с трудом повинуясь разуму, Олаф Рыжий вылетел из ворот тёмной крепости госпожи и мощным толком направил своего паладина в раскрытые створки ворот девичьего дворца, наполняя животворной влагой чрево царицы.
- Я твой раб, Царица!
- Али! – выкрикнула царица, почувствовав в себе первые волны этого потока. И в следующий миг тяжелая скифская стрела пронзила навылет сердце северного гиганта. Я оглянулся, в двадцати шагах от ложа амазонка опускала лук.
Олаф секунду стоял удерживаясь за тело царицы:
- Ты Великая Цари… - и рухнул на спину своей госпожи.
- Ох! Аа-а! – Кончик стрелы, пробившей тело викинга, вонзился в лопатку царицы. Служанки бросились к госпоже, втроём они столкнули тело мёртвого гиганта.
…
Али, достала баночку с мазью и промыв рану, нанесла её на рану. Задумчиво провела пальцами по двум звёздочкам старых шрамов:
- Это уже третий, сестра…
- Да, верно. Хорошее семя. Я это чувствую.
- Он бы не стал рабом.
- Я знаю, - усаживаясь на постели, Тамарилис посмотрела на стол. – Как же я хочу …
Последние слова утонули в шуме у дверей, это служанки принесли носилки.
- Что хочет госпожа?
- Дай мне его, - царица, всё ещё разгоряченная страстью и смерть любовника, указала служанке на нас. – Нет, я хочу того, что в центре.
Ловкие девичьи руки отодрали меня от моих братьев.
«Король умер! Да здравствует король!»
Я горд и напыщен, я возбужден и преисполнен желания. Я – выбор царицы! И проведу свою ночь в её объятиях, а потом сгину из этого мира, как те витязи передо мной. Мы станем частью легенды!
Отвергнув стремление служанки сорвать с меня одежду, госпожа привлекла меня к себе. Лёгким движением сорвала с меня шафрановые покровы, обнажая нежную плоть. В своём желании овладевать я весь превратился в единый орган удовольствия и наслаждения. Знаю, я источал нежный, дурманящий аромат, от меня теперь невозможно отказаться. Даже царица не устояла.
Раскрыла алые сочные губы, ещё хранящие следы моего предшественника. Я скосил взгляд, тело Олафа Рыжего лежало на спине, наконечник стрелы возвышался под левым соском, алая кровь запеклась вокруг раны.
«Я готов разделить твою участь, славный воин. О, царица, идущие на смерть, боготворят тебя!»
Качнулся вперёд, коснувшись её влажного языка. Пытливый амуш любви, он облизал меня со всех сторон, словно удостоверяясь в моих желаниях и возможностях. Затем его гибкое тело, приглашая, распростёрлось предо мной ниц, и я воплощением божественного лингама изогнувшись, скользнул во тьму, услаждая своей плотью расслабленные мышц гортани. Движение назад, и я вновь вижу губы своей госпожи. Я готов! Я люблю тебя, моя царица!
- Гордый и неистовый! – последнее, что услышал я, перед тем как дюжина жемчужных лезвий пронзили моё тело со всех сторон, сминая и перемалывая сочную плоть.
Мои трусливы братья остались лежать на серебряном блюде стройные, слегка изогнутые, в своих шафрановых парадных одеждах. Они пережили эту ночь, но их участь предрешена, утром их сожрут рабы на кухне.
А я? Я провёл ночь с царицей! Я услаждал её уста и наслаждался ими! За это не жалко жизнь отдать!
P.S. Через девять месяцев у царицы родился рыжеволосый мальчишка.
У самых предгорий на караван напала сотня разбойников пустыни. Караван-баши, видя численное преимущество нападавших, уже готовился сдаться на милость победителя, ведь разбойники никогда не грабили караван дочиста, лишь взимали плату. Но тут, откуда ни возьмись с рёвом и ужасными криками, размахивая топорами и короткими мечами, на разбойников набросилась ватага косматых бойцов. Они, как одержимые, рубили направо и налево и, перебив около половины нападавших, остальных обратили в бегство.
Когда улеглась пыль битвы, я смог рассмотреть наших спасителей. Их было около дюжины, нечесаные светлые и рыжие лохмы выбивались из-под рогатых шлемов. Длинные волосы некоторых из них, вот умора, были заплетены в две косички, свисавшие на грудь. Такие косички только чёрные, носили все девчонки в моём селении. А тут… Одно слово – варвары.
