Часть 1
— Да, хорошее сегодня утро, — подумал Гон, сладко потягиваясь. Однако тут же насторожился. Тревожное чувство холодными щупальцами коснулось его души. В воздухе едва ощутимо повеяло чесночным запахом. Почти не заметная серая тень нависла над Гоном сзади.
Организм тренированно откликнулся на чувство опасности выбросом крови в члены. Гон резкими движениями исполнил уход в сторону, сделал бросок вперёд, приземляясь на руки, с переходом в кувырок. Вскакивая, он сразу принял боевую стойку. Большой острый нож поблескивал в его руке. Не многие мужчины племени Гона могли похвастать такой быстрой реакцией. Недаром его считали лучшим бойцом и лучшим охотником.
Но, к удивлению Гона, перед ним никого не было, а зловещая тень как будто растаяла в воздухе. Только преданный четвероногий друг помахивал хвостом, с удивлением поглядывая на странные манёвры хозяина. Чувство опасности так же быстро ушло, как и появилось.
— Старею, — с досадой подумал охотник и смачно сплюнул на камни.
— Неужели я чем-то прогневил богов, но чем? — не отпускала его тревожная мысль.
Уже не в первый раз эта тень, эта тревога донимали его, заставляя снова и снова задуматься над этими странными знаками Судьбы. Но как ни старался, Гон не мог найти ответа. И это его очень удручало. Правда был один намёк, указующий на недовольство богов, но Гон старательно гнал его от себя. Этот намёк он увидел недавно во сне. За свою немалую и трудную жизнь Гон не видел ничего страшнее и омерзительнее. Старуха Сека, колдунья племени, тянула к нему свои скрюченные пальцы, скалила в ухмылке кривые жёлтые зубы и шептала:
— Мой, мой, мой...
В ту страшную ночь Гон уже больше не смог заснуть. Он долго лежал, перебирая в памяти события последних дней и никак не находил ответа, не понимал смысла увиденного. Даже выискивая в памяти давно ушедшее и подзабытое, он всё равно не видел связи своей жизни с этим видением.
А связь была. Сейчас он отчётливо это понял. Ничего в этой жизни не бывает просто так. Гон верил знакам Судьбы, не отмахивался ни от малейшего их намёка, всегда следовал этим указаниям. И, слава богам, дожил до почтенного возраста, всё ещё оставаясь лучшим охотником. Молодые поглядывали на него с почтением, ровесники — с завистью, а многие женщины племени — с тайным и даже открытым вожделением. Гон давно уже жил бобылём, схоронив жену и переженив сыновей. В общем, он был доволен Судьбой, но эта тень...
День пролетел незаметно в мелких хлопотах и обычной суете. Сегодня охотники оставались дома, занимаясь плетением сетей, отладкой капканов, заточкой оружия. В этой привычной рутине тревоги Гона отступили на задний план и почти забылись. Но только почти. Наступившая ночь расставила всё по своим местам. Гон вновь увидел во сне её. Старуха, как и в прошлый раз, нависла над ним мрачной тенью, протянула к нему руки и с шипением прошептала:
— Срок настал, срок настал, срок настал...
Гон вскочил весь в холодном поту. Сердце его стучало, как бубен колдуньи, и никак не хотело угомониться. Фраза «Срок настал» эхом отзывалась в его мозгу.
— Да, похоже, срок настал, — обречённо повторил вслед за старухой Гон, решительно встал и шагнул в темноту ночи. Хижина колдуньи стояла обособленно на другом краю селения. Тяжело переставляя, вдруг ставшие непослушными, ноги, охотник упрямо продвигался к неизбежности. Он твёрдо верил, что Судьба его не оставит. Полная тишина окружала Гона, даже лягушки смолкли. Только вязкая гнетущая тишина.
Решительно толкнув дверь, Гон тёмной громадой ввалился в хижину колдуньи. Старуха сидела, склонившись над слабым пламенем жировика, и что-то бормотала, выводя пальцами в воздухе странные знаки.
— Колдует, — догадался Гон и тут же хрипло выкрикнул:
— Ты звала? Я пришёл.
Колдунья вздрогнула и подслеповато уставилась на дверь.
— Кто здесь? — прошипела она.
— Это я, охотник Гон. Пришёл по твоему зову.