Чужеземцы громко переговаривались между собой на своём гортанном наречии, опустошая при этом амфоры со сладким хиосским вином, отобранные у караванщиков в качестве платы за помощь. А их лидер – рослый плечистый воин – о чём-то разговаривал с караван-баши, учтиво сошедшим со своего ахалтекинца. Уладив формальности, караван продолжил путь под конвоем этих варваров.
***
Меня и моих братьев разместили в сарае и оставили в покое. Прислушиваясь к звукам ночного дворца, я вспоминал родимый дом, мать. Я вспомнил злых людей, которые однажды утром пришли к нам домой и вырвали меня и братьев из рук матери. Мать рассказывала нам, что такое происходит время от времени, в селение приходят сборщики подати и уводят самых красивых юношей далеко-далеко. Ещё она говорила, что такова наша судьба нашего рода, служить усладой сильным мира сего.
И вот выбор сборщиков пал на меня. Судьба так судьба. Только я очень скучал по дому. Сборщики подати перепродали нас на невольничьем рынке какому-то купцу, и мы оказались в этом караване. Потом был долгий нелёгкий путь, за время которого из зелёного подростка, я превратился в статного и стройного юношу. И вот я в царском дворце, что ждёт меня впереди?
***
Вечером следующего дня нас доставили в покои царицы. Моя госпожа пока не обращала на нас внимание. Величественная и прекрасная, она восседала на троне в костюме амазонки и беседовала с лидером чужеземных варваров, защитивших намедни наш караван от разграбления.
- Что привело тебя в наши края, варвар?
- Жажда приключений, царица. – Викинг был весел и дерзок - Везде только и говорят, что в твоём царстве самые красивые женщины. И что ночи любви стоит очень дорого. Мы - воины Севера, не привыкли скупиться, когда речь идет о красивых продажных девках!
- Ты и твои воины готовы остаться рабами в царстве Амазонок? Ибо всякий, познавший любовь наших дев, становится нашим рабом. Нам нужны воины рабы, ты видел их на стенах и у ворот, и если вы согласны …
- Викинги вольные люди и даже я - ярл Олаф Рыжий, не могу приказывать им. Сам же хочу испытать твоей любви, царица. И готов заплатить цену, какую назовёшь, но твоим рабом не стану никогда.
- Чужеземец. Ночь с государыней стоить смерти, ибо раб осквернивший царицу своей плотью должен умереть. – моя госпожа забавлялась разговором с этим неотёсанным варваром.
- Великий Один! Ну и порядки! Да с такими законами ни один мужчина не приблизиться к тебе. Как же ты не дашь своему народу наследника?
- Ошибаешься варвар. Царица познала любовь многих мужчин и у неё есть дети, девочки, трёх и семи лет. Подумай пока не поздно, ибо караван, с которым ты пришёл на следующей неделе отправляется в обратный путь. Однако по твоим глазам вижу, ты очень хочешь запустить своего жеребца в наши конюшни и остаться живым. Есть только один шанс. Для этого ты должен победить царицу в любовном единоборстве.
- Хвала Одину! Я знал, что ты любишь своего сына! Я согласен!
- Хм. Ты слишком самоуверен, варвар. Для победы ты должен довести царицу до изнеможения в постельных баталиях, пока она не запросит пощады. Ты же не должен ни разу излить свой любовный напиток. Проиграв, ты станешь рабом, мёртвым рабом.
- Я одержу победу! И тогда…
- Тогда ты займёшь место подле трона царицы.
- Я готов, моя царица! Когда?! Сегодня?! Сейчас?!
Красавица на троне загадочно улыбнулась.
- Пусть маленький сюрприз воспалит твои чресла.
Неожиданно в повисшую тишину вкралась музыка, в зале не было музыкантов, но нежный звук флейты ручейком струился над коврами, устилавшими пол. Звенящий голос уда отражаясь скакал по стенам и кружился между колонн. Пока ярл крутил головой в поисках музыкантов, в зале появились танцовщицы. Три девушки плыли в течении музыки, повинуясь её изгибам и перекатам. Полупрозрачные накидки-мелайи, не скрывая очертания фигур, не позволяли разглядеть красоту прелестниц. В неспешный ритм мелодии, словно джигит на горячем ахалтекинце ворвался страстный перестук там-тамов. Рисунок танца изменился, девушки закружились, теряя мелайи, которые изящными лебедями опустились на пол. Теперь бедра и ноги танцовщиц прикрывали распашные юбки тончайшего муслина, позволявшие на секунды, в распахнувшемся разрезе, увидеть волнующую наготу стройных ног. Лица девушек были также скрыты полупрозрачными масками.