Преодолевая предательскую слабость в ногах и тошнотворный запах чеснока с травами, мужчина медленно приблизился к остолбеневшей колдунье.
— Боги, не покиньте меня, укрепите мой дух и чресла, — мысленно взмолился Гон и тут же повалил старуху на лежанку.
— Я никого не звала, — услышал охотник сиплый шёпот, но ему уже было не до того.
— Боги, укрепите меня, — продолжал он взывать к небесам, освобождая старуху от одежды.
Вот наконец под одеждами появилось морщинистое ссохшееся тело колдуньи. О, это было то ещё зрелище. Кожа бледно отсвечивала в полумраке, длинные сиськи лежали на животе, а тёмные с проседью заросли густой копной виднелись между ног.
Собрав всю волю в кулак, разъярив свой немалых размеров член, Гон вогнал его в перекошенную старухину пещеру.
— А-а-а-ах, — послышался протяжный скулящий вой.
Больше колдунья не издала ни единого звука. Закрыв глаза и стиснув челюсти до хруста зубов, охотник стал остервенело вколачивать свой кол в податливое лоно старухи. Периодически он подбадривал себя всеми заклинаниями, какие только знал, не забывая шёпотом наставлять себя:
— Только не останавливайся, только не останавливайся...
Сколько длилось это безумие, Гон и сам бы не смог сказать. Но постепенно он начал выдыхаться и наконец, рыкнув по-звериному, исторг из себя весь свой запас семени. Полежав на старухе некоторое время и кое-как угомонив дикое сердцебиение, мужчина поднялся и глянул колдунье в лицо. На него не мигая смотрели два остекленевших глаза. Губы колдуньи растянулись в последней предсмертной улыбке, да так и застыли. Казалось, даже морщины лица распрямились в этой вечной гримасе.
Гону стало трудно дышать, ледяные пальцы страха всё сильнее сжимали его горло, пробираясь дальше внутрь груди. Отчаянным движением он скинул с себя оцепенение, накрыл покойную тряпками и опрометью бросился бежать вон из избушки. Подальше от этой застывшей улыбающейся маски.
Оставшуюся часть ночи страдалец провёл в полусне-полубреду, и лишь первые лучи солнца принесли ему хоть какое-то облегчение. Быстро собрав снасти, Гон отправился в лес на промысел. Как можно глубже в лес, подальше от этой хижины, от этих жутких воспоминаний. Привычная обстановка постепенно успокоила охотника, позволила хоть на время забыть ночные ужасы. Охота на удивление ладилась, и к вечеру в сумке охотника был один заяц и два тетерева. Возвращаясь к селению от первого же встречного мальчишки Гон услышал весть о смерти колдуньи, о том, что её место заняла преемница колдуньи Чара, моложавая и очень подвижная женщина с огромными чёрными глазами и совершенно белыми волосами.
На другой день колдунью отпевали и провожали в страну предков. После проводов новая колдунья, проходя мимо Гона, вдруг остановилась, пристально посмотрела на него, оценивающе смерила взглядом с головы до ног, но так и не сказав ни слова, пошла своим путём.
А на следующее полнолуние Чара вновь остановилась возле Гона, ещё раз пристально посмотрела на него, заглядывая казалось в самую глубину его души. Затем загадочно улыбнулась и велела с наступлением темноты зайти к ней в хижину.
И снова, как в ту злополучную ночь, липкие пальцы страха потянулись к горлу охотника. Гон совершенно отчётливо понял, что ещё ничего не закончилось...
Часть 2
Дождавшись ночи, Гон обречённо побрёл к хижине колдуньи, но перед входом остановился и никак не мог заставить себя отворить дверь. Образ покойной колдуньи Секи стоял перед глазами, пугая его и не позволяя войти.
Но дверь вдруг сама отворилась, и новая колдунья Чара, взяв охотника за руку, ввела его внутрь.
Здесь внутри всё настолько переменилось, что Гон не узнавал жилище. Несколько фитилей ярко освещали пространство, позволяя увидеть украшенные шкурами стены и просторную красивую лежанку. В дальнем углу догорал очаг, над которым висел большой горшок с чем-то вкусно пахнущим. У противоположной стены на вешалах сушились пучки трав, наполнявшие воздух лесными ароматами. Широкая скамья и столик дополняли обстановку. От всего этого так веяло домашним теплом и уютом и так это было не похоже на то, что было в прошлый раз, что Гон даже растерялся.
Чара указала ему на скамью и уселась рядом. Помолчали. Глянув испытующе на гостя, колдунья наконец заговорила.
— Надеюсь, ты не забыл, как я попала в ваше племя? Колдунья Сека приютила меня, пришлую, и сделала своей помощницей. Она сразу почувствовала мои скрытые возможности и отстояла моё прибывание в племени. Ведь Сека уже была стара, время её уходило и заставляло спешить с преемницей.
Теперь я говорю с Духами племени, они признали меня и благоволят в делах.
Не бойся меня, Гон, я хочу, чтобы мы стали друзьями. Мне нужен союзник из местных для укрепления моих позиций. Тебя я давно приглядела и старалась приворожить к себе, но похоже, что-то пошло не так — я ещё не всегда правильно рассчитываю свои силы. Вот и с тобой немного напутала, направив твои мысли в сторону старухи.
Но и ты меня сумел удивить, когда посетил Секу. Такой развязки событий я не ожидала. Правда никто, кроме меня, не догадывается о том, что там случилось. Ладно, что было, то прошло и больше не вернётся. Забудем о прошлом.
Ты мне нравишься, Гон. Согласен ли ты на наш союз, нашу дружбу?
Обескураженный Гон не знал, что и ответить. Мысли его метались в разные стороны, не давая быстрого ответа. Значит это она всё подстроила, загнав его в ловушку? Тогда она очень сильная колдунья и опасный человек, с ней нужно быть поосторожнее.
Чара заметила колебания своего гостя и не торопила его с ответом. Она просто смотрела на очаг и молчала. Молчал и Гон, приходя в себя.
Время шло, молчание становилось всё более вязким и гнетущим.
Первой встрепенулась колдунья. Чуть приобняв охотника, она быстро и с жаром заговорила:
— Поверь, Гон, мне очень трудно здесь одной. Многие в племени недоверчиво смотрят на меня. Мне нужно укрепить свои позиции, не могу я быть одной против всех. Ведь я желаю племени только добра. Помоги мне, прошу тебя.
И опасная колдунья просто разревелась на плече будущего друга, хотя сам будущий друг ещё не догадывался об этом. Не мог он, как колдунья, заглядывать вперёд. Чара же твёрдо верила, что не ошиблась в своём выборе. Сердце точно подсказывало, что пути её и охотника скоро сойдутся.
— Теперь иди и хорошенько всё обдумай, жду тебя в это же время через две ночи, — сказала посерьёзневшая колдунья и быстро выпроводила гостя за дверь.
Озадаченный Гон постоял ещё за дверью да и побрёл к своей хижине.
Последующие два дня чем бы Гон ни занимался, он вспоминал в подробностях ту вечернюю встречу и наказ колдуньи, идти и хорошенько всё обдумать. Он и думал, но не об этом загадочном разговоре, а просто ещё раз прогонял в памяти свою жизнь; вспоминал ушедшую в мир предков жену, радовался за обустроенность сыновей, которые последнее время совсем перестали его навещать. Согласно своим мыслям Гон то улыбался, то хмурился, то досадливо взмахивал рукой. Ох, уж эти мысли, никуда от них не деться.
Так толком и не определившись с их будущими отношениями, Гон повторно пришёл к колдунье. Но к его немалому удивлению и облегчению всё как-то постепенно и незаметно решилось само собой. Улыбающаяся Чара, встретив гостя, тут же усадила его за стол и поставила перед ним полную миску горячей похлёбки. Варево было непривычным, но вкусным. Однако в нём явно недоставало вкуса птицы или зайчатины. Охотничий ум отметил, что надо бы иногда приносить колдунье мелкой дичи для похлёбки.
После еды Чара ни о чём серьёзном не спрашивала, как будто всё между ними и так уже было решено, а просто тараторила о разных событиях минувших дней. Угли в очаге весело подмигивали Гону, а густой запах трав и сытый желудок создавали хорошее настроение. Чара прислонилась к своему гостю, положила голову ему на плечо и легонько поглаживала по руке. Это почему-то не вызывало у Гона отторжения и воспринималось как должное. Стало жарко, и ему пришлось скинуть куртку. То же самое вслед за ним сделала и хозяйка, ещё теснее прижавшись к мужчине. Теперь уже он поглаживал женщину по спине и по голове, перебирая пушистые волосы.