Я заёрзал на месте, братья потянулись за мной.
Бёдра танцовщиц, охваченные поясами, расшитыми бисером и жемчугом, то выписывали какой-то сложный рисунок, то замирали на месте в мелкой зыби и эта дрожь волной поднималась вверх по животу к роскошным полусферам, почти открытым нескромным взорам. Достигнув уровня плеч она расплескивалась волнообразными движениями рук и, раскрутившись в водовороте танца, устремлялась в низ. В этом водопаде движений стан центральной девушки – альмеи, изгибался словно, река, бегущая по крутым перекатам. При этом живот то вздымался, то спадал вглубь. Мне хотелось ладонью оседлать эту волну, нырнуть под пояс к низу живота и там между ног ловить упругие толчки.
Зачарованный, я осознал рисунок танца. Альмея была центром, источником, родником, её спутницы затухающей волной лишь вторили её движениям, передавая вибрации в пространство. Торжествуя в своей искушенности, я скосил взгляд на викинга, разгадал ли он секрет красоты танца? Рыжеволосый застыл, подавшись вперёд, почти не дыша. Нет. Он не видел того, чем восторгался я. Дикий северный варвар. Он не мог оторвать взгляд от девушки в центре, он вожделел её и уже совокуплялся с ней в мыслях. А как же царица?
Я посмотрел сторону. Сидящая на троне снисходительно улыбалась. Казалось, время растворилось в этом магическом танце. Но вот ритм там-тамов убыстрился, девушки-спутницы закружились вокруг своей альмеи, неуловимым образом срывая с неё покровы. Обнаженная, она выступила вперед перед чужестранцем, крутанулась волчком и замирая склонилась у его ног. На спине у левой лопатки белели две звёздочки старых шрамов, словно следы от стрел. Неужели в бедняжку когда-то стреляли?
Очнувшись, Олаф бросился было к девушке у своих ног, но замер, бросив взгляд на царицу. Трон был пуст. В следующее мгновение обнаженная танцовщица величественно выпрямилась во весь рост, и с интересом посмотрела на варвара. Все окружающие прислужницы тут же пали ниц. Воительница, сидевшая на троне, приблизилась, возложила на голову танцовщицы золотую диадему, накинула на плечи плащ и провозгласила:
- Владычица Гор и Небес, царица Тамарилис!
Варвар сначала оторопел, но быстро пришёл в себя и, прижимая руку к груди, преклонил колено.
- Царица! Слава о твоей красоте меркнет перед самой красотой.
- Так ты жаждешь ночи моей любви? И не боишься смерти? – царица взошла на трон.
- Сильнее чем прежде!
- Что ж, мой герой, теперь твоя очередь, яви нам себя. – Я видел, что царице, распалённой танцем, так же не терпится увидеть во плоти стать северного гиганта.
- Клянусь Одином, ещё никто не приказывал мне раздеться. Но ты сумела зажечь огонь моих чресл. Будь по-твоему, царица. - Олаф поднялся, расстегнул пряжку пояса, который тут же подхватили проворные руки служанок. Не сводя глаз с прелестей госпожи, расшнуровал завязки штанов и те же проворные руки спустили их вниз по бёдрам. Не обращая внимания на суетящихся служанок, он выступил вперёд.
В зале пахнуло зверем: сильным, ловким, опасным. Даже пламя в светильниках смиренно качнулось, признавая его превосходство. Царица с вожделением рассматривала тело своего сегодняшнего повелителя ночи. Викинг, стоял, открыто, не красуясь. Спокойная, уверенная осанка, неторопливая ловкость движений обещали много сладких мгновений. Опытный женский взгляд оценил силу и выносливость, оформленную рельефом перекатывающихся под кожей мышц. Она любовалась длинными тонкими пальцами, что умеют не только ловко управляться с оружием, но и заставлять женщину извивать и трепетать, подобно птице в горсти, прикасаясь к сокровенным местам. Ей нравилось, что его длинный напряженный член не торчит задиристо впереди хозяина, стремясь пронзить всё живое, теплое и влажное, а тяжело и упруго покачивается, убеждённый в своей несгибаемой выносливости. Женщина внутри царицы была готова покориться этому мужу, отдать своё тело для его наслаждения, ибо знала, что прежде чем он насытиться ею, она много раз оседлает волну своего женского счастья. Царица внутри женщины говорила – хороший выбор. И они сошли с трона.