Неожиданно для самого себя, в порыве нежности, Гон крепко прижал к себе Чару.
— Какая она ещё молодая и упругая, я уже подзабыл, какими бывают молодые женщины.
Однако Чара со смехом вывернулась из мужских объятий и тут же потянула Гона к лежанке. Это тоже не вызвало у него особого удивления, поскольку душа его уже была наполнена нежностью, а тело — горячим желанием слияния с этой женщиной. И продолжение не заставило себя долго ждать. Скинув с себя остатки одежды, двое сцепились крепкой хваткой, начав первый акт слияния. Этот акт был сумбурным и безалаберным, жёстким и бескомпромиссным, с единой целью — прийти скорее к сладкому финишу. Однако чуткая женщина не теряла бдительности и при первых же признаках спазмов, ловко выбралась из-под мужчины, успев шепнуть, мол меня нельзя орошать, я же колдунья, а не рядовая женщина. Пришлось Гону заканчивать процесс в одиночку.
Затем Чара сама увела напарника в дальний угол хижины и омыла из кувшина его натруженный конец. После оба долго лежали и нежились в объятиях друг друга.
— Странно, — размышлял про себя Гон, — она же молодая, годится мне в дочери, но у меня такое чувство, будто мы предназначены друг другу.
А колдунья молчала и улыбалась, довольная тем, что предвиденное ею полностью воплощалось в жизнь.
Второе их слияние совсем не походило на первое и было в меру горячим и рассудительным, спокойным и темпераментным. Напарники не спешили, стараясь подольше насладиться друг другом, поделиться телесным теплом. Их движения не были шумным водопадом, но были течением полноводной реки. И это течение плавно принесло их ко второму финишу.
Далеко за полночь покинул Гон жилище колдуньи, пообещав хранить от других их общую тайну.
— Вот мы и заключили наш союз, — ухмылялся Гон по дороге домой, — больше здесь не в чем сомневаться и не о чем рассуждать.
— Да, хорошее сегодня утро, — подумал Гон, сладко потягиваясь. Однако тут же насторожился. Тревожное чувство холодными щупальцами коснулось его души. В воздухе едва ощутимо повеяло чесночным запахом. Почти не заметная серая тень нависла над Гоном сзади.
Организм тренированно откликнулся на чувство опасности выбросом крови в члены. Гон резкими движениями исполнил уход в сторону, сделал бросок вперёд, приземляясь на руки, с переходом в кувырок. Вскакивая, он сразу принял боевую стойку. Большой острый нож поблескивал в его руке. Не многие мужчины племени Гона могли похвастать такой быстрой реакцией. Недаром его считали лучшим бойцом и лучшим охотником.
Но, к удивлению Гона, перед ним никого не было, а зловещая тень как будто растаяла в воздухе. Только преданный четвероногий друг помахивал хвостом, с удивлением поглядывая на странные манёвры хозяина. Чувство опасности так же быстро ушло, как и появилось.
— Старею, — с досадой подумал охотник и смачно сплюнул на камни.
— Неужели я чем-то прогневил богов, но чем? — не отпускала его тревожная мысль.
Уже не в первый раз эта тень, эта тревога донимали его, заставляя снова и снова задуматься над этими странными знаками Судьбы. Но как ни старался, Гон не мог найти ответа. И это его очень удручало. Правда был один намёк, указующий на недовольство богов, но Гон старательно гнал его от себя. Этот намёк он увидел недавно во сне. За свою немалую и трудную жизнь Гон не видел ничего страшнее и омерзительнее. Старуха Сека, колдунья племени, тянула к нему свои скрюченные пальцы, скалила в ухмылке кривые жёлтые зубы и шептала:
— Мой, мой, мой...
В ту страшную ночь Гон уже больше не смог заснуть. Он долго лежал, перебирая в памяти события последних дней и никак не находил ответа, не понимал смысла увиденного. Даже выискивая в памяти давно ушедшее и подзабытое, он всё равно не видел связи своей жизни с этим видением.