Тамарилис стояла в шаге от варвара. Она едва доставала ему до середины груди, поэтому смотрела снизу вверх, а её руки блуждали по его телу. Легко скользя по коже, скрывающей расслабленную готовность накаченных мускул, подушечки пальцев запинались о струпья белесых шрамов, считывая историю подвигов. Двигаясь вдоль длинного шрама, наискось пересекавшего бок и низ живота, в зарослях жестких волос она нашла то, что искала, корень его возбуждённой плоти. Обхватив ствол ладонью, пальцы так и не смогли сомкнуться вокруг него, она скользнула к навершию. Капелька смазки, выступившая на кончике головки, приятно увлажнила ладошку. Приняв решение, царица смиренно опустилась коленями на подложенную служанками подушку.
Олаф молча, наблюдал за царицей. За свою недолгую жизнь он познал немало женщин. Но никогда ещё не видел у своих ног гордую и величественную женщину, которая отдаётся ему по своей прихоти. Даже деля ложе с воительницами в походах, он не был так неуверен в себе. И сейчас глядя на царицу у своих ног, он не знал, что ждёт его впереди. В смерть после ночи любви не верил. Он молод, силён, удачлив и все дороги открыты! А может остаться здесь? Взять Тамарилис в жены, основать династию?
Из омута мыслей его вывела влажная ласка госпожи. Головка члена оказалась в плену губ, упругий проворный язык вертелся вокруг пришельца, пробовал на вкус, омывал слюной. Ланиты царицы выгибались и опадали, вторя движениям желанного гостя, а руки проворно скользили вдоль ствола, наслаждаясь его твердой тяжестью и выразительностью рельефа, образованного переплетением вен.
Руки ярла легли на голову царицы, а бедра непроизвольно пытались протолкнуть сластолюбца вглубь её волшебной купели:
- Клянусь Эмблой, прародительницей всех женщин, никто ещё не ласкал моего Аска так страстно! Идём же скорее на ложе, мне не терпеться вложить свой клинок в твои ножны. И не будь я, Олаф Рыжий, если ты не запросишь пощады!
Завоевав симпатию сегодняшнего ночного властелина, Тамарилис встала и, взяв гиганта за руку, повела к ложу, накрытому шелковыми простынями. Она чувствовала бедром влажные прикосновения возбуждённого великана, сердце замирало в груди и вожделения растекалось волнами прибоя внизу живота. Не теряя времени, проворно запрыгнула на кровать, увлекая за собой распалённого варвара, перевернулась на спину, бесстыже раскинув стройные ноги.
Я не успел восхититься изяществом линий и расщелины госпожи. В мгновение око тело великана скрыло от меня фигуру госпожи. Только ноги и руки, обхватившие его бёдра и плечи. Ещё я успел заметить, как створки перламутровой раковины царицы раскрылись, и лоно дважды рожавшей женщины с лёгкостью приняло в себя его раскалённую плоть.
Да он был молод, силён и вынослив, но ещё не искушен искусством альковных баталий, когда изящные финты и пируэты в глубинах женского естества приводят обоих прямиком в райские кущи наслаждения. Сейчас он был неудержимо горяч и страстен, что тоже приносило свои плоды. Моя госпожа извивалась, вертелась под ним в танце осы, насаживаясь и соскальзывая при излишне ретивых толчках, позволяя при этом драккару викинга насладиться теснинами царского фьорда. Из-за плеч любовников доносились сладостные стоны и вскрики царицы. Варвар то урчал, то рычал, наслаждаясь добычей. Через какое-то время крики царицы возвестили о победе в этой схватке. Бедра гиганта замедли свой ритмичный танец меж распахнутых ног госпожи, по которым пробегали волной судороги сладострастья.
Ошарашенный, словно выбитый на полном скаку всадник, Олаф скатился на спину. Грудь ходила ходуном, а влажно поблескивающее копьё гордо смотрело в зенит, время от времени вздрагивая пульсацией неудовлетворенного желания.