А связь была. Сейчас он отчётливо это понял. Ничего в этой жизни не бывает просто так. Гон верил знакам Судьбы, не отмахивался ни от малейшего их намёка, всегда следовал этим указаниям. И, слава богам, дожил до почтенного возраста, всё ещё оставаясь лучшим охотником. Молодые поглядывали на него с почтением, ровесники — с завистью, а многие женщины племени — с тайным и даже открытым вожделением. Гон давно уже жил бобылём, схоронив жену и переженив сыновей. В общем, он был доволен Судьбой, но эта тень...
День пролетел незаметно в мелких хлопотах и обычной суете. Сегодня охотники оставались дома, занимаясь плетением сетей, отладкой капканов, заточкой оружия. В этой привычной рутине тревоги Гона отступили на задний план и почти забылись. Но только почти. Наступившая ночь расставила всё по своим местам. Гон вновь увидел во сне её. Старуха, как и в прошлый раз, нависла над ним мрачной тенью, протянула к нему руки и с шипением прошептала:
— Срок настал, срок настал, срок настал...
Гон вскочил весь в холодном поту. Сердце его стучало, как бубен колдуньи, и никак не хотело угомониться. Фраза «Срок настал» эхом отзывалась в его мозгу.
— Да, похоже, срок настал, — обречённо повторил вслед за старухой Гон, решительно встал и шагнул в темноту ночи. Хижина колдуньи стояла обособленно на другом краю селения. Тяжело переставляя, вдруг ставшие непослушными, ноги, охотник упрямо продвигался к неизбежности. Он твёрдо верил, что Судьба его не оставит. Полная тишина окружала Гона, даже лягушки смолкли. Только вязкая гнетущая тишина.
Решительно толкнув дверь, Гон тёмной громадой ввалился в хижину колдуньи. Старуха сидела, склонившись над слабым пламенем жировика, и что-то бормотала, выводя пальцами в воздухе странные знаки.
— Колдует, — догадался Гон и тут же хрипло выкрикнул:
— Ты звала? Я пришёл.
Колдунья вздрогнула и подслеповато уставилась на дверь.
— Кто здесь? — прошипела она.
— Это я, охотник Гон. Пришёл по твоему зову.
Преодолевая предательскую слабость в ногах и тошнотворный запах чеснока с травами, мужчина медленно приблизился к остолбеневшей колдунье.
— Боги, не покиньте меня, укрепите мой дух и чресла, — мысленно взмолился Гон и тут же повалил старуху на лежанку.
— Я никого не звала, — услышал охотник сиплый шёпот, но ему уже было не до того.
— Боги, укрепите меня, — продолжал он взывать к небесам, освобождая старуху от одежды.
Вот наконец под одеждами появилось морщинистое ссохшееся тело колдуньи. О, это было то ещё зрелище. Кожа бледно отсвечивала в полумраке, длинные сиськи лежали на животе, а тёмные с проседью заросли густой копной виднелись между ног.
Собрав всю волю в кулак, разъярив свой немалых размеров член, Гон вогнал его в перекошенную старухину пещеру.
— А-а-а-ах, — послышался протяжный скулящий вой.
Больше колдунья не издала ни единого звука. Закрыв глаза и стиснув челюсти до хруста зубов, охотник стал остервенело вколачивать свой кол в податливое лоно старухи. Периодически он подбадривал себя всеми заклинаниями, какие только знал, не забывая шёпотом наставлять себя:
— Только не останавливайся, только не останавливайся...
Сколько длилось это безумие, Гон и сам бы не смог сказать. Но постепенно он начал выдыхаться и наконец, рыкнув по-звериному, исторг из себя весь свой запас семени. Полежав на старухе некоторое время и кое-как угомонив дикое сердцебиение, мужчина поднялся и глянул колдунье в лицо. На него не мигая смотрели два остекленевших глаза. Губы колдуньи растянулись в последней предсмертной улыбке, да так и застыли. Казалось, даже морщины лица распрямились в этой вечной гримасе.
Гону стало трудно дышать, ледяные пальцы страха всё сильнее сжимали его горло, пробираясь дальше внутрь груди. Отчаянным движением он скинул с себя оцепенение, накрыл покойную тряпками и опрометью бросился бежать вон из избушки. Подальше от этой застывшей улыбающейся маски.
Оставшуюся часть ночи страдалец провёл в полусне-полубреду, и лишь первые лучи солнца принесли ему хоть какое-то облегчение. Быстро собрав снасти, Гон отправился в лес на промысел. Как можно глубже в лес, подальше от этой хижины, от этих жутких воспоминаний. Привычная обстановка постепенно успокоила охотника, позволила хоть на время забыть ночные ужасы. Охота на удивление ладилась, и к вечеру в сумке охотника был один заяц и два тетерева. Возвращаясь к селению от первого же встречного мальчишки Гон услышал весть о смерти колдуньи, о том, что её место заняла преемница колдуньи Чара, моложавая и очень подвижная женщина с огромными чёрными глазами и совершенно белыми волосами.
На другой день колдунью отпевали и провожали в страну предков. После проводов новая колдунья, проходя мимо Гона, вдруг остановилась, пристально посмотрела на него, оценивающе смерила взглядом с головы до ног, но так и не сказав ни слова, пошла своим путём.
А на следующее полнолуние Чара вновь остановилась возле Гона, ещё раз пристально посмотрела на него, заглядывая казалось в самую глубину его души. Затем загадочно улыбнулась и велела с наступлением темноты зайти к ней в хижину.
И снова, как в ту злополучную ночь, липкие пальцы страха потянулись к горлу охотника. Гон совершенно отчётливо понял, что ещё ничего не закончилось...
Часть 2
Дождавшись ночи, Гон обречённо побрёл к хижине колдуньи, но перед входом остановился и никак не мог заставить себя отворить дверь. Образ покойной колдуньи Секи стоял перед глазами, пугая его и не позволяя войти.
Но дверь вдруг сама отворилась, и новая колдунья Чара, взяв охотника за руку, ввела его внутрь.
Здесь внутри всё настолько переменилось, что Гон не узнавал жилище. Несколько фитилей ярко освещали пространство, позволяя увидеть украшенные шкурами стены и просторную красивую лежанку. В дальнем углу догорал очаг, над которым висел большой горшок с чем-то вкусно пахнущим. У противоположной стены на вешалах сушились пучки трав, наполнявшие воздух лесными ароматами. Широкая скамья и столик дополняли обстановку. От всего этого так веяло домашним теплом и уютом и так это было не похоже на то, что было в прошлый раз, что Гон даже растерялся.
Чара указала ему на скамью и уселась рядом. Помолчали. Глянув испытующе на гостя, колдунья наконец заговорила.
— Надеюсь, ты не забыл, как я попала в ваше племя? Колдунья Сека приютила меня, пришлую, и сделала своей помощницей. Она сразу почувствовала мои скрытые возможности и отстояла моё прибывание в племени. Ведь Сека уже была стара, время её уходило и заставляло спешить с преемницей.
Теперь я говорю с Духами племени, они признали меня и благоволят в делах.
Не бойся меня, Гон, я хочу, чтобы мы стали друзьями. Мне нужен союзник из местных для укрепления моих позиций. Тебя я давно приглядела и старалась приворожить к себе, но похоже, что-то пошло не так — я ещё не всегда правильно рассчитываю свои силы. Вот и с тобой немного напутала, направив твои мысли в сторону старухи.
Но и ты меня сумел удивить, когда посетил Секу. Такой развязки событий я не ожидала. Правда никто, кроме меня, не догадывается о том, что там случилось. Ладно, что было, то прошло и больше не вернётся. Забудем о прошлом.
Ты мне нравишься, Гон. Согласен ли ты на наш союз, нашу дружбу?
Обескураженный Гон не знал, что и ответить. Мысли его метались в разные стороны, не давая быстрого ответа. Значит это она всё подстроила, загнав его в ловушку? Тогда она очень сильная колдунья и опасный человек, с ней нужно быть поосторожнее.
Чара заметила колебания своего гостя и не торопила его с ответом. Она просто смотрела на очаг и молчала. Молчал и Гон, приходя в себя.
Время шло, молчание становилось всё более вязким и гнетущим.
Первой встрепенулась колдунья. Чуть приобняв охотника, она быстро и с жаром заговорила:
— Поверь, Гон, мне очень трудно здесь одной. Многие в племени недоверчиво смотрят на меня. Мне нужно укрепить свои позиции, не могу я быть одной против всех. Ведь я желаю племени только добра. Помоги мне, прошу тебя.