- Вина! – воскликнула Тамарилис. - Это слегка охладит твой пыл.
Сделав большой глоток из кубка, она впустила в рот распалённого скачкой жеребца, рубиновые струи потекли вниз, скрываясь в зарослях рыжих волос. Проворный язык царицы бросился за ними вдогонку.
- А ты хорош, ярл Олаф Рыжий! - признала она, восторгаясь крепостью ствола. И, глядя на восстанавливающего дыхание воина, с лёгкой издёвкой добавила. - Теперь моя очередь услаждать уставшего воина.
Перекинув ногу через бёдра гиганта, ещё раз пройдясь ласковыми прикосновениями по всей длине его члена, она подвела головку к своим губам и, замирая, съехала вниз. Неторопливо приседая и раскачиваясь, она дразнила варвара, давая возможность насладиться зрелищем, когда нежные губы растягиваются в ниточку, пропуская округлый набалдашник его трости. А затем и вся трость, блестя как отполированное дерево, почти полностью исчезал где-то в глубине между двух смуглых лун. И в ложбинке меж этих вариаций округлого, в центре чуть припухшего кратера темнела пульсирующая точка, то сжимающаяся в мышиный глаз, то расходящаяся чёрным магическим омутом.
Очнувшись от гипнотического видения, Олаф почувствовал, что близок к своему финалу. Неторопливо двигаясь и играя внутренними мышами царская прелестница доила его жеребца, выманивая мужскую силу из глубин орхес.
- Шевелись, женщина! – рявкнул ярл, сбивая ритм, и от души хлопнул по мерно колышущимся ягодицам. – Не заставляй меня браться за плеть!
- Да, повелитель, - Тамарились смиренно подхватила игру и усердней заработала задницей.
Перехватывая инициативу, Олаф сжал в ладонях её ягодицы и задал свой темп, осознавая, однако, что следуя и этой дорогой, скоро проиграет окончательно. Темный глаз меж ягодиц подмигнул ему в очередной раз.
«Вот и решение! – ворвалась и закружилась в воспаленном мозгу воина спасительная мысль. – Вот оно – начало эфиальтовой тропы, что приведет меня к победе».
Оставив сомнения и бросая вызов судьбе, Олаф улучил момент и перенаправил своего побратима чуть выше, прямо в черноту приоткрывшегося колодца. Повелительница Гор и Небес с размаха насадилась на округлое навершие увлажненное её соками, взвыла от острой разрывающей боли, чувствуя как чужая пылающая плоть тараном продавливает мускулы защиты и ломиться дальше.
- Смотрите все и расскажите всем, как я - ярл Олаф Рыжий… насаживаю вашу царицу на свой кол. Проси пощады, маленькая и гордая царица. Я возьму тебя в жены и стану вашим Царём, – торжествующе ревел северный великан, медленно натягивая тело моей госпожи на свою одервеневшую плоть и, когда шелковая кожа её ягодиц коснулась бедер варвара, он с удовольствием потянул женщину вверх, чтобы ещё раз насадить её на вертел, подчиняя своей воле.
Вне себя от гнева я готов был броситься на обидчика, чтобы пронзить его, однако крепкие объятия братьев удерживали меня на месте.
Боль и наслаждение ходят рука об руку. Смуглое тело царицы, лоснящееся потом и влекомое руками чужеземца, скользило по направляющей его тарана подобно сваезабивной бабке. В глазах моей госпожи кружился водоворот боли, лицо искажалось гримасой перекошенного рта. Она стонала и скулила как забившаяся в угол собачонка, но прикусила губу чтобы не закричать о пощаде. Одурманенным берсерком, варвар наслаждался эластичной узостью её глубин. Раз, ещё раз, ещё, ещё…
- Ты сдашься, сдашься! Ты будешь молить о пощаде.
Но вот черты её лица прояснились, рот растянулся в торжествующей улыбке. Ноги, до этого не державшие её, обрели опору, и она сама стала задавать темп, всё быстрее и быстрее. Ловкими прикосновениями пальцев она сыграла какую-то мелодию на губах своей раскрасневшейся прелестницы, и солнечные брызги оросили ложе. Обессиленная она спиной откинулась ему на грудь. Член, охваченный расслабленными мышцами прохода, самодовольно отсалютовал пульсирующей волной. Она блаженно улыбнулась.