И опасная колдунья просто разревелась на плече будущего друга, хотя сам будущий друг ещё не догадывался об этом. Не мог он, как колдунья, заглядывать вперёд. Чара же твёрдо верила, что не ошиблась в своём выборе. Сердце точно подсказывало, что пути её и охотника скоро сойдутся.
— Теперь иди и хорошенько всё обдумай, жду тебя в это же время через две ночи, — сказала посерьёзневшая колдунья и быстро выпроводила гостя за дверь.
Озадаченный Гон постоял ещё за дверью да и побрёл к своей хижине.
Последующие два дня чем бы Гон ни занимался, он вспоминал в подробностях ту вечернюю встречу и наказ колдуньи, идти и хорошенько всё обдумать. Он и думал, но не об этом загадочном разговоре, а просто ещё раз прогонял в памяти свою жизнь; вспоминал ушедшую в мир предков жену, радовался за обустроенность сыновей, которые последнее время совсем перестали его навещать. Согласно своим мыслям Гон то улыбался, то хмурился, то досадливо взмахивал рукой. Ох, уж эти мысли, никуда от них не деться.
Так толком и не определившись с их будущими отношениями, Гон повторно пришёл к колдунье. Но к его немалому удивлению и облегчению всё как-то постепенно и незаметно решилось само собой. Улыбающаяся Чара, встретив гостя, тут же усадила его за стол и поставила перед ним полную миску горячей похлёбки. Варево было непривычным, но вкусным. Однако в нём явно недоставало вкуса птицы или зайчатины. Охотничий ум отметил, что надо бы иногда приносить колдунье мелкой дичи для похлёбки.
После еды Чара ни о чём серьёзном не спрашивала, как будто всё между ними и так уже было решено, а просто тараторила о разных событиях минувших дней. Угли в очаге весело подмигивали Гону, а густой запах трав и сытый желудок создавали хорошее настроение. Чара прислонилась к своему гостю, положила голову ему на плечо и легонько поглаживала по руке. Это почему-то не вызывало у Гона отторжения и воспринималось как должное. Стало жарко, и ему пришлось скинуть куртку. То же самое вслед за ним сделала и хозяйка, ещё теснее прижавшись к мужчине. Теперь уже он поглаживал женщину по спине и по голове, перебирая пушистые волосы.
Неожиданно для самого себя, в порыве нежности, Гон крепко прижал к себе Чару.
— Какая она ещё молодая и упругая, я уже подзабыл, какими бывают молодые женщины.
Однако Чара со смехом вывернулась из мужских объятий и тут же потянула Гона к лежанке. Это тоже не вызвало у него особого удивления, поскольку душа его уже была наполнена нежностью, а тело — горячим желанием слияния с этой женщиной. И продолжение не заставило себя долго ждать. Скинув с себя остатки одежды, двое сцепились крепкой хваткой, начав первый акт слияния. Этот акт был сумбурным и безалаберным, жёстким и бескомпромиссным, с единой целью — прийти скорее к сладкому финишу. Однако чуткая женщина не теряла бдительности и при первых же признаках спазмов, ловко выбралась из-под мужчины, успев шепнуть, мол меня нельзя орошать, я же колдунья, а не рядовая женщина. Пришлось Гону заканчивать процесс в одиночку.
Затем Чара сама увела напарника в дальний угол хижины и омыла из кувшина его натруженный конец. После оба долго лежали и нежились в объятиях друг друга.
— Странно, — размышлял про себя Гон, — она же молодая, годится мне в дочери, но у меня такое чувство, будто мы предназначены друг другу.
А колдунья молчала и улыбалась, довольная тем, что предвиденное ею полностью воплощалось в жизнь.
Второе их слияние совсем не походило на первое и было в меру горячим и рассудительным, спокойным и темпераментным. Напарники не спешили, стараясь подольше насладиться друг другом, поделиться телесным теплом. Их движения не были шумным водопадом, но были течением полноводной реки. И это течение плавно принесло их ко второму финишу.
Далеко за полночь покинул Гон жилище колдуньи, пообещав хранить от других их общую тайну.
— Вот мы и заключили наш союз, — ухмылялся Гон по дороге домой, — больше здесь не в чем сомневаться и не о чем рассуждать.