Понимая, что опять проиграл, он перевернул её на живот, навалившись сверху, его орёл при этом чуть не выпал из гнезда. Загнав паршивца в прежнее место, Олаф принялся неистово таранить лежащую под ним владычицу гор и небес. Расслабленная попка дружественно принимала натиск.
И тут он понял, что погиб, что предан самим собой, что, распалённый похотью, больше не в силах сдержать, вырвавшийся из-под контроля разума, поток наслаждения. Он не думал о смерти, инстинкт жизни гнал его вперёд. И прежде чем вспышки сладострастия не расплавила мозг, быстрее молнией пролетела одна единственная мысль: «Не туда!!!» И с трудом повинуясь разуму, Олаф Рыжий вылетел из ворот тёмной крепости госпожи и мощным толком направил своего паладина в раскрытые створки ворот девичьего дворца, наполняя животворной влагой чрево царицы.
- Я твой раб, Царица!
- Али! – выкрикнула царица, почувствовав в себе первые волны этого потока. И в следующий миг тяжелая скифская стрела пронзила навылет сердце северного гиганта. Я оглянулся, в двадцати шагах от ложа амазонка опускала лук.
Олаф секунду стоял удерживаясь за тело царицы:
- Ты Великая Цари… - и рухнул на спину своей госпожи.
- Ох! Аа-а! – Кончик стрелы, пробившей тело викинга, вонзился в лопатку царицы. Служанки бросились к госпоже, втроём они столкнули тело мёртвого гиганта.
…
Али, достала баночку с мазью и промыв рану, нанесла её на рану. Задумчиво провела пальцами по двум звёздочкам старых шрамов:
- Это уже третий, сестра…
- Да, верно. Хорошее семя. Я это чувствую.
- Он бы не стал рабом.
- Я знаю, - усаживаясь на постели, Тамарилис посмотрела на стол. – Как же я хочу …
Последние слова утонули в шуме у дверей, это служанки принесли носилки.
- Что хочет госпожа?
- Дай мне его, - царица, всё ещё разгоряченная страстью и смерть любовника, указала служанке на нас. – Нет, я хочу того, что в центре.
Ловкие девичьи руки отодрали меня от моих братьев.
«Король умер! Да здравствует король!»
Я горд и напыщен, я возбужден и преисполнен желания. Я – выбор царицы! И проведу свою ночь в её объятиях, а потом сгину из этого мира, как те витязи передо мной. Мы станем частью легенды!
Отвергнув стремление служанки сорвать с меня одежду, госпожа привлекла меня к себе. Лёгким движением сорвала с меня шафрановые покровы, обнажая нежную плоть. В своём желании овладевать я весь превратился в единый орган удовольствия и наслаждения. Знаю, я источал нежный, дурманящий аромат, от меня теперь невозможно отказаться. Даже царица не устояла.
Раскрыла алые сочные губы, ещё хранящие следы моего предшественника. Я скосил взгляд, тело Олафа Рыжего лежало на спине, наконечник стрелы возвышался под левым соском, алая кровь запеклась вокруг раны.
«Я готов разделить твою участь, славный воин. О, царица, идущие на смерть, боготворят тебя!»
Качнулся вперёд, коснувшись её влажного языка. Пытливый амуш любви, он облизал меня со всех сторон, словно удостоверяясь в моих желаниях и возможностях. Затем его гибкое тело, приглашая, распростёрлось предо мной ниц, и я воплощением божественного лингама изогнувшись, скользнул во тьму, услаждая своей плотью расслабленные мышц гортани. Движение назад, и я вновь вижу губы своей госпожи. Я готов! Я люблю тебя, моя царица!
- Гордый и неистовый! – последнее, что услышал я, перед тем как дюжина жемчужных лезвий пронзили моё тело со всех сторон, сминая и перемалывая сочную плоть.
Мои трусливы братья остались лежать на серебряном блюде стройные, слегка изогнутые, в своих шафрановых парадных одеждах. Они пережили эту ночь, но их участь предрешена, утром их сожрут рабы на кухне.
А я? Я провёл ночь с царицей! Я услаждал её уста и наслаждался ими! За это не жалко жизнь отдать!
P.S. Через девять месяцев у царицы родился рыжеволосый мальчишка.
Весь рассказ переживала за какого-то парнишку-раба, а оно вон чё оказывается!))) Побежала перечитывать с самого начала)))
